— Мать мою сюда не приплетай! — раздался раздраженный голос жениха. Я подскочила, услышав голос Снежного.

— А то что, Закари?!

— Ты что здесь забыла?! Убирайся!

— Помолчи! Не дорос ещё на мать кричать. Тарас Иванович, что с ним?

— Он потерял зрение, — застыла, так и не решившись войти в кабинет. — Держитесь!

— Пустите меня к нему!

— Послушайте, здесь не время и не место сценам. Артур Андреевич, сопроводите Захара до палаты. А вы, мать больного, следуйте за ними. На этом всё, я выпишу рецепт и передам через Тараса Ивановича. Всего доброго!

В дверях показался Бессмертный, который поддерживал Захара. Непроизвольно сделала шаг к мужчинам, но взгляд владельца стриптиз-клуба «Эгоист» встретился с моим. Взгляд предупреждающий. Взгляд останавливающий. Взгляд, говорящий: «Все вопросы потом». Натолкнулась на него, словно, на каменную стену и отшатнулась. Мне хотелось поддержать Захара, но решила пока держаться в стороне. На меня никто не обратил внимание, кроме Бессмертного.

Захар

«Сдохнуть бы сейчас и чтобы никого и ничего».

Я скулил побитой собакой. Меня волокли под мышки, видимо, в палату, а я хотел бы на кладбище.

— Что эта за жизнь будет? Нахрен всё! Дайте мне сдохнуть! — стонал я.

— Заткнись! И сопли подотри, тряпка, — рычал Артур.

— Сам тряпка! Ты слышал его?! Я слепой, мать твою, калека!

— Это всего лишь один врач. Он не единственный. Сука, сегодня ты жениться собрался! Семья у тебя есть, кусок ты унылый, — рычал мне в ухо друг, а потом меня бросили спиной на койку, так что пружины заскрипели в похоронном марше Снежного.

— Вот она моя судьба. Койка, да, помойка. Я на свалке жизни, — включил я свою пластинку.

— Для особо тупых и эгоистичных повторю, у тебя есть сын и любимая женщина, которой ты сделал предложение. Переставай себя жалеть. Карина знала, что ты можешь ослепнуть навсегда. Однако в том, чтобы разделить с тобой жизнь и доверить тебе ребенка, она не раздумывала ни минуты.

— Видишь, чуть меньше минуты она сомневалась. Может, думала, если я поправлюсь, а теперь узнает… О, нет! Она бросит меня, — я хотел реветь, только глаза и без того слезились и щипали.

— Артур Андреевич, отойдите, нужно обработать ожоги у пациента, — раздался женский громовой голос.

— Да, пожалуйста, — топот шагов и шелест одежды, резкий запах лекарств.

— Захар, не двигайтесь, сейчас я Вам закапаю в глаза и намажу гелем кожу вокруг глаз, — мой экзекутор стал исполнять надо мной бесполезные, по-моему мнению, действия во имя спасения меня.

— Оставьте меня. Дайте помереть от горя или лучше дайте мне спирта. Смысла нет переводить на меня приличные напитки, — стенал я.

— Захлопнись, Снежный, ты меня бесишь! Ничего ровным счётом для Вас не поменяется. Ты подумал о сыне? Как они с Кариной будут плакать, когда ты превратишься в овощ, глуша всё, что горит.

— Что мне, бл**ь, по-твоему делать?!! — заорал я, решив помахать руками.

— Тише, Захар! Уйдите, Артур Андреевич! Иначе мне придется накачать его успокоительным и вызвать медбрата.

— Да! Вали, нахер, Бессмертный!

— Сам пошёл нахер! Я позже приду, когда перебесишься, идиот.

— Ррр! Нахеррр! — орал я, пока меня за плечи прижимали к постели, а дверь в палату громко хлопнула. — Валите все, дайте мне яду, медсестра!

— Лежите спокойно. Ваше состояние несмертельно, будьте сильным. Ваш друг прав, вы не один. Люди и с большими недугами живут и борются за каждый вдох. А вы лишь зрение потеряли, от такого не умирают. Думайте о любимых, что ждут Вас дома.

— Дом… Нет там никого, он пустой.

— Как?! Артур Андреевич ведь говорил о вашей жене? — возмутилась женщина, намазывая мазь мне на веки. — Так, закройте глаза и расслабьтесь.

— Мы пока не женаты.

— Ну, значит, поженитесь. Будьте сильным и стойким. Под напором такого красавца даже я не устояла бы, будь лет на двадцать моложе, — хохотнула медсестра.

— Находите меня в таком состоянии привлекательным? — невольно улыбнулся.

— Поверьте, с закрытыми глазами вы неотразимы. Так стоит ли расстраиваться, что Вам откажут? — подбодрила она. — Полежите так минут десять, пока гель не впитается. Оставлю Вас, в соседней палате пора менять одному джентльмену подгузник.

— Может, и мне пора ими запастись? — с сарказмом ответил я.

— Нет, Вам нужно запастись силой воли и терпением, кажется, я видела красивую девушку рядом с Вашей палатой. Постарайтесь произвести на неё впечатление, так же как и на меня. Не говорите ей глупостей, о которых будете жалеть всю оставшуюся жизнь. А я выйду и попрошу её дать Вам время подумать, скажем, полчаса?

— Да, неплохо бы отсрочить трудный разговор.

— Вам просто нужно перестать думать за других, дайте человеку сделать то, что он хочет, а не гоните от себя, как Вы поступили сейчас с Вашим другом.

— Он мне…

— Отдохните и подумайте о моих словах, я многое здесь повидала. Драмы здесь случаются не реже, чем приходят посетители, — звук удаляющихся шагов и скрип закрываемой двери.

Я лежал десять минут и всё думал о своем будущем, о Карине, о Маке. Всё-таки я хочу жить, чтобы любить своих милых сердцу людей. Хочу знать, как Мак пойдет в школу, как получит аттестат и поступит в ВУЗ. Хочу подарить Карине танцевальную студию, чтобы быть уверенным, что исправил ошибки. Даже перед Артуром извиниться, потому что он меня не бросил в трудную минуту, хотя у него был свой интерес. Сейчас я бы даже не прочь был узнать, что та самая идиотка сказала бы мне, узнав, что сотворила со мной. Арт не расскажет, гребанный рыцарь с душой прожжённого кобеля и бандита. Самое тупое, я на неё не злюсь, мне просто больно изнутри, так невыносимо тяжко чувствовать беспомощность. Я так много видел, но СКОЛЬ много я еще не видал!

Сейчас оставшись один, я вновь заплакал, скупые две слезы, чёрт бы побрал это! Мой отец чувствовал что-то подобное со своим диагнозом? Правду сказала медсестра, у некоторых шанса выбраться нет. Не было его и у моего отца, но нам он так ничего и не сказал. Пока он был в себе, до последнего говорил о том, как сильно нас любит. Тогда моя мать стояла с глазами полными слёз, но они не проливались. У этой чертовой железной леди они просто не проливались! Она никогда при мне не говорила, что любит его. Губы дрожали, но она не могла произнести четыре простых слова «Я тебя тоже люблю». Это так просто сказать, но она, словно, не знала, как это — их говорить. Холодная королева — вот кто моя мать, а я её Снежный мальчик. Какая игра слов, но я ведь другой, я не хочу жить и умирать в одиночестве! Я принял решение, сидя на кровати и сжимая кулаки.

Дверь снова скрипнула и послышались шаги.

— Карина?

— Нет. Твоей потаскухи тут нет, сын. Ей ты такой не нужен, мой мальчик.

— Зачем ты пришла? Позлорадствовать? — угрожающе прошипел я.

— Что ты?! Зачем мне это, я ведь всё-таки мать. Мне больно видеть, что с тобой сделала эта сумасшедшая фанатка, Закари, — мать подошла вплотную и села рядом со мной. — Тарас Иванович всё мне объяснил. Это чудовищно!

— То есть ты волнуешься за меня? — скептически спросил я, потому что этот вкрадчивый диалог мог закончиться в любом ключе.

— Да. Я волнуюсь. Что ждёт нашу семью теперь, когда ты потерял зрение?

— Наша? Семья?

— Твой папа хотел, чтобы Я обо всём позаботилась. Видимо, сам Господь Бог на моей стороне.

— Причем здесь Бог, мама, что за бред ты несешь?

— Это не бред, Закари. Всё, что свалилось на тебя, Божий промысел. Твой персональный крест, но твой сын в этом невиноват. Невинное дитя, — мать как-то странно говорила, словно, сама с собой, отчего по спине побежал холодок.

— Я тебя не понимаю.

— О, ты никогда не был догадливым и умным ребёнком, сын. Дурная кровь, но так и быть, я тебе всё расскажу, — меня погладили по руке и приступили к повествованию.

— Макар — светлый ребенок, я узнавала, он, кстати, очень одаренный. Ты знал, что он отлично считает? Ребенок — прирожденный математик, еще он играет не как глупые сверстники, в мячик или салки, он играет в шашки и чуть-чуть в шахматы.