— Спасибо.

Тео продолжает идти, а я стараюсь соответствовать его длинным шагам, мое сбивчивое дыхание громче, чем волны на темном берегу.

— Ты упрямая задница! Ты слышал меня? Если ты так меня ненавидишь, зачем тогда спасать меня там?

— Иди спать, — говорит он, когда мы входим в дом.

Мои глаза метают кинжалы, когда он идет к лестнице, даже не взглянув на меня. Я виню вино или, может быть, отсутствие еды, но прежде чем мой разум полностью осознал, что я делаю, один из моих шлепанцев врезается ему в затылок.

Он останавливается, медленно поворачиваясь.

Я качаю головой.

— Не смотри на меня так. Мне все равно, насколько ты отмороженный. Я не ребенок, которым можно командовать. Почему ты был на пляже? Ты следил за мной? Зачем спасать меня? Это потому что ты думаешь, что я твоя игрушка и никому, кроме тебя, не позволено мной манипулировать? Что ж, у меня для тебя новости, Теодор Рид, я не твоя... 

Теодор.

Я сыт по горло этой женщиной, которая разевает свой рот.

Семь недель.

У меня было семь недель спокойствия, но теперь она снова раздражает меня до чертиков, искажая каждое слово своим акцентом «я-чертова-королева». Ее глаза расширяются, когда я преодолеваю расстояние между нами в два быстрых шага. В последний момент она поднимает свои маленькие кулачки, которые не смогут пробить и кусок хлеба. Она не может быть серьезной. Я не собираюсь махаться с ней кулаками. Я беру ее ртом. Как только наши губы встречаются, она втягивает воздух с такой силой, что я удивляюсь, как ее маленькие легкие могут вместить столько воздуха.

Гнев закипает в моих венах. Мне нужно остановиться. Я все понял - она не хочет этого. Она не может этого хотеть. Почему, черт возьми, она не двигается? Не отталкивает меня? Она должна влепить мне пощечину и сказать, чтобы я отвалил.

Теплое тело, от которого я не могу оторвать свой гребаный рот, замирает, когда мои руки накрывают ее лицо. Это, безусловно, самая глупая вещь, которую я когда-либо делал. Ее руки накрывают мои, впиваясь когтями в мою кожу, словно она пытается освободиться от моей хватки, но ее голодный рот умоляет меня продолжать. Почему она целует меня в ответ, словно пытается заползти внутрь меня?

Я ненавижу, что ее вкус утоляет что-то, спрятанное глубоко в темных тенях моего бездушного существа, которое так долго голодало. Я ненавижу, что ее теплое прикосновение похоже на зазубренный нож, пронзающий боль, которую я припрятал до того дня, когда смогу отомстить за нее.

Если мы не остановимся, она может пробудить то, что нельзя оживить. Никогда.

Я ненавижу Нолана за то, что он поселил ее в моем мире. Я ненавижу эту жизнь.

Я. Правда. Блядь. Ненавижу. Эту. Жизнь.

Меня зовут Скарлет Стоун, и я люблю секс. Я считаю, что, если бы все эмоции и разум были вычеркнуты из человеческого существования, ответом на все физические вопросы был бы секс.

А вот этого я точно не ожидала.

От слова, совсем.

Ужин при свечах не был прелюдией или каким-то соблазнением. Я не лгала, когда сказала ему, что хочу человеческого общения. Очевидно, для мужчин человеческая связь - это секс. Так почему же я целую его в ответ, как будто никогда в жизни не хотела ничего большего? Я пропустила ужин. Наверное, из-за неуместного голода. Я планировала полакомиться остатками японского батата, который лежит на верхней полке холодильника. Мой рот, видимо, перепутал его с ямсом.

— Это значит... — Его губы скользят по моей челюсти, когда он шепчет дрожащим голосом, который посылает волны мурашек по моей коже.

Моя голова падает назад, веки тяжелеют.

— Ничего, — шепчу я или действительно стону. Конечно, это ничего не значит, потому что этого не происходит. Боже правый, мое тело сегодня ведет себя неправильно. Его правая рука проскальзывает под мою рубашку.

Только не умоляй, Скарлет.

Я как кошка, тянущаяся к его прикосновению.

Не мурлычь, Скарлет.

Пока тепло его руки не скользнуло по моей плоти, я и не подозревала, как сильно нуждаюсь в этом.

Очень. Очень сильно нуждаюсь.

Мы должны остановиться, и мы это сделаем... как только он доберется до второй базы. Тогда я возьму батат с верхней полки и пожелаю ему спокойной ночи.

— Ох! — я не хотела кричать, но он обошел вторую базу, и я знаю это, потому что он разорвал мои шорты - под разорвал я имею в виду, что пуговица звякнула о кафель, и моя молния больше никогда не будет работать правильно - и его рука погрузилась в мои трусики, пытаясь захватить третью базу. Он не может пропустить ни одной базы.

— Ты... ты пом-мечаешь меня, — протестую я слабым шепотом, пока он сосет и кусает мою шею, словно тоже не ужинал.

— Ты, блядь, сводишь меня с ума, — рычит он мне в шею.

Поправочка. Он был сумасшедшим до меня. Однако, я подожду немного, чтобы доказать это позже.

Два его пальца погружаются в меня, и я забываю о засосах, следах от укусов и японском ямсе. Мои колени забывают о том, что их задача - поддерживать меня на ногах. Мне не нравилось, что его палец достает еду из моего рта. Но его нынешнее местоположение? Мне это очень нравится. Черт бы побрал мои колени за то, что они отказали, потому что это заставило его убрать руку между моих ног, чтобы поддержать меня. Это прискорбно. Полная хрень!

Эта мысль не проходила через мою голову, не так ли?

Меня зовут Скарлет Стоун, и я люблю секс. Я считаю, что, если бы все эмоции и разум были вычеркнуты из человеческого существования, ответом на все физические вопросы был бы секс. Я знаю, что это должна быть и еда, но я сейчас голодна, и все равно я выбираю секс.

Он поднимает меня, и я обхватываю его руками и ногами, когда он снова набрасывается на мой рот. Так глубоко. Так сильно. Так ... гневно.

Он несет меня наверх, к моей кровати, и мы превращаемся в бешеный ураган рвущейся и отбрасываемой одежды. Этот мужчина ненавидит меня. Его прикосновения ничего не скрывают. И как только я прижимаюсь спиной к кровати, он с глубоким рыком погружает в меня свой твердый член, выбивая воздух из моих легких.

Никакого расслабления. Никакой акклиматизации. К черту прелюдию. Он наказывает меня. Я чувствую это. Мое существование выводит его из себя, и он таким образом пытается меня отпугнуть.

Пока он трахает меня, он шепчет мне на ухо снова и снова:

— Это... ничего не значит...

Я цепляюсь за него, потому что, черт возьми... я могу использовать его так же, как он использует меня. Он ищет разрядки, я ищу человеческого прикосновения. Это не любовь, это даже не секс. Это... ничего.

Но... когда я прижимаю его к себе, кровать скрипит, изголовье бьется о стену, я понимаю, что для меня это все, и от этого слезы сбегают из уголков моих глаз. Я скучаю по Дэниелу. Я скучаю по отцу. И прямо сейчас я тону в ощущении обнаженного тела Теодора Рида, прижатого к моему, в полном тепле его движений внутри меня, в нарастании моего оргазма, оргазма, который мне даже не нужен. Только прикосновение.

— Теее-ооо! — я зажмуриваю глаза и задерживаю дыхание, потому что даже такая элементарная вещь, как дыхание, отвлекает от этого ощущения: температура моего тела повышается, и тяжелое покалывание излучается глубоко внутри, начинаясь прямо там, где он снова и снова ударяет по самому идеальному месту. О. Дорогой. Боже.

— Тео... — его имя на моих губах тянется вечно, как и этот оргазм. Он был мне не нужен, но иногда хорошие вещи случаются, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Карма.

Стена принимает еще три неумолимых столкновения с изголовьем, прежде чем Тео рушится на меня, издавая тот же глубокий хрип, с которым он вошел в меня.