— Я пью только ром, — процедил Причард. — А ты всё ещё не избавишься от сухопутной привычки хлебать что попало.

— Ну, тогда — за твоё здоровье, — усмехнулась Галка, пригубив. В самом деле, сегодня она и так достаточно выпила, хватит. — Знаешь, Причард, нас тяжело назвать добрыми друзьями. Но когда капитаны вчера собрались на совет, там кое-кого не хватало.

— Ни один корабль не может ходить в море вечно, — Причард прикурил трубку от свечки. — Ты сама однажды, если доживёшь, почувствуешь, что твоё время ушло, и пора уступить место молодым… Не возражай, — он сердито пыхнул трубкой. — Того Берегового братства, что я знал, больше нет. Я понятия не имею, какими силами тебе удалось сделать из них настоящее войско. Но парни верят тебе, как не верили никому в своей жизни… Ты знай, что до конца пойдут за тобой не все. Кое-кому не хватит соображалки понять, что время вольницы кончилось. Кое-кто начнёт тосковать по старым временам и порядкам. Моргана вспомнят, будут искать себе — и тебе — приключения на одно место. В общем, будь готова к тому, что придётся воевать не только с испанцами.

— Ну, это-то я знаю, — вздохнула Галка. — Только время прежнего Братства уйдёт в любом случае. Важно то, как оно уйдёт. А сейчас подворачивается отличная возможность…

— …бросить якорь?

— Намного лучше. Образно выражаясь, разобрать старые лохани и сделать из них мощный линкор. Это не шутка, Причард, я серьёзно. И шанс у нас есть. Пока ещё есть. Пока европейские державы не растаскали братву по своим флотам, а несогласных не начали развешивать на солнышке, с пеньковым галстуком на шее. И ты, старый чёрт, знал о возможности такого исхода ещё в Порт-Ройяле. Когда собирался давать тягу в Англию.

— У каждого свой метод, — ухмыльнулся Причард. — Кто-то пытается преодолеть обстоятельства, и расшибает себе лоб. А кто-то не пытается. И остаётся на обочине, пусть и с полным сундуком золота… Знаешь, почему я тогда, на острове, не отдал тебя сразу парням на забаву? Потому что этот твой чистоплюй наверняка полез бы заступаться за честь дамы, и я мог потерять отличного штурмана. Ты это знала, сукина дочь. Ведь ты гарантированно следила за нами несколько часов, а как ты разбираешься в людях, все в курсе. Я не прав?

— Прав, — улыбнулась Галка.

— А если бы ты ошиблась?

— Тогда парням пришлось бы через пару минут закапывать в песочек три или четыре трупа — в том числе и мой. Но я надеялась, что до этого не дойдёт, — на загорелом лице женщины появилось какое-то непонятное выражение. — Во-первых, я не ошиблась в Джеймсе. А во-вторых, Причард, ты тоже очень хорошо разбираешься в людях. Ты ведь с первой же встречи понял, что я неправильная. Не такая, как все.

Страшноватую рожу Причарда перекосило в хитрой усмешке.

— Только не говори, что благодарна мне за это, — хмыкнул он.

— Я и не буду ничего говорить, — Галка пожала плечами. — У меня для тебя небольшой подарочек. Можешь считать его моей благодарностью. — С этими словами она достала из-за пазухи два запечатанных письма. — Тут на днях один знакомый из Европы вернулся. И кроме последних сплетен привёз вот это. Я не читала, потому что письма предназначены не мне.

— А кому? Мне, что ли? — Причард, почуяв нечто странное, подался вперёд.

— Тебе, тебе. Ну, всё, хватит предисловий и воспоминаний. Держи. Читай. Думаю, новости будут приятными, — Галка с улыбкой отдала ему письма.

Причард впервые за долгие годы был так искренне удивлён. Но, когда он сломал печать на одном письме и прочёл первые же строки… Ни разу в жизни у него не дрожали руки. Ни когда он отправлял на тот свет офицеров «Орфея», подняв бунт на его борту; ни когда пиратствовал и убивал испанцев; ни даже когда команда сместила его и выбрала капитаном "эту сукину дочь". А сейчас… Он сходу прочитал одно письмо, дрожащими от волнения пальцами сломал печать на втором. Дошёл до корявой подписи внизу листа… и строчки вдруг распылись, потеряли чёткость.

"Да что же это? Старость, что ли?"

— Чёрт подери, но как…

Он хотел было спросить у Галки, как ей удалось разыскать его родню, только спрашивать было уже не у кого: лишь мелькнул силуэт в дверях таверны.

— Мальчик.

Доктор Леклерк настолько привык лечить огнестрельные, колотые и рубленые раны, что основательно запамятовал, когда в последний раз принимал роды. Однако, обстоятельства заставили его припомнить, как это делается… Голландка рожала на борту «Гардарики», в гостевой каюте, находясь фактически под арестом. Предосторожность не лишняя: попытка к бегству, причём, весьма опасная для здоровья, имела место где-то с месяц назад. Тогда Галка отчитала голландку за беспечность по отношению к нерождённому малышу, и получила шокирующий ответ: "Я ненавижу этого ребёнка, как ненавидела его отца. Я молю Всевышнего, чтобы этот ребёнок умер". "Что ж, — сухо ответила капитан Спарроу. — Если Всевышний вас не услышит, а это скорее всего и случится, я заберу ребёнка себе. Но теперь вы и шагу не ступите без моего дозволения. Понятно?" И приставила к ней толстую негритянку Жоржетту — в качестве прислуги и охраны… Когда доктор поднял Галку среди ночи, та сперва даже не поняла, в чём дело. А когда поняла, помчалась за ним — исполнять обязанности медсестры, в режиме "подай-прими".

Измученная голландка, стиснув зубы, упрямо отвернулась от орущего мокрого комочка. Доктор, покачав головой, положил новорожденного на руки Галке.

— Мальчишка, — рассмеялась она, пытаясь этим смехом скрыть нешуточное волнение. — Да ещё такой голосистый. Точно будет капитаном!.. Жоржетта, у тебя на примете есть кормилица?

— Как же не быть? Конечно, есть, — отозвалась негритянка. — Моя дочь полгода как родила. Хотите — можете за ней хоть сейчас послать.

— Вот управимся, езжай на берег и привези её сюда, — кивнула Галка. — Я распоряжусь насчёт шлюпки.

— Да, да, с этим желательно поторопиться, — кивнул доктор. — Жаль, что я не подумал об этом раньше. Но я полагал, что мать не откажется его накормить…

— Бросьте, месье, — Жоржетта своей специфической фамильярностью слегка напоминала Галке Мамушку из "Унесённых ветром" — знает своё место, но всегда остаётся при собственном мнении. — Уж я-то на своём веку повидала. Лучше хорошая мачеха, чем плохая мать, поверьте. А эта, — кивок в сторону голландки, — дура набитая — прости, Господи — и другим своим детям будет хуже всякой мачехи.

"Не в бровь, а в глаз, — пока ребёнка купали и пеленали, Галка то и дело косилась на голландку. — А если пацан в неё удался, будет мне головная боль на всю жизнь. Но… я не этого боюсь. А того, что горе-мамаша может передумать".

Мамаша не передумала. Едва только доктор позволил ей покидать каюту, заявила, что собирается вернуться домой. Без сына. Которого, к слову, со дня его рождения даже не видела. И Галка, понимая, что никакие уговоры не подействуют, молча положила перед ней лист бумаги и перо. Слова словами, а лишняя страховка не помешает. Да и для голландки это было последним испытанием, намёком, что ещё возможен возврат. Но… Аннеке Бонт в присутствии трёх свидетелей написала отказ от сына, забрала шкатулку с драгоценностями — с теми самыми, которые дарил ей ненавистный пират — и была такова.

— Скатертью дорожка, — пробурчала себе под нос Галка, наблюдая, как голландка спускается по штормтрапу в шлюпку.

— Не суди её так строго, Эли, — сказал Джеймс. — Если бы ты знала, как сурово относится к внебрачным детям протестантская церковь, то поступок этой женщины не показался бы тебе таким чудовищным.

— Значит, она отказалась от ребёнка — своего ребёнка! — лишь бы её дома не поставили в угол? — криво усмехнулась Галка. — На её месте я бы послала всех к чёрту, но малого бы никому не отдала.

— То ты, — Эшби заглянул ей в глаза. — И вообще, я не уверен, что ты в принципе могла бы оказаться на её месте.

— Ты как всегда прав, дорогой, — Галка потёрлась щекой о его плечо. — Ну, раз так всё сложилось, и у нас теперь есть приёмный сын, то давай думать — где и как будем его содержать. Хотя бы по первому времени. Впереди крупное дельце, и я не хотела бы рисковать его жизнью. Поручить его Исабель?