Лесорубы беззлобно посмеялись над ним, что шибко бежит, будто в лесу ждет теща с пирогами, но Чеботарев не ответил на шутку.

Через час он обогнал оленных людей, расположившихся отдохнуть на ягельнике возле горы. Их передвижение зависело от того, где находятся пастбища, а ягельники в этих лесистых местах были разбросаны редко, нужно было запоминать их все и заранее обдумывать маршрут переходов. Чеботарев мельком оглядел стоянку, костры, которые горели бездымно, — комары и гнус уже спрятались под кору деревьев и не тревожили людей, наступила настоящая пора для долгих переходов и кочевок, — и торопливо прошел мимо. Наконец Чеботарев нагнал и Иванцова, уже получившего последние указания. Он вместе с вешильщиком находился там, где Колыванов свернул с трассы, оставив первый сигнальный знак.

Все их действия были заранее обусловлены. Впереди, начерно выбирая трассу, пойдут Колыванов, Лундин и Чеботарев. Труднее всех будет, конечно, Чеботареву, потому что ему придется тащить на плечах, кроме мешка с продуктами, еще и теодолит. Но Чеботарев был не очень огорчен этим. Кто-нибудь же должен нести его!

Остановившись возле Иванцова, чтобы забрать у него теодолит и покурить на прощание, Чеботарев увеличил свой и без того порядочный груз еще и плащ-палаткой, которую без стеснения забрал у инженера. Да и то сказать, Иванцов может еще суток двое возвращаться на ночлег в город, а они уже оторвались от жилья, и впереди долгий и небезопасный путь…

Переложив вещи поудобнее, чтобы теодолит не мешал, подвязав сверху палатку, Чеботарев кивнул молодому инженеру и зашагал вперед, руководствуясь свежими пролысинами, оставленными на деревьях Лундиным. Теперь он находился в настоящем лесу, можно было подумать обо всем, как всегда думается в одиночестве. И Чеботарев невольно замедлил шаги, ощутив непривычное для него величие леса. Казалось, что все заботы и дела отодвинулись куда-то в вечность, стали мелкими, незначительными по сравнению с этой тихой жизнью леса, который стоял здесь тысячелетия, не меняя своего облика, тогда как самая деятельная человеческая жизнь измеряется каким-нибудь полувеком.

Чеботарев смотрел на огромные деревья, похожие на колонны, подпирающие небеса. Почва была глубоко погребена под толстым слоем умершей и опавшей хвои. Только в тех редких местах, где прошелся топор дровосека, виднелась листва, теперь уже пожелтевшая, но все-таки напоминавшая Чеботареву родные лиственные леса. Здесь же возвышались странные оголенные стволы, только на самой вершине были ветви, уже лишенные игл.

И Чеботарев понял, что идет по лиственничному лесу, в котором сам воздух был пропитан запахом смолы и эфира. Лес не поглощал звуков, а, наоборот, усиливал их до такой степени, что иногда трудно было понять, шумит ли ветер в дупле дерева, шаги ли это большого зверя, голоса ли каких-то странных птиц или животных…

Вот показались ели, с которых свисали чуть не до земли зеленые волосища, и деревья эти были похожи на крестьян-бородачей. Ветер развевал длинные бороды.

А вот черные гордые головы кедров. Эти деревья Чеботарев сразу узнал. Они росли и в городе, их не вырубали ради орехов и красоты.

Еще дальше, возле затесанной лесины вдруг выглянула красная рябина, неизвестно как попавшая в этот черный лес.

Вдруг он услышал чей-то крик, но никак не мог разобрать, чей это голос — мужчины или женщины. Лес изменял звуки, и временами казалось, что это вовсе и не человеческий голос, а просто какая-то лесная птица-пересмешник дразнит одинокого путника. Но вот раздалось уже совсем близко:

— …таре-ев!

Сомнений не было, его окликала какая-то женщина. Чеботарев остановился, прислушиваясь. Снова и еще ближе звонкий женский голос крикнул:

— Товарищ Чеботарев!

Он отозвался и сразу увидел женщину. Она шла по его следам, с той же настороженностью вглядываясь в метины на деревьях, в лесные сумерки. И по тому, как быстро она шла, почти бежала, по тому, как озиралась кругом, Чеботарев понял: эта женщина тоже не знает леса и боится его.

— Я здесь, — сказал он, соображая меж тем, что женщина, хотя и одета в ватный мужской костюм, скорее всего инженер. А так как в городе женщин-инженеров не было, то он понял, именно она и прилетела на самолете.

— Вам, собственно, кого надо? — спросил он, словно имел возможность немедленно представить ей любого человека.

— Я прилетела на изыскания трассы, — взволнованно, все еще задыхаясь от быстрой ходьбы, сказала женщина. — Я инженер Баженова Екатерина Андреевна. — Она протянула ему руку. — А вы и есть товарищ Чеботарев?

— Так точно. — Он вгляделся в ее продолговатое, порозовевшее лицо, на котором все черты были выражены так нерешительно, словно природа боялась грубым прикосновением испортить эту хрупкую красоту. Женщина была несомненно красива, несмотря на несколько мелкие черты лица. Выделялись только большие глаза, такие яркие, что они освещали и украшали все лицо.

— Где же начальник? — спросила Екатерина Андреевна.

— Он прошел вперед, — охотно объяснил Чеботарев. — Слишком мало времени дали нам на разведку, — добавил он, надеясь, что женщина-инженер привезла какие-нибудь новые указания. — Пришлось разбиться на две группы. Начальник пошел вперед, а Иванцов будет уточнять пикеты. Вы его обогнали?

— Да, — ответила Екатерина Андреевна.

— Может быть, есть какие-нибудь изменения? — осторожно спросил он.

— Нет, — кратко ответила она. — Мы сегодня догоним начальника?

— Конечно…

Они шли молча, прислушиваясь, как хрустит под ногами осенняя, уже промерзшая трава, вышли из бора и пересекли широкую полосу бурелома, где было много травы, которая стояла почти в рост человека, затрудняя движение. Длинноостый пырей, трубки дудочника, кусты багульника, вереска и еще каких-то колючих растений хлестали по лицу, осыпая своими семенами. Далеко впереди послышался стук топора — Лундин затесывал очередную мету.

Екатерина Андреевна с каким-то испугом прислушалась и несколько отстала от Чеботарева. Василий оглянулся, весело кивнув головой:

— Слышите?

— Да… Догоните их, Василий. Вас ведь зовут Василий, правда? Скажите, что я прилетела из управления. Я так устала, пока бежала за вами, что идти трудно. Я пойду потише…

Он увидел, что она и в самом деле побледнела. Должно быть, ей было трудно идти в этом тяжелом костюме, в сапогах. Странная женщина, могла бы, собственно, остаться у Иванцова и догнать отряд утром, на лошади, когда повезут им продукты, как он условился с молодым инженером. Но он ничего не сказал Баженовой, кивнул ей и торопливо пошел вперед. День подходил к вечеру, можно готовить привал…

Скоро он увидел начальника. Колыванов выходил из зарослей можжевельника, тщательно оберегая инструменты и часы.

Впереди был большой лог, для обхода которого Колыванов искал дополнительную кривую. Василий окликнул его, но Борис Петрович не услышал. Он стоял с топором в руках, в ватном костюме, поверх которого надет охотничий лузан. Он теперь был больше похож на лесоруба, нежели на начальника строительства. Подошла Баженова. Она казалась сейчас более спокойной, шла неторопливо, смотрела на начальника так, словно приехала для ревизии и заранее знала, что здесь не все в порядке.

— Вы зачем здесь? — глухим голосом, который, по наблюдениям Чеботарева, соответствовал самому сильному гневу, спросил Колыванов.

— На разведку трассы, — небрежно ответила женщина.

Чеботарев невольно подумал, что он — хотел этого или нет — виноват в том, что женщина, появление которой почему-то неприятно Колыванову, оказалась здесь.

Он не слышал дальнейшего разговора между Баженовой и Колывановым. Он быстро пошел к логу, где увидел огонь, разведенный стариком Лундиным. Охотник сноровисто и быстро рубил запас хвороста на ночь. Над костерком закипал чайник, а на поваленном буреломом дереве, чуть тронутом гнилью, лежали куропатки, уже белевшие обильным подпушком. Птица была крупной, жирной, видно подготовилась к зиме. Лундин повернул к Чеботареву свое бородатое с узенькими глазками лицо и сказал: