— Правда? — с удивлением спросил я, не отважившись думать, что это было правдой.

— Как ты можешь этого не знать? — с удивлением спросила она.

— Потому что это часть процесса меня не интересует. Для меня важно созревание и изготовление вина, а не его продажа.

На лице Каресы отразилось восхищение.

— Знаю, — тихо произнесла она. — Наверное, тогда ты не в курсе, что на фестивале давки вина будет объявлен победитель «Международной премии вина». Ты снова можешь выиграть. Ты не проигрывал уже много лет.

— Король Санто всегда сам принимал поздравления. Я даже никогда не видел наград. Они хранятся в главном доме.

— Ахилл, это просто ужасно, — возмутилась Кареса, и не думаю, что она даже заметила, что снова положила свою руку на мою.

— Я так не думаю. Мне не нравится находиться в центре внимания. Король Санто хорошо с этим справлялся. Принц Зено будет делать это не хуже. Если мое вино снова победит, он может забрать приз себе. А мне будет достаточно знать, что я создаю лучшее вино из всех возможных. Я счастлив проживать тихую, спокойную жизнь, Кареса. Я не был рожден для балов и приемов, толпы зрителей и важных дел, я не могу и представить ничего хуже этого.

Я не хотел ее расстраивать. Но знал, что сделал это, когда Кареса повернула свою голову и указала на другое слово, написанное на бумаге.

— Кареса? — окликнул я, желая узнать, что сделал не так.

Она помахала рукой и улыбнулась. Это было притворство. Я мог видеть, что это была неискренняя улыбка. Было интересно: это и есть идеальная маска Герцогини ди Парма?

Я тут же решил, что если это так, то я предпочитаю свою Каресу.

Ее взгляд устремился к двери амбара, а затем вернулся к листку бумаги.

— Давай продолжим. Я не хочу отнимать слишком много времени от процесса создания твоего изумительного вина.

Шли минуты, и после долгого процесса изучения, какие буквы производили те или иные звуки, я улыбнулся.

— Вино. Это слово «вино».

— Самый легкий путь к учебе — когда предмет связан с учеником. Эти слова привычны для тебя, следовательно, помогают лучше понять правила написания и произношения. Ты всей душой погружен в виноделие, поэтому я решила использовать знакомые для тебя слова.

Моя грудь сжалась, когда я понял, сколько сил и энергии Кареса вложила в эти занятия. Занятия, от которых она ничего не получала взамен.

— Спасибо, — сказал я, зная, что этого слова недостаточно, чтобы описать всю мою благодарность.

Кареса положила передо мной другой листок бумаги и ручку. Два часа спустя я закончил рабочий лист, где мне нужно было обводить контуры букв. Мы прочитали одиннадцать слов, и я стал гордым обладателем iPod.

— Я загрузила туда аудиокниги, так что ты сможешь слушать их перед сном вместе с чтением печатных экземпляров.

Кареса принесла стопку книг и попросила, чтобы каждый вечер я пробовал читать одно или два предложения вместе с аудиокнигой, чтобы одновременно видеть написание слова, которое буду слышать. После этого я должен был проговорить его вслух, и тем самым научусь различать слова глазами, ушами и губами.

— Тут есть голосовое управление, так что ты сможешь просто назвать книгу, а не искать ее по названию. Я расположила их в том же порядке, что и в стопке, что бы ты случайно не прочитал не ту книгу.

По ее словам, на iPod также были загружены все оперные и концертные произведения, которые я только мог себе представить. Она сказала, что его будет легче слушать, работая в поле, чем старый кассетный магнитофон.

Более недели спустя, после нескольких дней интенсивной учебы, она принесла свой ноутбук и загрузила в него еще немного музыки. Когда «Пятая симфония» Бетховена заиграла через портативную колонку, которую она принесла с собой, Кареса повернулась ко мне:

— Ты раньше уже слышал симфонии Бетховена?

— Да, — ответил я, под звуки смутно знакомой музыки.

— Знаешь ли ты, что эта симфония считается лучшей у Бетховена?

Я покачал головой.

Кареса села рядом со мной, пока мы слушали танец струн.

— Я хотела поделится этим с тобой, — она нежно толкнула меня локтем. — Знаю, как ты любишь оперу, но я никогда не слышала, чтобы ты слушал музыку кого-то не из итальянских великих композиторов, — она подмигнула мне. — Некоторые люди могут подумать, что ты испытываешь сильную привязанность к нашим соотечественникам.

Я фыркнул.

— Некоторые люди могут быть правы.

Кареса засмеялась, садкий звук заполнил и комнату, и мои вены.

— Когда я изучала новые методы, которые мы могли бы попробовать, я вдруг вспомнила Бетховена, — она кивнула в сторону колонки. — Он написал девять симфоний. Эта одна из самых сложных, самых выдающихся и самых значимых. Эта работа всей его жизни.

— Она прекрасна, — согласился я.

Кареса повернулась ко мне лицом.

— Бетховен потерял свой слух, Ахилл. Один из самых великих композиторов был глухим. Композитор — человек, который писал музыку, слушал музыку, жил музыкой, потерял самый важный орган чувств в своей работе.

— Это ужасно, — ответил я, качая головой в сочувствии.

— Нет, — решительно сказала она. — В конце концов, это, возможно, было его величайшим благословением. Ахилл, он написал эту симфонию, когда был глухим. Его величайший шедевр был создан без возможности слышать. Разве ты не понимаешь?

Я ждал, затаив дыхание, когда она продолжит:

— То, что бросает нам вызов, то, что разрушает нас, в итоге может оказаться благословлением. Потому что наши неудачи могут сделать из нас великих. Наши самые обычные человеческие невзгоды, могут вселить в нас почти нечеловеческую силу. Наши слабости — это просто неопробованные крылья, которые ожидают, когда мы взлетим.

В течение следующей недели, с каждым выученным новым предложением и записанным новым словом, я слушал симфонию, позволяя словам Каресы звучать в моей голове.

Однажды вечером, когда я пытался читать у камина под звуки Бетховена, играющего на заднем плане, я понял, что методы обучения Каресы работают. Я позволил себе представить будущее, которое она описала мне в тот день у амбара.

И я знал, что она была права. Мои крылья были просто неопробованными, но с каждым днем они все больше становились готовыми лететь.

Лететь к Каресе — женщине, которая быстро становилась моим солнцем…

…к Каресе — женщине, которая освещала мне путь из темноты.

Кареса

— Оно будет с кружевными рукавами, как и все «королевские» подвенечные платья, да? Кружевные рукава, v-образный вырез и шелковая юбка?

Я стояла на высоком подиуме, пока Джульетта — дизайнер моего свадебного платья, снимала мои мерки. Она кружилась вокруг меня подобно циклону, пока измеряла мои ноги, талию, грудь и наконец, мои руки. Когда она закончила, то взяла меня за руки и отвела к столу, по бокам от которого стояли кресла. Она указала на скетчбук, лежащий на столешнице. На первой странице был безупречный дизайн платья моей мечты. На второй ее идеи макияжа и прически. А когда она показала третью страницу, я почувствовала, как в то же мгновение слезы наполнили мои глаза.

— Вуаль вашей мечты, разве нет? — спросила Джульетта по-английски.

С тех пор как она приехала, она настояла на том, чтобы разговаривать со мной по-английски. Она сказала, что ей нужна практика. Я говорила по-итальянски всего несколько недель. И только по телефону с Мариеттой общалась на английском. Было приятно чувствовать, как мой язык обхватывает такие знакомо звучащие слова.

Мой палец пробежался по рисунку, набросанному угольным карандашом, за исключением шелковистых виноградных лоз, нарисованных мерцающим серебром. Вуаль была длиной до пола с длинным шлейфом, точь-в-точь как я всегда мечтала. Спереди она была отделана испанским кружевом, идеально подходящим для церемонии в католическом кафедральном соборе.