— Что…это?

Его губы кривятся.

— Это единственное время, когда ничто не имеет смысла. Есть только я, мое дыхание, мое сердцебиение, и весь остальной мир может перестать существовать в этот момент, и мне будет все равно. — Он снимает с меня кроссовки и носки, и кладет мои ноги себе на ноги, прижимая к ним ладони.

Я впиваюсь пальцами ног в джинсовую ткань, не желая терять нашу связь.

— Вот почему я ушла. Не было ни одного момента великой надежды, что я смогу победить рак. Тот, кто побеждает смертельный рак любыми возможными способами, - это чертово чудо. Я много кто, но я никогда не думала, что стану чудом. Мне нужно было хоть раз найти свое дыхание, почувствовать биение сердца и позволить остальному миру... исчезнуть. Я хотела умереть без страха и сожаления. Я хотела найти хоть крупицу смысла в своей жизни.

Я качаю головой, когда его руки скользят по моим босым ногам.

— Я думаю, так много вещей в моей жизни питали болезнь, и когда я действительно отпустил все это... ей больше нечем было питаться.

Тео смотрит вверх, и я не чувствую себя сумасшедшей или осуждаемой. Я бы хотела, чтобы Дэниел мог так смотреть на меня. Хотя бы раз.

— Мне нужно было уйти, и я не могла этого объяснить. Я должна была уйти.

Он медленно кивает.

— Вот почему я не буду тебя удерживать. Если тебе все равно нужно уйти, зная, как отчаянно я хочу, чтобы ты остался, то я не буду стоять у тебя на пути.

Его подбородок опускается вниз, а горло подрагивает.

— Я постараюсь вернуться, — пробормотал он.

Мне не нужна даже нить обещания, возможность, которая заставит меня постоянно задерживать дыхание - ждать, надеяться, умирать понемногу каждый день, когда он не вернется.

— Я не буду тебя ждать.

Я улавливаю намек на кивок. Неужели ему так же больно думать о том, что меня не будет здесь, если он вернется, как мне думать о том, что он не вернется? Если так, то карма сегодня снова в ударе.

Наклонившись вперед, я игриво дергаю его за бороду, пока он не поднимает на меня глаза. Не думаю, что Теодор Рид пролил хоть одну слезу после смерти своих родителей, но сейчас, клянусь, я вижу слезы в его налитых кровью глазах.

— Если есть другая жизнь после этой, мы должны запланировать встречу.

Уголок его рта слегка искривляется.

— Еда. Светская беседа. Может быть, я скажу что-то, что заставит тебя ухмыльнуться. Может быть, ты скажешь что-то, что заставит меня рассмеяться. Может быть, еда дрянь, и мы выпьем слишком много вина. Может быть, полная луна поманит нас на пляж, где мы прогуляемся в тени ночи. Может быть, ты расскажешь мне что-то о себе. Но может быть... просто может быть, это будет что-то настолько искреннее, что я не смогу не влюбиться в тебя. А может быть, ты построишь мне дом и наполнишь его сотнями растений и даже собакой. У меня никогда не было собаки.

Он обнимает мое лицо своими руками, а я его своими, и мы просто... вдыхаем... и выдыхаем...

Раз.

Два.

Три.

— Это свидание. — Он улыбается, а я плачу.

К черту. Жизнь слишком коротка, чтобы сдерживать хоть одну слезу, смех, вздох. Биология - это то, как мы существуем. Эмоции - это то, как мы живем.

Меня зовут Скарлет Стоун, и я воспринимаю окружающих меня людей как возможность увидеть разные стороны себя.

— Что это за стул? — Тео спрашивает, закинув одну руку за голову, а другой обнимая меня за плечи, его рука обхватывает мою грудь.

Я выглядываю из двери спальни и вижу прекрасный вид на мой стул для пикника.

— Сейчас? Правда? Теперь ты решил быть наблюдательным?

— И эти простыни... чертовски отвратительные.

Положив подбородок ему на грудь, я сдерживаю ухмылку, довольствуясь тем, что просто смотрю на него.

— Что-нибудь еще?

Он наклоняет голову ко мне.

— Твои волосы.

— Они короткие. Соври мне. Это единственное, о чем я не хочу, чтобы у тебя было мнение. Я обрезала их. Пройдет очень много времени, прежде чем они отрастут, но если бы мне сделали химиотерапию, я бы все равно их потеряла, так что...

— Прическа чертовски великолепна.

Мои брови взлетают.

— Правда? — шепчу я.

— Правда.

Я улыбаюсь, и на этот момент, на этот вдох, я не чувствую грусти.

— Стул - это все, что я могла себе позволить, а простыни были на распродаже. Волосы - это лень. Так проще.

— Тебе нужны деньги?

Меня зовут Скарлет Стоун, и я воспринимаю окружающих меня людей как возможность увидеть разные стороны себя.

— Нет. Мое финансовое положение - это выбор на данный момент. Я могу найти более высокооплачиваемую работу или вернуться к лжи, обману и воровству, но меня завораживает вся эта жизнь от зарплаты до зарплаты. Это смиряет и бросает вызов одновременно. Так же, как осьминог Аргонавт. Это разновидность наутилуса. Его пенис, который, по сути, является шариком спермы в щупальце, может полностью отсоединяться, чтобы искать женские части тела, чтобы извиваться в них - это сложно. Но... как только он отпускает товар, он вскоре умирает, смирившись.

Грудь Тео вибрирует от смеха.

— Как «нужны ли тебе деньги» превратились в историю о съемном пенисе?

— О... отвечая на твой вопрос, я в порядке. Я выживу.

— А твоя голова?

— Моя голова?

Он отпускает мою грудь достаточно надолго, чтобы провести подушечкой пальца по моему порезу.

Я хмурюсь.

— Производственная травма.

— Нелли оказалась сложнее, чем ты думала?

Мой подбородок качается взад и вперед на его груди, пока я качаю головой.

— Гарольд.

Брови Тео сходятся.

— Он беспокоится, что я собираюсь сделать что-нибудь, чтобы вызвать неприятности.

— Твое лицо. Что случилось с твоим лицом? — его голос становится глубже, когда он стискивает зубы.

— Он хотел поговорить со мной, но решил, что я буду лучше слушать, если он прижмет меня к стене лицом.

Тео резко садится, практически спихивая меня с кровати.

— Он, блядь, специально это сделал?

— Прижал, да. Порез был случайностью. Я думаю. — Мой нос сморщился.

— Я прикончу этого сукина сына. — Он отбрасывает одеяло в сторону.

На несколько безумных секунд я ощущаю прилив сил, как в ту ночь, когда он угрожал тому грубияну из паба на пляже. Потом я думаю о Нелли.

— Подожди. Нет! — Я хватаю его за руку, когда он собирается встать.

Он смотрит на меня.

— Ты уезжаешь через сорок восемь часов. Не покидай эту кровать сейчас. Завтра я притворюсь больной. Ты можешь разбить лобовое стекло машины Гарольда по дороге из города, но пока... останься.

Его лицо напряглось от боли и конфликта.

Я сильнее дергаю его за руку.

— Я или Гарольд. Выбирай.

Через несколько мгновений он заползает обратно на матрас, прижимая меня к себе. Я думаю, что за последние двадцать четыре часа он сломал мою ракушку. Я больше никогда не буду кататься на велосипеде. Но он уезжает, и это все равно что есть любимую еду последний раз в жизни. К черту последствия!

Тео сгибает руки, мышцы напрягаются, когда его голова опускается к моей. Он целует меня как сумасшедший, и я целую его в ответ с таким же рвением. У меня в голове не укладывается, как Теодор Рид, выпускник факультета теории музыки и композиции с довольно изысканным названием, трахает меня все время, как полный зверь - товарный поезд.

Секс просто умопомрачительный, но он так далек от романтики. Он животный. Когда он опускается ниже и обнаруживает, что я сухая, как Сахара, потому что мне так больно, его идея джентльменства заключается в том, чтобы плюнуть на свою руку и потереть ею между моих ног. Я должна быть оскорблена и отвращена его поведением, но это не так. Как раз наоборот. Меня заводит этот дикий зверь, и через несколько секунд после того, как его пальцы размазывают по мне слюну, я, несмотря на боль, уже пульсирую в ожидании разрядки. Мои соски твердеют. Мои пятки впиваются в его спину, и мой таз - моя сломанная раковина моллюска - готов к новому раунду пыток.