Этот мужчина не человек. Никогда в жизни меня так тщательно не обрабатывали, не переворачивали и не трахали. Он уничтожил все мои эмоции.

Должна ли я злиться?

Быть благодарной?

Я не знаю.

Я ставлю себя на то, что он вырвется из меня и уйдет в течение пяти секунд. Я проиграла. Он ждет целых десять секунд, прежде чем оставить меня, покрытую его потом. Никакого зрительного контакта. Никаких слов. Ничего.

Это нормально, потому что он собирает свою одежду с пола и уходит голым. Я объявляю голый зад Теодора восьмым чудом света.

***

На следующее утро я проснулась от того, что на прикроватной тумбочке стоял высокий стакан воды и лежала белая таблетка. Я просыпалась от цветов, пирожных и кофе, даже от любовной записки, но никогда от воды и белой таблетки. Я натягиваю футболку и трусики, и несу стакан и таблетку на кухню. Тео сидит за столом и ест кашу, он уже одет в свои рабочие джинсы и футболку.

Я становлюсь лицом к раковине, спиной к нему.

— Что это за таблетка?

— Экстренная контрацепция - план Б.

Мой тихий смех больше похож на его ворчание, когда я качаю головой, бросаю таблетку в слив и выпиваю стакан воды.

— Ты не беспокоишься о венерических заболеваниях?

— Нет.

Я медленно киваю, позволяя эху его монотонного голоса укорениться в моем сознании.

— А ты? — его отстраненный тон заставляет меня думать, что его действительно не волнует мой ответ.

Я беспокоюсь о венерических заболеваниях?

— Нет.

Я кладу стакан в посудомоечную машину и возвращаюсь наверх, чтобы принять душ перед медитацией и завтраком с Иминем.

Наверное, я должна прокрутить в голове события предыдущей ночи, попытаться найти в них смысл, но... это было ничто. Под «ничто» я подразумеваю самый грубый секс, но лучший оргазм, который я когда-либо испытывала, что было лишь случайностью, потому что целью Тео не было доставить мне удовольствие.

Моя медитация оказалась сложнее, чем в последние недели. Физическая часть моего мира снова заявила о себе, отвлекая от моей настоящей цели. Иминь мало говорит во время завтрака, но в этом нет ничего нового. Я довольствуюсь тем, что ем в тишине, поскольку мои вчерашние мысли составляют мне компанию.

Я скучаю по утреннему купанию Тео. Почему он сразу отправился на работу? Чтобы избежать меня? Разве это важно?

Мой отец постоянно спрашивал меня об этом. Когда дети в школе смеялись над моими волосами, потому что, несмотря на доминирующие черные черты, в школе я прошла через катастрофическую фазу блондинистости и отбеливания, я приходила домой в слезах, и отец спрашивал, действительно ли то, что эти дети думают обо мне, имеет значение? Даже когда я грустила о том, что у меня нет мамы, он спрашивал, действительно ли это имеет значение. Может быть, именно поэтому я нахожусь в поиске того, что действительно имеет значение в жизни, потому что мои годы были наполнены днями и ночами... небытия.

Дэниел был моим шансом получить что-то, что действительно имело значение. Теперь он ушел, и я осталась с тем же интроспективным вопросом. Имеет ли это значение? Я не думаю, что имеет. Думаю, что я прошла критическую точку в своей жизни, когда что-либо может иметь значение снова.

Я прогуливаюсь по пляжу, наслаждаясь всем: прохладным песком под ногами, скоплениями чаек, ожидающих посетителей пляжа и их объедками от пикника, которые к полудню наверняка захламят берег. Кажется, я замечаю все. Всего пару месяцев назад, я уверена, небо могло бы стать зеленым, и я бы не заметила этого за экраном своего компьютера.

Когда я подхожу к дому, я замечаю Тео на высокой лестнице, который заменяет сайдинг, сорванный во время шторма несколько ночей назад.

— Я заметила, что ты и твоя спутница не ели еду, которую я приготовил вчера вечером. Если я разогрею ее, ты поешь немного?

Тео бьет молотком по гвоздю, волосы стянуты в хвост, по его загорелой коже струятся бисеринки пота.

— Мы не будем этого делать.

Моя рука прикрывает глаза от солнца, когда я прищуриваюсь.

— Прости? Что делать? Есть?

— Я сказал тебе, что прошлая ночь ничего не значила.

— Да. Ты напоминал мне об этом при каждом толчке и еще раз перед тем, как вытащить. Не накручивай свои трусики. Я согласна, это ничего не значило. Честно говоря, это был наименее запоминающийся секс из всех, что у меня были. Слабые два балла из десяти. А теперь спускайся, я приготовлю нам ранний ужин, и мы обсудим всех животных в мире, у которых сексуальные навыки лучше, чем у Теодора Рида.

Я разогреваю оставшиеся рис и фасоль с карри, взбиваю вчерашний салат, который мало чем оживляет увядшие листья салата, и открываю пиво для Тео и воду в бутылке для себя. К моему полному удивлению, он заходит в дом, когда я достаю из духовки форму для выпечки.

— Мне нужен душ.

— Однозначно нужен. Я бы присоединилась к тебе, но не хочу есть холодный ужин.

Он останавливается в двух шагах от кухни. Его паника ощутима.

— Я шучу. Два из десяти... И я не занимаюсь сексом дважды с тухлой двоечкой. Жизнь слишком коротка, а мужчин слишком много для этого.

— Два из десяти?

— Да. — Я взбиваю бальзамическую заправку в миске. — Когда ты в основном используешь женщину как сосуд для дрочки, шепча ей на ухо «это ничего не значит» снова и снова, ты получаешь две звезды.

Он делает паузу, я полагаю, чтобы обдумать правильную реакцию на то, что кто-то сказал ему, что он дерьмо в постели.

— Так почему две, а не одна?

Я пожимаю плечами.

— Тебе не пришлось принимать таблетки для потенции, что дало тебе одну звезду, и ты не называл имя другой женщины... это обеспечило тебе вторую звезду.

— А оргазм?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты испытала оргазм. Это не обеспечило мне третью звезду? Ты выкрикнула мое имя - дважды. Это еще две звезды. У нас уже пять.

— Я не оргазмировала. — Я возобновляю свои движения, не позволяя ему сбить меня с толку.

— Ты оргазмировала!

— И откуда ты знаешь?

— Я чувствовал, как ты доишь мой член, пока твои глаза были закрыты, а пятки впивались в мою задницу.

Вот хрень! Мистер Рид чертовски наблюдателен в постели.

Я хмыкнула.

— Может, ты вспоминаешь свой первый трах за ночь. Не забывай, я была не первой.

Его губы поджимаются, а по моему позвоночнику пробегает холодок.

— Ты была моим единственным «трахом» за всю ночь. — Я вскидываю голову, но он уже на полпути вверх по лестнице.

***

Теодор ест как пещерный человек. Его правая рука лежит на столе, скрученная по периметру тарелки, защищая еду, пока он заглатывает ее вилкой, зажатой в левой руке.

— Ты левша. — Я откинулась на спинку стула, съев, наверное, две ложки еды. Наблюдение за Тео удовлетворяет мой аппетит больше, чем еда.

— Иногда.

Я хихикаю.

— Иногда?

Он пожимает плечами, бросает на меня короткий взгляд, а затем возвращает свое внимание на еду.

— Я амбидекстр (человек с одинаково развитыми полушариями мозга и, соответственно, с одинаковой степенью владения левой и правой руками).

Значит, он хорошо владеет обеими руками. Это не попало бы в заголовки газет, но это чертовски меня восхищает. Я хочу знать все об этом человеке, но не знаю почему.

— Нолан сказал, что ты переезжаешь через шесть месяцев... ну, уже четыре. Куда ты едешь?

Он делает паузу, затем опускает вилку на свою тарелку.

— Почему спрашиваешь? - спрашивает он с отчаянием, когда его холодные глаза встречаются с моими.

— Любопытство, вот и все.

Спустя добрых пять секунд он возобновляет прием пищи.

— Знаешь, что говорят о любопытстве, — пробормотал он через полный рот еды.

— Оно погубило кошку?

Тео продолжает запихивать еду.

— Отлично. Тогда придумай что-нибудь.

Он вытирает рот тыльной стороной ладони, затем делает глоток пива.