У него больше не было отца. Некому было разделить его боль.

Я могла бы стать этим человеком для него сегодня вечером. Он нуждался в этом от меня. Я не могла отдать ему свое сердце, поэтому этого было бы достаточно.

Когда взойдет солнце, все это станет сном.

Поэтому я молилась богу и умоляла его удержать тьму как можно дольше. Чтобы наши звезды продолжали сиять, а дождь лил как из ведра… чтобы у меня было время попрощаться.

Ахилл

Кареса превратилась в статую в моих руках. Я был взволнован, когда обнажил свой стыд. Мой отец всегда говорил мне, что я не был дураком, что моя слабость в академических науках не определяла ни меня, ни насколько я был умен. Но я был уверен, что он говорил это только для того, чтобы я почувствовал себя лучше.

Я не был таким как все. Учителя, и даже король, позаботились о том, чтобы я это знал.

— Он предназначен не для науки, а для полей, — говорил король Санто моему отцу.

Я всегда находил странным то, что мог использовать руки, чтобы создать вино, но в ту же минуту, когда пытался держать карандаш или ручку, мои пальцы не слушались.

Я даже не мог написать свое имя.

— Когда… я смотрю на слова на странице, они не имеют смысла. Линии расплываются, а буквы скачут, — у меня перехватило дыхание. — Мои глаза не видят того, что видят другие, когда они читают. Мой мозг не функционирует, как у всех остальных.

Я рассмеялся невеселым смехом.

— Я говорил о Платоне и книгах Толкина, но я не осилил больше пары страниц в своей жизни. Мои глаза устают от попыток расшифровать каждое слово, и я так расстраиваюсь, что мне приходится бросать, — я вздохнул, мой желудок сжался. — Может я просто тупой, вот и все. Может учителя и король Санто были правы — учеба не для меня.

Услышав мои слова, Кареса вскинула голову. Ее кожа все еще была покрасневшей после нашего занятия любовью. Но ее мягкое выражение лица сменилось таким суровым, что это застало меня врасплох

— Они были неправы, — сказала она. — Они все были так сильно неправы, что это приводит меня в бешенство.

Я удивленно заморгал.

Кареса выскользнула из моих рук, перевернулась на живот и сложила свои руки на мой торс.

— Ахилл, ты не дурак. Достаточно побыть с тобой несколько минут, чтобы увидеть, что ты один из самых ярких и очень талантливых людей на всей земле, — она закрыла глаза, успокаивая себя.

Я не отрывал своего взгляда от нее, пока ее комплимент просачивался в мои кости.

Она открыла свои глаза.

— Я недостаточно квалифицирована. У меня нет официальных бумаг, чтобы диагностировать тебя. Но думаю, что у тебя дислексия и, возможно, диспраксия. Эти два понятия обычно идут рука об руку. — Ее глаза сузились. — Итак, давай проясним одну вещь. Ты не тупой. Твой словарный запас обширен, твое понимание любой заданной темы обширно и обоснованно. Ты не глуп, Ахилл, и ты недооцениваешь себя, позволяя этой лжи пустить корни.

— Что такое дис… дис… — я покачал головой, не в силах повторить название.

— Дислексия — это когда мозг изо всех сил пытается связать слова. Это не редкость, и в этом могут оказать огромную помощь специализированные персональные программы. Диспраксия имеет много форм. Это когда некоторые из двигательных навыков не так сильны, как другие. Возможно, именно поэтому тебе трудно держать ручку, но ты можешь легко держать поводья и делать вино. Здесь нет четкой схемы. Все люди разные. Некоторые задачи, которые ты считаешь трудными, даются легко; в то время другие — простые задачи, — могут казаться самыми сложными в мире.

— Мне так же трудно разливать вино по бутылкам. Больше ничего, но я испытываю трудности, когда дело доходит до розлива, — застенчиво признался я. — Маленькие детали, которые используются в этом процессе, мне трудно контролировать.

Кареса кивнула, будто это имело смысл. Ничто из этого никогда не имело для меня смысла, но она поняла мою проблему за считанные секунды.

— Это может быть не понятно, но давай я попробую объяснить. Представь себе, что обычный путь к чему-то заблокирован упавшими ветками. Нам просто необходимо найти другой путь, и его возможно найти, каким бы он ни был, — она сжала свои губы, выглядя такой восхитительно свирепой. — Я не позволю тебе думать о себе, как о недостойном или неполноценном. Ты не такой. Я не хочу это принимать, и ты не должен принимать себя таким.

Она резко остановилась. Даже мой отец не боролся за меня так сильно. Кареса скользнула своей рукой в мою и соединила наши пальцы. Она казалась очарованной, этим союзом. Она сжала их один раз, затем второй, а потом сказала:

— Позволь мне помочь тебе.

Я замер.

Это предложение привело меня в ужас. Кареса, казалось, каким-то образом была обманута мной; она считала, что я был чем-то большим, чем на самом деле. Я знал, что у нее был опыт в подобных вещах. Но я не хотел, чтобы она видела меня таким, спотыкающимся при чтении и пишущим словно ребенок. Я хотел, чтобы она запомнила меня таким, каким видела меня сейчас.

Я не хотел ее жалости.

Я открыл рот, чтобы поблагодарить ее, но у меня не получилось. Она будто, предвидела мой ответ и поднесла мои пальцы к своим губам. Она скользила своими губами оставляя мягкие поцелуи на каждой моей костяшке и прошептала:

— Пожалуйста, Ахилл. Пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя. Ты дал мне так много. Пожалуйста… позволь мне хотя бы попробовать.

Я подложил себе под голову подушку и закрыл глаза. Я вспомнил отца, сидящего у огня и читающего мне. Я ловил каждое его слово, желая, чтобы когда-нибудь мои глаза скользили по странице, как у него. Желая перенестись в дальние земли и другие миры, сидя у огня с бокалом вина.

Я хотел бы, чтобы это не было так сложно.

— Почему это должно быть так сложно? — спросил я, вздрогнув от смущения, когда понял, что произнес это вслух.

Мой голос дрожал, а мое горло пересохло.

— Что именно? — мягко спросила Кареса.

Я пожал плечами, думая о последних неделях, которые провел со своим отцом, наблюдая, как он исчезает на моих глазах, как мой герой покидает меня день ото дня. Каждый вечер он смотрел на фотографию моей матери, которую я любил, но никогда не знал. И я вспомнил все те вечера, когда он пытался помочь мне читать, но становился беспомощным и расстроенным, когда ничего не получалось.

Пока он не перестал пытаться.

До тех пор, пока я не перестал пытаться.

— Все, — тихо сказал я. — Все просто кажется… таким трудным. Ничего не дается легко.

Мой взгляд переместился на Каресу, обнаженную и лежащую со мной в моей постели, и мне сразу же захотелось опровергнуть свое утверждение. Все, что происходило с ней, сбивало с толку, но в то же время давалось так легко.

Но наша ситуация была непростой. Она выходила замуж за принца. Она вернулась в Италию только для того, чтобы выйти замуж за представителя дома Савона, чтобы занять свое место в качестве следующей «королевы» в так называемом королевском наследии.

Наша ситуация была сложной, но я знал, что влюбиться в нее было бы самой простой вещью в мире.

— Ахилл, — пробормотала Кареса. Она протянула руку и провела ладонью по моей щеке. — Позволь мне немного облегчить тебе задачу. Пожалуйста… Я умоляю, позволь мне. Ты сможешь читать и писать, нам просто нужно найти путь сквозь туман.

Я выглянул в окно и увидел, что дождевые тучи начинают рассеиваться. Грозовое небо расступилось, позволив лучам лунного света затопить виноградные лозы. На темных небесах начали появляться звезды — серебряные искорки в бархатном черном море.

— Даже после сегодняшнего вечера, ты все равно можешь прийти и покататься на Розе, — я вернул свой взгляд к Каресе. — Я вижу страсть на твоем лице, когда ты тренируешься в выездке. Это заставляет тебя светиться. Это радует твое сердце.