— Извини, Овчинников! Дело действительно запутанное.

— Ничего. Я привык к критике, товарищ подполковник! Служба наша такая. А насчет ГАИ, я знаю, зачем вам туда.

Волков с любопытством взглянул на Овчинникова. По обе стороны дороги бежали присыпанные снегом елки. Лес редел. Дорога привела в населенный пункт.

— Зачем, позволь узнать? — с интересом спросил Волков.

— Хотите проверить, не было ли в день убийства угона автомобиля.

Да, оперработник уголовного розыска не был наивным простачком. Хотя, если честно, шансов, что убийство произошло на угнанной «Победе», было маловато. Чужаки могли приехать на той «Победе», что фигурировала затем и в Степняково.

— Я, кстати, когда начал заниматься этим делом, — продолжал Овчинников, — тоже потянулся в ГАИ. Должен вас обрадовать и огорчить. В день смерти неизвестного парня зафиксирован угон «Победы» МО 32-32.

— «Победы»?! Почему раньше об этом не сказали?

— Пытался, но вы меня перебили, товарищ подполковник!

— А почему «Победа» не фигурирует в материалах дела?

— Угон машины прошел по другим материалам расследования. Прямых улик, что именно убийцы похитили машину, найти не удалось.

— Изложите подробнее.

Из рассказа Овчинникова выяснилось следующее. «Победа» МО 32-32 принадлежит профессору Зоркину Льву Николаевичу. Зоркин — москвич. Преподает в институте. На лето и на зимние каникулы с сыном и женой приезжают сюда к сестре. Машину накрывают брезентовым чехлом. Так она и «ночует».

В тот день они днем рыбачили. Вечером старшие Зоркины остались смотреть телевизор, младший, Игорь, ушел гулять. Часов в десять Лев Николаевич вышел подышать свежим воздухом. Автомашины на месте не оказалось. Решил, что уехал Игорь.

Тот вернулся в первом часу ночи. На вопрос отца, хорошо ли зачехлил «Победу», ответил, что он на машине не ездил. Сообщили в милицию.

«Победа» отыскалась быстро. Ее бросили перед въездом в город. Оказалась целехонькой, только с сидений были сняты оба чехла и исчезли резиновые коврики с пола.

— Проанализировали, с чем связана кража? — прервал Волков.

— Да. Исчезновение чехлов и ковриков я приписал заметанию следов. На ковриках могли быть пятна крови убитого. Тщательнейшим образом осмотрел машину. Никаких следов. Не могла же кровь попасть только на чехлы и коврики? В этом районе проверили большой участок местности. Надеялся, если версия верна, вместе с чехлами обнаружить одежду и голову убитого. Безрезультатно.

— И отсюда вывод, что убийство с «Победой» не связано.

— Не совсем так, товарищ подполковник, но явных улик...

— Хорошо. Профессор Зоркин в Москве?

— Нет. Сейчас новогодние каникулы, он гостит у сестры. Вчера я его видел на «Победе». Пойдемте. Я специально остановил машину у их переулка. Знал, что будете им интересоваться.

Профессор Зоркин радушно пригласил нежданных гостей в дом. Говорил он зычным баритоном и, как многие люди науки, был несколько рассеян.

— Вы знаете, мне только чехлов жалко. Импортный гобелен. Но вы плюньте на это дело. Не разбогатеют.

С лупой в руках гость стал осматривать внутренность «Победы». Предварительно снял с сидений новые чехлы. Эх, кабы этот осмотр тогда, в августе! — думал Степан Герасимович.

Долго пробыл в холодной машине Волков. Продрог, но интуиция подсказывала: поиск не напрасен. И вдруг на нижней половине тыльной стороны спинки переднего сиденья он обнаружил незначительную штопку. Материал чем-то скребли. Так машинистки убирают лезвием опечатки.

— Это место давно заштопано? — спросил Волков хозяина.

— Не очень. Уже после того, как угнали машину.

— Спасибо. Овчинников, вы видели этот порез?

— Видел, но я как-то не придал ему значения. — Овчинников обескураженно следил за каждым движением Волкова. — Думаете, там была... кровь?

— Да. Порез на месте, которое не было прикрыто похищенным чехлом. В месте пореза ткань утончена. Видимо, бритвой или ножом кровь стирали, так сказать, до дыр.

Попрощавшись с профессором, Волков с Овчинниковым поехали к тому месту, где была обнаружена угнанная «Победа».

— Так вот, Овчинников, недавно ты угадал мои мысли. Сейчас угадаю, о чем думаешь ты. Ну, не придал значения порезу, но если в машине совершено убийство, неужели вся кровь осталась на исчезнувших чехлах да ковриках и только капля вылетела из этой своеобразной ловушки? Так?

— Вы угадали.

— Думаю, были и другие капли. Но, готовя убийство, преступники припасли какой-то материал, которым прикрыли внутренность машины. А вот одна капля... Да, наловил бы волк рыбки, да хвост подвел. Когда уходит последняя электричка на Москву?

— В час тридцать семь.

— Вот видишь, по заключению медэксперта, потерпевший убит примерно в двенадцать ночи. Времени вполне хватит, чтобы захоронить его и одежду в лесу, убрать в машине следы крови и успеть на последнюю электричку. Кстати, эта гипотеза подтверждается и рассказом Ирины. С Виктором они распрощались около двенадцати.

— Как вы назвали — Виктор? — Овчинников сразу побледнел.

— Да. А что?

Овчинников остановил машину.

— Товарищ подполковник, возможно совпадение, но... Понимаете... В «Победе» работниками ГАИ была найдена мятая записка. Она была под задним сиденьем и преступники или ее не заметили, или не придали значения. Записка адресована именно Виктору. Мы искали, но никакой Виктор нигде не пропадал.

— Где записка?

— Она в материалах по «Победе».

На лужайке, где нашли угнанную «Победу», ничего интересного не оказалось. Окруженная можжевельником, лужайка щедро была укрыта снегом. Нарушив ее целинный покров, следователи дошли до места, где когда-то стояла «Победа». Определили, что забиваться на ней в чащу преступникам помешали кусты. Да и надобности не было. Ночной мрак надежно скрывал машину и здесь. Волков был убежден, что именно с этой «Победой» связано убийство. И убит тот, кого ищут. Но одно дело предположить, другое — доказать.

— Та-ак... — протянул Волков. — Давай-ка, Овчинников, снова проедем к месту обнаружения трупа и медленно вернемся сюда.

От лужайки до места, где лежал труп, оказалось без малого восемь километров. Затратили восемь минут. Обратно ехали медленно. Степан Герасимович осматривал местность. Внезапно приказал остановиться. Лес в этом месте был значительно гуще. Высокие сосны перемешивались с березками, разлапистыми дубками, ясенями и кленами. Густо разросся кустарник.

— Здесь была где-нибудь тропка? — спросил Волков.

— Кажется, была. Вон между теми березками.

— Думаю, вещи убитого и чехлы надо искать здесь.

Овчинников с изумлением посмотрел на Степана Герасимовича.

— Почему вы так решили?

— Зачем же преступникам прятать вещи убитого рядом с трупом? Везти их далеко, скажем, к месту, где бросили «Победу», тоже нет резона. Опасно с таким грузом далее по лесу ехать. Да и искать, скорей всего, в тех местах будут. На их месте я здесь бы вещи захоронил. Тут чащоба. И тропка, говоришь, была. По тропке, наверное, в лес ушли, да где-то в чаще и спрятали. Надо тут искать.

— Под таким снегом?.. А если они вещи в землю зарыли?

— Вряд ли. Времени было мало. Труп-то не зарыли. Скорей всего и вещи где-то под хворостом. Будем искать, — твердо сказал Волков. — Думаю, командование училища выделит нам в помощь роту-две курсантов. А теперь поехали к вам. Не терпится посмотреть записку.

Вечером Степан Герасимович снова был у Иры. Заговорил о погоде, но девушка нетерпеливо перебила:

— Вы приехали интересоваться видами на картошку или по своим делам? Говорите прямо...

С характером, подумал Волков.

— Хорошо. Буду откровенен, — Степан Герасимович вынул из блокнота чуть помятую записку. Ира пробежала текст глазами.

— Да. Записка моя. Скажите, в чем вы его подозреваете?

— Ира, видите ли... — Волков замялся.

— Степан Герасимович, я профан в ваших делах, но... — девушка покраснела. — Но... Понимаете, Виктор рассказывал, что он сирота и всю жизнь находился в Уральском детдоме, а незадолго перед окончанием училища оказалось, что у него есть родная тетя. Она чудом разыскала его и сама вовсе не из Уральска. Он же поехал в Уральск. Не может ли тут быть... ну... заковыки по вашей части?