— Успокойся, всё в порядке. Макар с Васей, Карина скоро подъедет.

— Надо же, небось за сына только испугалась. Что ж я такой невезучий?! — мычу я, кладя руку себе на лоб.

— Вообще, да, тебе реально не повезло. Зак, на тебя напала дочь того мужчины, что сбил красный Лексус. Я её знаю и она мне дорога. Так что я готов пойти на что угодно, чтобы ты не подавал на неё в полицию.

До меня туго доходили слова Артура. Вообще-то, от всей ситуации я был в шоке и ступоре. Как же угораздило мне так вляпаться? Я дважды, мать вашу, получил увечия из-за случая, в котором не участвовал. Моя новая машина сумела втянуть меня в две ситуации, где меня просто избивают.

— Ты, твою мать, прикалываешься?! Опять?! — орал я. — Опять?!

Мне закрыли рот рукой.

— Да, тише ты, контуженный! Слышу я прекрасно, — успокаивает меня грозно Артур.

Я ударил Арта под ребра, тот лишь охнул, потому что бить в слепую и с лёгким головокружением — это плохая идея. Меня начало мутить, рука со рта сразу ушла.

— Дыши, Снежный, дыши. Рано тебе кисейную барышню разыгрывать.

— Ты меня со своей девкой решил инвалидом сделать?! Я живу за счёт глаз! Я профессиональный гонщик, нихрена, непонятно, что со мной стало! А ты мне о бабе говоришь!

— Я пришёл тебя просить не опознавать мою девушку. Для тебя я делал тоже самое неоднократно. Я помогаю тебе вновь даже с Сюзанной. Пойми и ты меня. Ей всего 19 лет, она глупая и несмышленая. Блин, друг, это важный вопрос. Я помогу тебе всем, чем смогу. Слово Бессмертного.

Я молчал и шумно дышал. Ко мне не каждый день вламывается человек, который начал на первом знакомстве считать мне ребра, а потом был мне нужен и полезен не единожды. Он много сделал для меня, моей женщины и сына. Наверное, это и можно назвать дружбой.

— Кто она для тебя?

— Она… моя… Просто моя, — выдыхает с трудом мой друг, словно, его пытают.

— Как Карина для меня?

— Может, даже больше. Всё сложно, Зак, — я слышу стук каблуков и неровное сопение. Бессмертный куда-то отошёл. — Но я не хочу ломать её будущее, она просто очень сильно пострадала от той аварии. Кроме отца у неё никого не осталось.

— А ты что же?

— Мне нет места подле неё.

— Тогда почему ты так просишь за неё? — хмурюсь я, так что повязка стягивает мне виски.

— Наверное, потому что впервые делаю это ради дорого мне человека. Без выгоды и не ради своего удовольствия. Я хочу, чтобы она всегда улыбалась, — говорит Арт так, что я впервые чувствую, что за фасадом повзрослевшего бандита и бывшего отморозка прячется добрый и щедрый человек.

— Если бы ты назвал мне иную причину, я послал тебя на хрен. Хорошо, но ты мне можешь оказаться нужным. Не забывай обо мне. Что от меня требуется? — кистью отмахиваюсь от него.

— Я сам всё организую. Вася опознал мою девочку, но вопрос с ним уладить проще, чем с чокнутым гонщиком-холостяком на отдыхе.

— Скажешь тоже. Я, между прочим, семью хочу создать. За любимой женщиной и нашим сыном ухаживаю, а в итоге валяюсь слепым кротом на койке. Чёрт, мне срочно нужно знать, что с моими глазами, — иронизирую я, давя панику.

— Не волнуйся, врач должен уже вернуться, — говорит Бессмертный, тонко чувствуя время.

Скрип открывающейся двери.

— Так, молодые люди, наговорились? Можем продолжать диалог о состоянии пациента и его осмотре?

— Да, конечно, док, он в Вашем распоряжении, — звук удаляющихся шагов, рукопожатие с характерным хлопком и скрип закрываемой двери.

Мне бы перестать волноваться, да, не могу. Тишина и темнота так пугают. Кажется, что я — живой мертвец посреди океана чьей-то чужой жизни. Я страшусь ответов на свои вопросы, потому что даже сейчас мои глаза болят. Не той болью, от которой люди готовы ползать по стенам и рыть землю пальцами. Той болью, за которой нет отличий, лопнула ли мозоль или ты упал, подвернул ногу. Это некое болтание туда-сюда, вперёд-назад.

— Ну, что, Захар? Поговорим о Вашем состоянии? Не успели мы Вас принять и оказать медицинскую помощь, уже успели позвонить несколько человек. Один, как уже заметить могли, пришёл сюда лично.

У меня в ушах начал подниматься нервный гул, словно, шумит море. Только это никакое не побережье, я в четырех стенах посреди Мухосранска, который посреди леса, дальше только гуще лесная стена. Меня начало отпускать.

— Захар?! Захар, всё хорошо?

— Простите меня, я… Тарас Иванович, вы что-то хотели сказать? — говорю я скупым голосом.

— Да, Захар, у меня для Вас нет приятных новостей. Обычно, когда применяется такого рода средства защиты, достаточно промыть глаза, и люди отделываются легким покраснением глаз и внутренней части век.

— Но у меня не так? — догадываюсь я.

— Средство никто не смыл, когда Вы упали и потеряли сознание, в таком состоянии вы пробыли полтора часа, пока мы всё-таки смогли оказать вам должную помощь. Мы с трудом смогли отвадить от Вас сына. Он очень крепко вцепился в вашу руку и громко кричал.

— С ним всё в порядке?

— Мы дали ему легкое успокоительное, мальчик начал заикаться, — заметил врач.

Я скрипнул зубами и отвернулся в сторону. Приехали к тому, с чего начали.

— Он… где он?

— Мальчик с вашим другом сидит перед отделением. Когда я проходил мимо, он вроде дремал.

— Хорошо, а его мама?

— На Вашем месте я бы начал беспокоиться о себе.

Я поджал губы, не зная, о чём просить врача, дать мне шанс оставаться в неведении или всё-таки спустить меня в персональный ад.

— Роговица, склера и радужка глаза, внутренняя часть века пострадали от едкого вещества. Более подробно выяснить не удалось. Мы промыли ваши глаза и проверили реакцию на свет. У вас развивается колликвационный некроз, более подробно можно будет узнать у нашего офтальмолога завтра-послезавтра на обследовании.

— Тарас Иванович? — у меня защипало в глазах.

— Да?

— Скажите, у меня есть шанс видеть? Вы же смотрели, что у меня там? Я же небезнадежен? — дрожь в теле выдавала мою панику.

— Шанс есть всегда, на моей памяти были более тяжелые случаи колликвационного некроза, от которого люди слепли. Но, увы, пока сложно говорить о степени поражения и делать какие-то прогнозы. Необходимо дополнительное обследование. Но скорее всего в нашем городе должного лечения Вы не получите. Будем реалистами, ваше состояние далеко от достаточного для выписки. Вы остаетесь у нас.

— А как же мне? Я же ничего не вижу…

— О, да, я приставлю к Вам медсестру. Есть ли тот, кто может позаботиться о Вашей сменной одежде? Ваша супруга?

Я горько усмехнулся, пряча лицо за волосами. Если я ей здоровый был не нужен, то сейчас и подавно не сдался. Мой план трещал по швам и шансов не осталось. Я готов был орать на всю палату о несправедливости, но вместо этого просто ответил, как есть:

— У меня никого нет, на матери моего сына я не женат.

— Может Ваша мать?

Жевание губы стало моим любимым занятием на минуты моего здравия.

— Я бы не хотел… просить мне её не хотелось бы. Только в крайнем случае, да, и она не будет гореть желанием ухаживать за мной.

— Захар, Вам никто не говорил, что принимать чью-то помощь в тяжелый момент это нормально? — спросил без прикрас главный врач.

— Может и нормально, да, не приходилось как-то. Легче заплатить и приставить кого-то ко мне, — нервно подергиваю плечами, сплетая пальцы на животе.

— Мы ведь не коммерческая клиника. Я приставлю к вам медсестру, но насчет вашей сменной одежды распоряжусь. Так и быть это Вам от меня жест доброты, — хитро вымолвил врач. — Отдыхайте, сегодня часы приёма окончены. Медсестра ещё зайдет на ваш вечерний туалет.

— Да, ладно, — говорил я, совершенно не слушая врача.

Дверь закрылась, и я остался совсем один. В полной непроглядной пустоте наедине со своими тараканами и демонами из прошлого.

Захар

Солнце высоко висело в небе. Такой яркий ослепительный свет излучало оно, что от него согревалось нутро и кости. Я стоял по пояс в колосьях пшеницы. Было лето такое теплое, до мурашек. Налетал прохладный ветер и качал безмолвное желтое море. А на горизонте море утопало в голубой синеве эмпирея*.