— Но как они нас находят? — Настя по-школьному подняла руку, привлекая внимание.
— К сожалению, мы этого пока не знаем. Но, учитывая союзников Комспаса в Церкви, не удивлюсь наличию утечек и даже прямой агентурной работе.
Подростки в аудитории заволновались и запереглядывались.
— Но какой смысл Церкви поддерживать Комспас против нас? — спросила Настя растерянно. — Ведь мы же спасаем Мультиверсум?
— Думаю, это следует пояснить мне, — на кафедру, потеснив Ольгу, поднялся руководитель Конгрегации. — Здравствуйте, Корректоры.
Подростки дружно встали, загремев стульями. Он тут за главное начальство.
— Существуют сторонники мнения, что наша деятельность не ведёт к спасению, а лишь затягивает агонию Мультиверсума. Это теория «чем хуже, тем лучше» — чем сильнее кризис, тем быстрее придёт Искупитель. Такие веяния всегда присутствуют в кризисных социумах, вы об этом знаете. Увы, не избежали этого и мы. Идеологический раскол в Церкви весьма давний, но лишь недавно он перешёл из области догматических разногласий в плоскость практического противостояния. Мы уверены, что отдельные представители Кафедры передали Комспасу технологии дистанционного управления реперной сетью, а если в их руки действительно попали наши Корректоры, то, боюсь, вскоре нас не укроет даже мораториум…
— Всё действительно так плохо? — спросил я у Ольги, когда мы возвращались из Школы.
— Да, — коротко сказала она. — Если им удастся сделать биопрепараты из Корректоров, то первой падёт Коммуна. Локальный статус нас больше не защитит. Но следующим будет Центр.
— Так надо же что-то делать! — возмутился я её спокойствию.
— Успокойся, люди работают. А у нас есть небольшая пауза, и это отличный момент решить твою семейную задачку. Собирайся, мы с тобой едем в… как там его, этот срез?
— Эрзал.
— Мел, мне надо что-то ещё знать про Эрзал? — спросил я кайлитку.
Она развалилась на подушках широкой кровати в спальне, обложившись тремя спящими младенцами. Хозяйственная суета, всё ещё продолжающаяся в особняке, её явно не привлекает.
— Возьми на столике флакон, — царственно указала пухлой веснушчатой рукой, даже не подумав подняться.
— Что это? — я покрутил в руках пузырёк из толстого стекла с притёртой пробкой. Внутри пара миллилитров розовой жидкости.
— Это моя кровь. Я смешала её с алкоголем, чтобы не свернулась. Она послужит пропуском в лабораторию, там генный анализатор на входе. Я бы пошла с вами, но сейчас моё место тут…
Она лениво, по-кошачьи потянулась, поправила раскрывшийся на груди халат, устроилась поудобнее на подушках.
— Но как мне искать Эрзал?
— Не знаю, — отмахнулась она, — но ты что-нибудь придумаешь. Всё, дети просыпаются, мне надо ухитриться накормить двумя сиськами троих оглоедов. В этом ты мне точно не поможешь, так что иди уже. Я в тебя верю, Тём. Ты везучий.
Так себе комплимент, как по мне. «Ты умный» или «ты смелый» звучало бы лучше, но… ладно, зато со мной Ольга. У неё и того и другого избыток.
— Маршрут в Эрзал знал старый Сева, — объяснила Ольга, — он был их главным торговым представителем. Через него они сбывали своих конструктов и селекционтов. Ох, как он убивался, когда срез сколлапсировал…
— Севу, если ты забыла, я лично закопал. Предлагаешь отправиться на руины его лагеря и устроить спиритический сеанс?
— Предлагаю пойти к Малкицадаку и спросить у него. Они с Севой были старинные друзья, и он наверняка что-то знает. Его табор стоит на окраине, у цыганского рынка.
— О, чёрт, — я схватился за голову, — старый золотозубый ром начнёт нас поить, кормить, а мне ещё и сватать малолетних девиц из своего бесконечного выводка внучек!
— Ты популярен, — пожала плечами Ольга, — цени.
— Артём, чавора́лэ! Оленька, ча́юри! — воодушевлённо приветствовал нас сидящий в пёстром шатре цыган. — Мишто явъя́н!1 Какие гости в моём таборе! Какой праздник! Эй, несите…
— Хватит, Малки! — резко сказала Ольга. — Мы тоже рады тебя видеть, но у нас мало времени. Мы по делу.
— Ту мири́ Оленька, мэ тут манга́в!2 Я прошу тебя, на холясо́в!3
— Малки, я серьёзно. Охотно выпью с тобой, как в старые времена, но в другой раз.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ту хохавэ́са, мэ джино́м4… — вздохнул цыган. — Ну ладно, что вам нужно?
— Нам нужен маршрут в Эрзал. Сева знал его.
— Эх, Сева-Сева… Как же мне не хватает этого старого жулика! Нанэ ада вавир прэ свето5… Зачем вам туда? После коллапса не выжил никто из тех, с кем можно вести дела…
— Значит, ты знаешь дорогу.
— Я дам вам глойти. Она знает. Постарайтесь вернуть её живой, хорошие шувани сейчас дефицит. Куда катится этот мир? — расстроенно покачал головой Малки.
— В жопу, Малки. В жопу он катится. И если мы ничего не сделаем — то так и скатится, — сердито ответила Ольга. — Где там твоя шувани?
Выданная нам напрокат глойти имеет такой вид, как будто её похитили при помощи машины времени из шестьдесят девятого года — из-под куста возле сцены в Вудстоке. Не дав умыться, переодеться и протрезветь. Цветные фенечки до локтей, гроздья разноцветных бус поверх выцветшей грязноватой рубашки, драные джинсы-клёш, немытые волосы ниже плеч и смотрящие внутрь себя глаза вусмерть удолбанного существа за большими разноцветными очками. Одно стекло в них зелёное, другое малиновое. Босиком и с замшевой, обшитой истёртой бахромой сумочкой на шее.
— Малки, это что? — удивилась Ольга.
— Это Донка, — в свою очередь удивился он. — Отличная глойти.
Отличная глойти порылась в сумочке, достала забычкованный косяк и заклацала здоровенной зажигалкой, заправленной, судя по запаху, спиртом. Как и она сама. Подкурив, выпустила носом клуб воняющего палёными носками дыма и уставилась вдаль, игнорируя наше существование.
— Она же вообще никакая!
— Она же глойти!
Малки искренне не понимал, что нам не нравится. Пришлось брать, что дают.
Пока мы конвоировали не вполне адекватную глойти через наш особняк на задний двор, где с дирижабля сгрузили для нас УАЗик, Алистелия и Таира провожали меня умоляющими взглядами. Видимо испугались, что я подобрал где-то ещё одну жену, и им теперь придётся её отмывать и приводить в чувство. Вслед нам донёсся дружный вздох облегчения.
— Эрзал. Нам надо в Эрзал, понимаешь? — без особой надежды спросил я, усадив её на переднее сиденье.
— Блин, чувак, — отозвалась она внезапно, неожиданно хриплым и низким голосом, — ты чо такой душный? Доедем, говно вопрос. Выпить есть?
— Выпить — потом, — я показал на рюкзак, куда предусмотрительно сунул бутылку Ивановой продукции. — Сначала — Эрзал.
— Во ты унылый… — расстроилась барышня и, почесав под мышкой, добавила, — и трахаться я с тобой не хочу. Что бы там Малки себе ни думал. Я за свободную любовь, пусть сам себе глойти рожает.
— Договорились, — вздохнул я с облегчением, — чисто деловые отношения. Поехали.
— Жми пока прямо, — девица взгромоздила на переднюю панель босые грязные пятки. В УАЗике это непросто, но она как-то извернулась тощей тушкой. Вытащила сигареты, закурила, глядя в туманное ничто Дороги. — Сейчас налево будет съезд, не провафли, водило! Да вон же! — завопила она внезапно, ткнув бычком чуть ли ни в ухо мне.
Я резко повернул, машина подпрыгнула, девица уронила сигарету, соскользнула тощей жопой по сиденью вниз и оказалась сложенной пополам с ногами выше головы, застряв между сидушкой и панелью. Просто гимнастический этюд, я бы не смог. Ругалась она при этом как пьяный боцман дальнего плавания — на нескольких языках и очень экспрессивно. Нам пришлось останавливаться, открывать дверь и вытаскивать её оттуда, причем она ещё и вопила, что мы её лапаем. Чтобы обвинения не были голословными, я демонстративно провёл ладонью по тому месту, где у некоторых барышень случается грудь и, не обнаружив там ничего достойного громкого слова «лапать», только руками развёл. Девица зашипела злобно.
