Гудвин оглядел зрителей, ожидая, что сейчас и дети, и взрослые начнут тыкать пальцами и смеяться, указывая этому наглецу-манернику на все его недоработки, но с раздражением отметил лишь улыбки на раскрасневшихся от холода лицах и восхищенно взирающие на представление глаза.

«Видимо, у них всех беда со зрением, а очки они забыли дома. Но, быть может, там, где их подвели глаза, их уши явят им суть шарлатанства Шапиро?»

– Хм… так я и думал… – проворчал Гудвин, с презрением слушая очередную заигравшую мелодию, как только декорации переменились. – Музыка повторяется! Плохой пюпитр – очень плохой пюпитр… Он не удосужился написать музыку отдельно к каждой из сцен. Повторы – признак бездарности и дурачины! Верх непрофессионализма…

Но и повторяющиеся мелодии нисколько не смутили зрителей.

«Ну что за непритязательная публика? – возмутился кукольник Гудвин. – Не видят, не слышат. Что ж, ладно. Но что они скажут о сценарии? Плохую пьесу от хорошей отличит даже пьяная крыса из портового кабака…»

– Бездарно, – заметил Гудвин. – Никчемная пьеска. Глупые реплики. Лишние персонажи…

Он повернул голову и ткнул тростью стоявшего рядом пухлого мальчика, завороженно следившего за представлением.

– Эй ты, толстяк!

Мальчик недоуменно обернулся к окликнувшему его господину и вздрогнул – настолько жутко тот выглядел.

– Тебе нравится это глупое представление?

– Что?

– Представление нравится, толстяк? Отвечай.

Мальчик открыл рот, но не для того, чтобы ответить. Губы его задрожали, и он заплакал.

– Вот и я говорю: гадость. Шапиро – бездарь и картонщик, каких поискать. Знаешь, что я говорю о таких, толстяк? Я говорю о таких: «Фу!» Он что, не понимает, как глупо выглядит? Неужели он полагает, что никто не видит: Маленький Джек и Боб-хромоножка исполняют одну и ту же роль – без какой-либо из этих кукол пьеса бы только выиграла. Да и Крампус заметно переигрывает. Ты согласен?

Мальчик, вытирая слезы кулачками, скрылся в толпе, торопясь сбежать от этого злого господина.

Ну а кукольник Гудвин продолжил негодовать:

– Так испортить «Мешок Крампуса»… Ну ничего, Шапиро, я преподам тебе несколько уроков кукольного мастерства и цеховых манер. Что?! – воскликнул он вдруг. – Вы видели?! Нет, ну вы видели?! Он задел сундук! Задел локтем сундук!..

***

Колеса скрипели. Мистер Шапиро вошел в Заплатный переулок.

Кукловод больше не походил на того великолепного господина, который каких-то полчаса назад давал представление на праздничной ярмарке. Цилиндр-башня исчез в сундуке, как и маска. От театрального образа остались лишь длинные, торчащие в стороны усы. Вся таинственность господина Шапиро развеялась, стоило лишь переменить костюм. Теперь это был обычный человек в залатанном пальто, дырявом шарфе и засаленном котелке. Озябшие руки в перчатках-митенках сжимали ручку сундука на колесах, пухлый нос раскраснелся, на синих губах был снег.

Он кряхтел и морщился, из горла лез сухой кашель.

Представление имело определенный успех, но это была лишь первая постановка из тех, что он запланировал. На очереди – Скверный сквер, где располагалась одна из самых больших ярмарок в Тремпл-Толл. А после него – Пыльная площадь, Поваренная, Чемоданная и Неми-Дрё.

Если все пройдет как надо, то денег хватит, чтобы незадолго перед полуночью дать представление в самом пассаже Грюммлера – кукловод знал, что его туда пустят только в том случае, если он преподнесет парочку подарков господину смотрителю пассажа и тамошнему полицейскому.

Мистер Шапиро прикинул в уме, сколько он выручил с прошлого представления, и улыбнулся – сейчас он доберется до сквера и купит сочную, дымящуюся сосиску и большую кружку клюквенного грога. От мысли об обеде на душе потеплело.

– И не забыть попробовать имбирный пряник… – пробормотал он себе под нос. – Они выглядят очень вкусными…

– Они и на вкус очень… вкусные, – раздался скрежещущий голос за спиной, и мистер Шапиро обернулся.

В нескольких шагах от него стоял высокий господин в двууголке и носатой маске. На поводке он держал… – мистер Шапиро сперва не поверил своим глазам! – блоху в вязаном костюмчике.

– Вот только вы не попробуете имбирный пряник, Шапиро, – добавил человек в маске.

– Мы знакомы? – испуганно спросил мистер Шапиро.

– Я знаком… – сказал человек в маске, – с вашим кошмарным представлением, которое вы осмелились показать на площади Семи Марок.

– Кошмарным?

– Вы все безнадежно испортили, Шапиро. Вам должно быть очень стыдно.

– Что? Но почему?! Зрителям понравилось…

– Зритель глуп. Он слеп и глух. Но я нет. Вы нанесли мне глубокую рану своей бездарностью. То, как вы изобразили «Мешок Крампуса», – это худшее кукольное представление, которое я видел за последний год.

– Я сожалею. Мне очень жаль, что вам не понравилось…

– Сожалениями не отделаетесь, Шапиро.

Усатый кукловод развернулся, намереваясь уйти, но дорогу ему преградили двое. Люди в черных пальто и котелках, скрывающие лица под шарфами и защитными очками с темными стеклами, возникли словно из-под земли. И как они так бесшумно подкрались?!

– Дайте пройти!

– Никуда вы не пойдете, – сказал человек в маске, и тут один из черных господ ударил Шапиро. Неожиданно и резко. Прямо в живот.

Мистер Шапиро согнулся пополам, и на него обрушился настоящий град ударов. Один сломал ему нос, другой – разбил губу.

Кукловод рухнул в снег, но жестокое избиение не прекратилось. Он пытался ползти, но цепкие руки в черных перчатках схватили его за шиворот.

– Пощадите… – хрипел мистер Шапиро. – Я ничего не сделал…

Очередной удар в лицо оборвал его мольбы. На снег брызнула кровь.

– Конец первого действия! – провозгласил наблюдавший за избиением человек в маске. – Начинается второе действие, которое называется: «Бездарные поделки»!

Облаченные в черное господа оставили корчащегося на земле Шапиро и взялись за его сундук. Они быстро и умело разломали балаганчик, принялись ломать его маленьких деревянных жителей.

– Нет… только не куклы… Не трогайте моих детей!

Но люди в черном не знали жалости. Одна за другой разломанные и искореженные куколки падали в снег. Слезы смешались с кровью. Шапиро полз по земле к своим уничтожаемым артистам…

– Постойте! – велел вдруг человек в маске, подойдя к месту кукольного убийства. Он протянул руку, и один из его пособников передал ему марионетку, с которой уже собирался разделаться. Это был Человек-в-красном.

– Он мне нравится, – сказал человек в маске, засунув куклу в карман пальто. – Заберу его с собой. Заканчивайте, мистер Паппи.

Один из пособников кивнул. В его руках появился коробок спичек.

– Умоляю… не надо…

Спичка чиркнула, и обломки балагана вместе с деревянными трупиками загорелись. Огонь пополз по разорванным задникам, краска на них трескалась и пузырилась. Одежонки марионеток горели, как старые газеты…

Человек в маске навис над Шапиро. Его блоха приблизилась вплотную к окровавленному лицу избитого кукловода и распахнула пасть, полную длинных игольчатых зубов; между ними натянулись тонкие нити слюны…

– Пощадите…

– Вы не из этих мест, Шапиро, – сказал человек в маске; в черных прорезях для глаз не было и намека на, собственно, глаза. – Вы приехали сюда со своим ящиком из какой-то глуши и не знаете, что здесь уже в самом разгаре другая пьеса. Ваша глупая постановка – не чета этой пьесе. Здесь идет сложная игра, до которой вы бы никогда не додумались, которую вы ни за что не смогли бы провернуть. Эта пьеса состоит из множества других пьес. Это как заглянуть за двойное дно и обнаружить там третье. Мои нити протянулись над всем Тремпл-Толл, и мои куклы живут и умирают по-настоящему. Я не потерплю, чтобы кто-то, вроде вас, заявлялся сюда и мешал моей игре. Вы ничего не знаете о настоящем искусстве кукловода. Вы – жалкий ремесленник, Шапиро, который думает, что, раз он научился кое-как дергать своих болванчиков за ниточки, то он познал марионеточное мастерство.