Выйдя из подъезда, не тороплюсь садиться в машину. Ищу глазами окна второго этажа. За старомодными занавесками с рюшами виден тонкий женский силуэт. Судорога прижимает сердце к рёбрам и пронзает сотней игл. Лёгкие перемалывает в фарш. Не хочу уезжать!

Сколько времени я сопротивлялся желанию отца уехать работать за границу! Мне наивно казалось, что опустошённая войной душа на чужбине окончательно умрёт. Но сейчас отчётливо понимаю, что дело не в месте, а в людях, которые окружают.

Мне жизненно важно находиться рядом с сыном, иметь возможность регулярно видеться с ним, общаться, заботиться, держать его за руку, обнимать, целовать на ночь. За несколько дней, проведённых с ребёнком, я стал зависимым от него на все сто процентов… Увы, спутниковая связь научилась передавать на огромные расстояния только картинку и звук и не позволяет обмениваться чувствами, теплом и эмоциями. А без этого я задыхаюсь…

Прилагая недюжинное усилие, заталкиваю тело в холодный салон арендованной машины и вновь превращаюсь в робота. Теперь я точно знаю, что могу быть живым человеком. Только для этого мне нужно каждый день после работы возвращаться не в пустую квартиру, а туда, где ждёт меня маленький, но очень важный человечек – мой сын.

- Как съездил? – сталкиваемся с главврачом в лифте. – Доклад-то хоть сделал?

- А была альтернатива? Разве не ради этого вы меня туда отправили? – искренне удивляюсь. Не думает же старый лис, что я поехал в Европу ради шоппинга.

- Тебе виднее, – отвечает загадочным тоном и подмигивает.

Так… Я что-то пропустил? Может, ему настучали, что я смылся с конференции в первый день и пропустил торжественный обед? Тоже мне важное мероприятие…

- Борис Осипович, я – человек обязательный. Раз меня послали сделать доклад, то я, естественно, доложил как положено, – говорю осторожно, пытаясь нащупать, в чём он меня обвиняет.

- Ладно-ладно, не кипятись. Лучше скажи мне, как они там? Как малой после операции? Ходит уже? Надеюсь, видел его?

Замираю, переваривая вопрос. Лифт останавливается на моём этаже, но я забываю выйти и еду дальше.

- Хорошо, пытается без костылей ходить. Пока сильно хромает и быстро устаёт, но думаю, это вопрос времени. По крайней мере, его лечащий врач даёт оптимистичные прогнозы.

Лихорадочно пытаюсь понять, почему Львовский спрашивает меня о Ване. Откуда он знает? Ему Лиза сказала? Помню, что они были дружны, если так можно выразиться о главвраче больницы и рядовой подчинённой. Или увидел Ванино свидетельство и сложил дважды два? Может, все давно догадались, и только я, дурак, не понимал очевидных вещей? Знал ли он об этом, когда отчитывал меня из-за её увольнения? Миллион вопросов роем кружатся под потолком кабины…

- А вы… знаете? – наконец решаюсь озвучить один из них.

- Паша, я старый, а не дурной. При глазах и, главное, при памяти. Я, конечно, не сразу вспомнил, откуда мне знакомо твоё лицо. Как ни крути, а времени много прошло, да и война над памятью поглумилась. А потом как молнией шибануло. Это ж ты Лизавету во дворе караулил после смен, когда она тут медсестрой работала!

- И давно вы знаете? – выдаю потрясённо.

- Да уж прилично, – смотрит с укором.

- А я вот узнал уже после того, как они уехали… Даже подумать не мог, что у меня есть сын, – оправдываюсь, чувствуя себя при этом чуть ли не преступником.

- Ладно, не моё это дело… Не буду лезть с упрёками и нравоучениями.

Выхожу из лифта вместе с Львовским, напрочь забывая о том, куда и зачем изначально направлялся.

- Борис Осипович, я хотел бы вас предупредить и попросить… Ищите, пожалуйста, мне замену. Не на завтра, конечно, но на близкую перспективу.

- Так уже… Не дурак. Ты как уехал к ним второй раз, я сразу понял, что к этому всё идёт. Сам знаешь, что кадровая проблема у нас острая. Моя б воля – не отпускал бы тебя. Но тебе нужно жить дальше… Если бы ты Лизавету не спугнул, может, она б вернулась со временем. А так. Ну как уж есть…

- Спасибо, – всё, на что хватает меня в ответ.

Чувствую себя предателем. Не хочу подводить старика. Вижу, сколько он делает для больницы и пациентов, и преклоняюсь перед ним. И получается, что я его подставляю. Но он прав – тут я не живу, а существую… Да и сыну с Лизой я, надеюсь, нужен.

- Место уже нашёл там?

- В процессе. Предлагают несколько вариантов, но пока ничего более-менее конкретного. Я хочу поближе к ним, в идеале – в тот же город.

- Молодость-глупость… Заварили кашу, а мне теперь тут самому барахтаться, – говорит не зло, но с обидой.

Меня мучает совесть. Что я за человек такой, что всё у меня через одно место?!

* * *

- Андрюха, ты уже как хрюшка грязный, – говорю с укором, наблюдая, как малыш со счастливой мордахой изо всех сил топает новыми резиновыми сапожками по очередной луже. – Бабушка будет нас ругать.

- Не будет, – отвечает племянник с жизнерадостной улыбкой. – Бабуля добрая, и никогда меня не ругает.

Хочу сказать, что за двоих непременно достанется мне, но не успеваю: Андрей оступается, теряет равновесие и плюхается в лужу, приземляясь на пятую точку и окуная в бурую жижу руки почти по локоть. Зашибись…

Вытаскиваю его на сушу и осматриваю. Чумазый как чёрт и мокрый. Катастрофа! Мне его ещё к бабушке в машине как-то везти…

Мама и без того невысокого мнения обо мне как о человеке, которому можно доверить ребёнка. Постоянно ворчит и придирается в последнее время. Представляю её реакцию.

Мелькает мысль вернуться домой и переодеть хотя бы штаны. Кажется, там был какой-то пакет со спортивным костюмом. Но заметать следы преступления бесполезно, уверен, что племяш сдаст бабушке все подробности нашей прогулки ещё с порога.

Решительно беру малыша за руку и веду к машине. Сержусь. Кто догадался нацепить на него резиновые сапоги и сказать, что в них можно бегать по лужам? А теперь в холод приходится вести ребёнка по улице с мокрой попой. И в этом, естественно, виноват буду я.

А малому как с гуся вода. Более того, он счастлив, что попал в такую передрягу, ведь далеко не каждый день удаётся искупаться в луже. Пачка салфеток уходит на то, чтобы убрать основную грязь. Усаживаю Андрюху в кресло, мысленно выискивая в своём напряжённом графике время для заезда на мойку для чистки салона.

Интересно, Ваня тоже любит шлёпать по лужам? Я совсем мало знаю о его привычках. Чем бы ни занимался, мысли постоянно сбиваются на сына. Не могу дождаться, когда увижу его снова, скучаю адски.

- Что-то вы рано, – мама встречает нас на пороге. – Думала, вы к часу только приедете.

- У нас форс-мажор, – поясняю осторожно.

- Бабуля, а я в луже купался! – радостно выдаёт племяш, поворачивается к бабушке задом и гордо демонстрирует грязные джинсы.

- Батюшки, да ты весь мокрый!

И тут как нельзя кстати пришлись бы беруши, но у меня их, увы, нет, и я могу только мысленно представлять, как затыкаю уши, и мечтать о тишине.

- Ну как можно тебе доверить ребёнка? Ты что, за руку его держать не в состоянии? Что ты за человек такой? Будто назло всё делаешь!

- И по лужам за ним лазить за руку? – вяло огрызаюсь. – Мне для этого резиновые сапоги не выдали.

- Да зачем ты его вообще к этим лужам пустил? Как до такой дури догадался? Ты что, младенец, который не понимает элементарных вещей?

- Не заводись. Дождь шёл целую ночь. В парке всё в лужах! Андрюха сказал, что мама ему специально резиновые сапоги надела, чтобы он по лужам мог в них бегать.

- Бегать! А не купаться! Вы что натворили? А если он теперь простудится? Паша, я уже устала повторять, что ты – непутёвый и безответственный. В кого только такой?

Всё, мама села на своего извечного конька.

Андрюха, интуитивно игнорирующий семейные разборки, разувается и тихонько исчезает в квартире. Я мстительно представляю, как он в своих грязных джинсах садится на светлый диван в гостиной. Будет маме уроком. Нечего мне головомойку устраивать, нужно за ребёнком смотреть и показывать мне пример “путёвости” и ответственности.