Тупая боль образовалась в моей груди при мысли о том, чтобы уйти от нее, от этой ночи. Но было еще хуже, когда я думал о том, что она потеряет радость, которую получала от езды на драгоценной андалузской лошади моего отца. Потеряет улыбку на своем прекрасном лице, когда она танцевала вокруг арены, свободная от всех забот.
— Хорошо, — ответила она.
По грубости ее голоса я понял, что застал ее врасплох. Это было эгоистичное предложение. Потому что не знал, как это произошло так быстро, но я не мог представить, что неделя может пройти без того, чтобы не увидеть Каресу, как она находит меня среди виноградных лоз… Звук ее бега по арене, пока я давлю виноград.
Как бы тяжело это ни было, я мог бы жить, не прикасаясь к ней снова. Я не мог жить без того, чтобы время от времени не видеть ее сияющей улыбки.
— А виноделие? — добавила она.
Мои брови поднялись в удивлении. На ее лице появилось застенчивое выражение.
— Мне еще многое предстоит узнать об этом процессе. Я… я не знаю, заметил ли ты, но я очень люблю твое вино.
Я ничего не мог с собой поделать. Я рассмеялся, и когда она рассмеялась в ответ, мое сердце потянулось к ней еще немного.
— Я заметил, — сказал я, пробегая большим пальцем по ее пухлым губам, пытаясь запомнить, как именно она выглядит в этот момент. — Я знаю, как ты обожаешь мое вино.
— Я обожаю не только твое вино, — прошептала она и ее щеки покраснели.
Я понял, что она не собиралась этого говорить.
Она прижалась лбом к моему животу, затем глубоко вздохнув, подняла глаза.
— Ты позволяешь мне ездить на твоей лошади, позволяешь изучать процесс изготовления твоего отмеченного наградами вина. Пожалуйста, Ахилл. Просто дай мне пару недель, чтобы попытаться помочь тебе с чтением и письмом. Позволь мне показать тебе, что это не безнадежное дело. Просто… для меня. Пожалуйста, если не для себя, сделай это ради меня.
Мой пульс ускорился от нервов и дискомфорта. Она увидит все мои недостатки. Она увидит, что я совершенно безнадежен. Но…
Я решил, что сделаю это ради нее.
Кареса ждала моего ответа, задержав дыхание. С побежденным вздохом, я кивнул, давая ей ответ, который она так хотела получить.
— Спасибо, — прошептала она.
Она подползла ко мне и оставила поцелуй на моих губах. Неожиданный акт любви застал меня врасплох, но недостаточно, чтобы я не ответил. Моя рука легла на ее затылок, когда невинный поцелуй углубился с нашей возрастающей нуждой.
Желая снова обладать ею, желая еще один миг быть соединенным с нею так близко, я перевернул ее на спину, заполняя место где она лежала. Кареса оторвалась от моего рта и посмотрела мне в глаза.
— У нас будет только сегодняшняя ночь.
— Знаю, — я повернулся, чтобы посмотреть в окно, на высокую луну, а после вернулся к ней. — Но ночь еще не закончилась. Солнце еще спит.
Кареса пробежалась своими пальцами по моим волосам.
— Тогда поцелуй меня снова.
Я сделал так, как она просила и даже больше. Я поцеловал каждый дюйм ее тела, гладил каждую прядь волос. Но в этот раз я делал это медленно. Мы наслаждались каждой секундой, никто никуда не спешил.
В конце концов, пришел сон и забрал Каресу. Но не у меня, я крепко прижал ее к своей груди, вдыхая аромат персиков и ванили от ее волос и цветочные ноты ее дорогих духов. Я смотрел, как нежеланное солнце начинает подниматься за далекими зелеными холмами, как птицы поют свои утренние трели. С каждым лучом света, прогоняющим тени из моей спальни, маленькая часть меня умирала.
Я не мог здесь оставаться.
Не мог быть здесь, когда она проснется. Я не хотел видеть ни золотых искорок в ее глазах, о которых я не знал раньше, ни веснушек на щеках, которые становились все заметнее с каждым днем, проведенным со мной под умбрийским солнцем.
Но хуже всего — я не хотел услышать ее прощание.
Конечно, я увижу ее снова, когда пройдет эта ночь. Когда не останется ее запаха на моей коже и свежих воспоминаний о том, как она чувствовалась подо мной, в моей постели, в моих объятиях.
Осторожно, стараясь не разбудить ее, я уложил ее на матрас, натянув одеяло на обнаженную бронзовую кожу, чтобы прогнать утренний холод.
Я надел джинсы и красную фланелевую рубашку. Мне нужен был свежий воздух. Я натянул свои ботинки и вышел наружу. В ту минуту, когда закрыл дверь, я сделал глубокий вдох. Я запрокинул голову, упиваясь рассветом. Пурпурные и розовые цвета прорезали угасающую черноту, звезды были вынуждены лечь спать. Я услышал в отдалении звуки тракторов, которые уже были на полях; для виноделов и фермеров день уже начался. Я встряхнул руками и начал кропотливо застегивать рубашку и джинсы — еще одна простая задача, которая давалась мне не легко.
Десять минут спустя я уже оседлал Нико и, миновав периметр виноградника, вышел на простиравшиеся за ним акры поместья. Я редко покидал безопасность своего дома. Я не мог вспомнить, когда в последний раз делал это. Когда был ребенком, постоянно проводил здесь время, играл на деревьях с моим лучшим другом или ловил рыбу в полностью заполненном искусственном водоеме.
Я подошел к краю другого виноградника и позволил своему взгляду скользить по уже собранным виноградным лозам. Это был один из сортов красного винограда, который использовался для массового производства. Я покачал головой и заставил Нико перейти на рысь. Я и представить себе не мог, чтобы стать таким виноделом. Не быть единым с землей и виноградом.
Я никогда не мог быть таким отстраненным или неблагодарным чему-то в своей жизни.
Эта мысль вызвала в памяти образ принца. Я не говорил с ним уже много лет. Он даже не прибыл на похороны моего отца. За эти годы он превратился из доброго и веселого мальчика в холодного и высокомерного мужчину. Он смотрел свысока на всех в этом поместье. Он смотрел свысока на всю Умбрию. Он игнорировал грубую неопрятную красоту региона в пользу красивых, идеально ухоженных видов Тосканы. Король провел здесь большую часть своих дней. Зено же проводил все свои дни во Флоренции.
Я ничего не знал о деловой стороне «Савона Вайнс». Но я знал, что мое вино имеет важное значение для богатства и статуса королевской семьи в мире виноделия. Мне платили минимальную зарплату, хотя я редко прикасался к тому, что зарабатывал. Я знал, что это ничто по сравнению с прибылью, которую король, а теперь и принц, получат от моей крови, пота и слез. Но я дорожил своим домом, своими лошадьми и своими виноградными лозами. Большая часть того, что я ел, поступала с земли. Мне больше ничего и не нужно было.
По крайней мере, король навещал нас два раза в месяц, прося меня показать ему работу, которую мы с отцом делали. Он сидел со мной и обедал, пока мой отец продолжал свою работу в поле. Он был немногословен, но я не возражал против его компании — он был холоден в поведении, сдержан, но добр. По крайней мере, он заботился о том, чтобы познакомиться со своими сотрудниками, и проявлял интерес к работе, которую мы выполняли на его земле.
Принцу Зено было все равно.
Он не заслуживал владеть этим местом. Он ничего не знал об этой редкой драгоценности, которая ему теперь принадлежала.
Мой разум убеждал меня, что я имел ввиду эти раскинувшиеся виноградники, но мое сердце знало, что я имел ввиду, что-то… точнее кого-то другого. Потому что он так же не заслуживал и ее. Я знал о его репутации. Даже в юношестве он был самоуверенным и высокомерным. Он никогда не узнает, чего стоит Кареса. Она была просто еще одной блестящей игрушкой, которая добавится к его растущей кучке.
Мысль о том, что с ней так обращаются, почти заставила меня закричать от отчаянья.
Она заслуживала большего.
Она заслуживала того, кто любил бы и лелеял ее… Того, кто никогда не расставался бы с ней… даже на мгновение.
Нуждаясь в том, чтобы почувствовать порыв прохладного воздуха на своем лице, я пустил Нико легким галопом. Мы помчались по грунтовой дороге, поднимая за собой все еще мокрую грязь. Мы продвигались вперед, пока не достигли конца длинной дорожки. Я перешел на рысь и увидел, что мы подъехали к ботаническому саду. Теплица за теплицей тянулись по всей длине участка. Нико провел нас мимо ближайшей оранжереи, и внутри я заметил многочисленные ряды розовых кустов — полные белые цветы, гордо стоящие на темно-зеленых стеблях. Эти теплицы обеспечивали свежими цветами как главный дом, так и флориста Савоны в Орвието58.
