– Твоя, правда, Эдик. Полностью с тобою согласен. Когда я служил срочную в Карелии, там повсюду имеются красивейшие места. И озера такие глубокие и прозрачные, что глаз не оторвешь от подобной красоты. Но все же, если бы мне пришлось выбирать между той природой и нашей, здешней, отнюдь не броской красоты, я, несомненно, выбрал нашу. Ты спрашиваешь, что рассказал старик Михеич? Он многое поведал о наших рыбных местах и о старине: о местных здешних постройках. Его отец считался знатным каменщиком и много лет, задолго до революции, работал по камню в Санкт-Петербурге. Здешние сооружения поражают величием и красотой. Видишь церковку?

Александр показал рукою на видевшее вдали, высокое полуразвалившееся здание бывшей колокольни, озирающее округу пустыми проемами. Рядом с ней притулился невысокий серо-красный храм Рождества Пресвятой Богородицы без куполов и частично разобранный местными жителями на строительные нужды.

– Отец нашего Михеича участвовал в постройке придела Николая Чудотворца для храма по заказу отца старого барина: отца нашего Кирилла Сергеевича. Я вижу, как тебя рассказ сильно заинтересовал, – заметил Александр, наблюдая, как Эдик жадно впитывает в себя, каждое сказанное ему слово.

– Может быть, ты хочешь найти здесь клад, якобы спрятанным старым барином? Отец Михеича, как будто рассказывал ему, что барин, после путешествия на Урал, спрятал неподалеку свое золото и самоцветы. Ты о кладе Эдик знаешь не хуже меня. Старинное предание о зарытом, кладе, стало легендой в здешних местах. Когда идешь к нашему лесу или вдоль холмов, постоянно находишь повсюду старые, полуобвалившиеся ямы. Здесь поработали наши местные кладоискатели. Лично я считаю, что эти россказни – сказки и местные небылицы, пущенные людьми для отвода глаз до революции, чтобы крестьяне не сильно грабили барское имение. Получается, что в имении и брать было нечего. Все сокровища были спрятаны в лесу. Мы с тобою следователи и обязаны исключительно опираться на факты, а не на мифические гипотезы. А реальных фактов никаких нет. Больше на эту тему разговаривать нам не стоит. Пора нам идти отдыхать. Через час будет совсем темно.

Чтобы не беспокоить внезапно заболевшую Машу, молодые люди на ощупь забрались в деревянный сарай, полный свежезаготовленного сена. В нем они иногда ночевали, когда в доме было слишком душно и удобно расположились на импровизированных ложах.

Выждав с полчаса и убедившись, что его товарищ крепко спит безмятежным сном, Эдуард осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, прикрыл двери сенного сарая и, держась в тени деревьев, направился к едва белеющим в темноте окнам спальни Марии Истоминской. Хватов отлично знал расположение комнат в Машиной половине дома, так как вырос в нем и, несмотря на последующие реставрации и ремонты, великолепно ориентировался в помещениях. Он мог там, с закрытыми глазами, проникнуть в любую комнату, и хорошо знал: какая вещь в ней находиться и на каком месте расположена она. Поэтому Эдуард твердо решил, что он обязательно сегодня достанет таинственный перстень и тогда он нападет на истинный след старинного клада. В том, что клад существует, и не является плодом людской фантазии или чьего-то воображения он был твердо уверен. Недаром же он слышал о кладах от матери и других старых слуг прежней барской усадьбы. Накануне он подслушал разговор отца с дочерью, и услышанное сильнее разожгло его любопытство и азарт, появляющийся при одном воспоминание об огромной куче золота, которая как будто бы реально лежала на столе. «Да! Ради богатства стоит мне постараться и любой ценой достать или добыть сокрытое сокровище. Первый шаг в поиске, я делаю сейчас», – бормотал Хватов, открывая прихваченной отмычкой замок Машиной спальни. По расчетам Хватова Мария не успела спрятать в надежном месте драгоценное кольцо, и оно по любому, должно быть где-то у нее в спальне. Чтобы хорошо спрятать кольцо потребовалось определенное время. У Маши его вчера не могло быть из-за приглашенных гостей. По опыту следовательской работы, Эдуард хорошо знал, где чаще и в каких местах молодые дамы и девушки обычно держат ювелирные изделия. Поэтому, он уверенным шагом направился к стоящему в углу вишневого цвета трюмо, надеясь там, внутри одного из ящиков найти вожделенную вещь. В комнате девушки, несмотря на позднюю ночь, было довольно светло. Лунный свет ровными полосами высвечивал, и проход к трюмо и стоящую неподалеку кровать Маши, застланную скромным голубым покрывалом. Из открытой летней рамы, затянутой сеткой из тонкой ткани от назойливой мошкары, отчетливо доносились порывы теплого ветерка с запахом чабреца и донника.

Хватов внимательно прислушался. «Вроде бы тихо. Ну, что же, пора за дело. Наш генерал может проснуться в любой момент. Мне говорили, что у старого хрыча чуткий сон». Осторожно выдвигая один за другим гладкие полированные ящички с позолоченными ручками в форме открытого львиного зева, он, во втором, заметил плоскую шкатулку из красного, потемневшего от времени, дерева с причудливым вензелем из завитушек и переплетенных между собою инициалов. Но рассматривать в подробностях рисунок Хватову было некогда. Затаив дыхание, и физически чувствуя, что он на верном пути, Эдуард поспешно откинул крышку ларца и увидел приличную грудку различных брошей и цепочек, тускло мерцающих серебристо-золотым цветом и, посредине расположилось долгожданное блестящее кольцо. «Думаю, что я нашел – мелькнуло у Хватова в голове. Но надо убедиться, что колечко именно такое, зачем я охочусь». Он достал шкатулку из ящика и положил его на полированный стол старинного трюмо. Но, он неловко задел рукавом левой руки массивный канделябр-подсвечник, скрытый в темноте и которым иногда пользовалась Мария в ночное время. Бронзовый светильник, ударившись о ножку кровати, произвел такой оглушительный звук, что от неожиданности, Хватов уронил шкатулку со всем содержимым. Бусы, брошки, колечки, разлетелись и раскатились по полу в разные стороны.

«Попался», – мелькнуло у него в голове. «Обязательно кто-то прибежит сюда и скорее всего, первым будет генерал. Да и ординарец расположился недалеко от него. У меня есть всего минута, и потому мне надо исчезать». Хватов лихорадочно шарил по полу голой рукой, смутно различая при лунном свете различные цепочки и кольца, но заветного кольца, которое он так тщательно и старательно хотел найти, нигде не было. В коридоре послышались неясный, неоформленный шум и приглушенные голоса, сопровождающиеся отчетливо слышимыми шагами, приближающимися к входной двери. Времени у Хватова не оставалось, и мысленно проклиная все и всех на свете, он вскочил на подоконник и, отворив настежь окно, выпрыгнул на песчаную дорожку, ведущую в густые заросли цветущей белой сирени и душистого жасмина. Через двадцать минут Эдуард лежал рядом неподалеку от спящего Александра и мысленно прокручивал в голове планы дальнейших действий. Их было у него столько много, что порой ему казалось чудом, как они могут одновременно уместиться в голове. «Надо же мне так сегодня постараться, чтобы все испортить», – в последний раз мелькнуло у него в голове и он, мгновенно, провалился в глубокий, опьяняющий сон, отключившись от всего на свете.

– Вставай лежебока! – разбудил Хватова голос Александра.

Разбудил его не только голос друга. Александр давненько толкал приятеля в бок, ничуть не церемонясь.

– Да, поскорее, вставай Эдуард. Генерал зовет всех к себе. Посторонний сегодня ночью пробрался в Машину комнату. Подробности сообщу по дороге. Ну, и здоров ты, спать. Можно подумать, что ты где-то ночью бродил и только под утро лег спать. А я с раннего утра на ногах. Как только встал, зашел к нашей больной. У нее со здоровьем все в полном порядке. Ну, а после меня позвал генерал. Он стоит у крыльца и нам подробно расскажет о происшествии.

Кирилл Сергеевич, одетый в светлый, полотняный костюм, состоящий из просторной, длинной на выпуск рубашки и свободных светлых брюк, сейчас больше напоминал солидного отпускника отдыхающего «от трудов праведных», чем боевого генерала, не дающего спуску ни себе, ни подчиненным бойцам. Желто-белая соломенная шляпа с широкими полями смотрелась на плотной, массивной голове ничуть не хуже, чем обычная военная повседневная фуражка, оставившая отчетливый след на его загорелом, высоком лбу. Глядя на него, человек со стороны никогда бы не поверил, что перед ним стоит кадровый генерал, командующий пятью тысячами солдат и офицеров.