И они исчезли. И вот теперь пришла Ирина.

— У тебя все ещё синие глаза? — спросила Настя. — Как?

— Ты теперь Хранитель? — прямо спросил Македонец.

— Скорее, я с Хранителем, — мягко ответила Ирина.

— Значит, бортанула-таки Сеню? Эх…

— Это Судьба.

— Все вы так говорите… — махнул рукой расстроенный Македонец. — Бабы…

— Не отдавайте рекурсор, — сказала Ирина.

— С чего бы вдруг? — спросил Зелёный. — Нас за него раскатают в блин.

— Любая цена не будет чрезмерной. Если полный рекурсор попадёт в руки Куратора, будет гораздо хуже.

— Я одного не понимаю, — разозлился Зелёный, — почему, когда речь заходит о средствах, оправдывающих цели, всегда оказывается, что средства наши, а цели хер пойми чьи? Почему эту «любую цену» должны заплатить моя семья и мои друзья?

— Это Судьба, — повторила Ирина.

Зелёный громко, отчётливо и очень образно рассказал, где он видел такую Судьбу, в каких видах и какими способами. Покраснел даже ко всему привычный Борух. Но рекурсор так и не отдали, и война пришла в Коммуну.

Воюем теперь.

Утром, когда мы уже смотрели друг на друга глазами похмельных сов, вернулся зевающий Зелёный.

— Ну что, товарищи Основатели и примкнувшие к ним, что вы ещё просрали, пока я спал?

— Ещё два прорыва, — сказал Борух. — Но удачно попали на управляемые МВЗ21, мы разнесли их к чёрту.

— Теперь там нет МВЗ, — сказал Зелёный, — и ничто не мешает забросить туда новую группу. Так?

— Так, — признал майор, — мы оперативно минируем все реперы, но банально не успеваем. Очень мало опытных сапёров, не хватает взрывчатки. Так что я вас покидаю, моё место — там.

— Удачи, Борь, держитесь, — сказала ему вслед Ольга. — Мы что-нибудь придумаем.

— Ага, вы такие придумщики… — прокомментировал Зелёный. — Гении креатива, блядь. Я звонил Ивану, дирижабль готов возобновить эвакуацию. Но я уже не уверен, что это правильное решение.

— В смысле? — удивился я.

— Вывозить людей сюда — зачем? Чтобы их убили вместе с нами? Это ничуть не веселее, чем сдохнуть отдельно от нас. Более того, я бы сказал, что их шансы выжить там намного выше. Фактории и опорные пункты выносили для того, чтобы надавить на Коммуну, подтолкнуть к капитуляции. Теперь на нас напали открыто, а значит, практика террора себя исчерпала. Контора рациональна, они не станут громить и жечь просто так, без цели и смысла. Так что наши колонии, скорее всего, нас переживут. Через некоторое время к ним придут и сделают предложение, от которого они не смогут отказаться, вот и всё. И они, если не дураки, его примут. В отличие от нас, которых приговорила за всё хорошее синеглазая девчуля.

— Это слово Хранителя, — сказала Ольга веско.

— Хренителя, — отмахнулся Зелёный. — Я бы дал вам всем по башке и отдал рекурсор, правда. Но теперь уже поздно. Они его теперь сами заберут. Кофе тут хотя бы есть? Ненавижу помирать невыспавшимся.

Вскоре нам принесли кофе и новости о ещё трёх прорывах. Двух неудачных и одном удавшемся. Как Зелёный и предсказывал, на месте отработавшего минного заграждения. Теперь там спешно окапывалась новая группа рейдеров.

— Сейчас они закрепятся, раздёргают оборону на части, и тогда начнётся настоящая атака, — с каким-то даже удовольствием предсказал он.

— Оль, может, пора объявлять план «Исход»? — спросил я.

— О, так у вас есть план? — скептически спросил Зелёный. — Судя по тому, что я о нём не слышал, это какая-то совсем уже убогая хрень? Иначе вы бы давно поделились со своим аналитиком, не опасаясь, что он будет над вами обидно ржать?

— Это план отчаяния, — ответила Ольга. — Ты прав. Мы не говорили о нём, потому что даже в страшном сне не представляли, что до этого дойдёт.

— Да, да, я давно понял, что прогностика — не ваша сильная сторона. Так что вы удумали?

— Дети, женщины, большая часть технарей и научного персонала в Убежище. Установка в рабочем состоянии, готова и запитана. У нас подготовлена локаль, о которой никто не знает — некий город со своим Институтом и даже Установкой, как будто неточная копия нашего. Он пуст и давно заброшен, мы проводили там несколько экспериментов. На самый крайний случай, там созданы запасы продовольствия, техники и материалов. Там есть энергия, вода и всё необходимое. Если не будет другого выхода, мы отправим гражданских туда вместе с рекурсором. Пусть начнут всё с начала.

— Я правильно понял: локаль, о которой «никто не знает»? Но вы её «подготовили на крайний случай»? И у вас не вызывают никакого, даже лёгкого, логического диссонанса две эти посылки в одном утверждении? Ничто не наморщило при этом ваш девственный гладкий мозг? Ладно, наш писатель — дурак и романтик, но ты, Ольга? Когда ты успела так стремительно поглупеть?

— Что ты имеешь в виду? — обиделся я.

— Он хочет сказать, — ответила сердито Ольга, — что, раз локаль готовили, то про неё знают по крайней мере те, кто это делал.

— Какая умница! Можешь же, когда захочешь! На что спорим, там уже сидят и, благодарно чавкая вашими запасами, ждут, когда вы принесёте им детей, женщин, уникальных научных специалистов и, конечно, рекурсор?

— Ты серьёзно? — спросил я.

— А вы? Вы серьёзно? Вы вообще об этом не подумали?

— Подумали, — призналась Ольга, — но я не вижу другого выхода. Отправим сперва разведку. Вот прямо сейчас и отправим.

Она сняла трубку древнего чёрного телефона и трижды крутанула диск.

— Убежище? Громова. Дайте мне дежурного.

— Дежурный, тут Громова, — продолжила она после паузы, — кто у вас там сейчас командует резервной группой? Таира? Отлично. Пусть берёт человек пять и сделает разведку по «Исходу». Да, ты всё верно расслышал. Да, я даю добро, запускайте Установку. Да, всё настолько плохо, ты правильно понял. Как только вернутся разведчики, начинайте.

— Повезло, — сказала она мне, положив трубку, — там твоя Таира. Как бы она ко мне ни относилась, я ей доверяю. Разведчик она идеальный.

Телефон немедленно зазвонил. Ольга сняла трубку, долго молча слушала, положила.

— У тебя оружие есть? — спросила она меня, помолчав.

— Пистолет только.

— Возьми.

Она раскрыла высокий сейф в задней стене кабинета, достала свою электронную винтовку и автомат. К автомату прилагалась старая брезентовая разгрузка с пятью рожками. Я присоединил один, дослал патрон, поставил на предохранитель.

— Даже прям боязно спрашивать, — прокомментировал Зелёный, — кстати, у меня «Кольт», но я бы предпочёл не доводить до него дело.

— Еще два прорыва. Удачных. Мы теряем Коммуну. Боюсь, всё, что нам останется — прикрывать эвакуацию гражданских.

— Если есть куда… — начал Зелёный, но телефон зазвонил снова.

— Что? — заорала Ольга в трубку так, что я немедленно схватился за автомат. — Так гасите немедленно! Вырубайте портал! Что значит «не вырубается»? В каком смысле «с той стороны держат»? Так взорвите заряд! Хоть всю Установку! Да, даю санкцию, дебил! Бегом!

— Прорыв к Установке, — сказала она, бросив трубку, — ворвались на плечах разведчиков, бой в аппаратной.

— Мы ближе всех, — ответил Зелёный, и мы побежали.

Мы бежим по лестнице вниз, потом два коридора, потом ещё одна лестница. Гермодверь открыта, внутри женские крики и детский плач, но стрельбы не слышно. Пахнет пороховой гарью, по потолку тянутся в вентиляцию струйки дыма.

— Где они? — орёт дежурному на бегу Ольга.

Тот бледен, руки дрожат, карабин повис на ремне стволом вниз. Растерянно разводит руками:

— Уже всё, отбились, но…

Она, не слушая его, бросается вперёд по коридору, который ведёт к Установке. Мы с Зелёным бежим за ней, люди прижимаются к стенам, пропуская нас.

В аппаратную не зайти, она полна едкого ядовитого дыма, двое в противогазах льют туда пену из больших огнетушителей.

— Папа, папа! — слышу я сзади.

Оборачиваюсь — Алистелия с детьми. Лицо её настолько потерянное и несчастное, что я понимаю — случилась большая беда.