Слабая надежда шевельнулась в моей груди. Вдруг он сейчас скажет: «Там нет никакого тела. Просто куча листьев. Вы с сестрой переутомились, вот вам и мерещится невесть что».
Но ничего этого инспектор не сказал. Он покачал головой и нахмурился.
– Никогда не видел ничего подобного. За целый год он совсем не разложился. – Он подошел ближе, и я подумала, слышит ли он, как меня переполняет горе. – Похоже, его отравили.
Я сжала кулаки так сильно, как не сжимала никогда в жизни. Ногти впились мне в ладони, и боль эта была так остра, что на несколько мгновений заглушила тоску в сердце.
– Вы правы, его отравили, – напряженно произнесла я. – Это яд растения кён-по буджа.
– Но убил его не яд.
Я удивленно посмотрела на инспектора.
– Не яд?
– Я осмотрел тело детектива Мина, – ответил Ю и внимательно взглянул на меня, – и нашел глубокую рану. Его закололи.
Я вздрогнула. Воспоминание мелькнуло у меня перед глазами, нечеткое, как крылья ночной бабочки. Чье-то лицо… Не отца, лицо молодой женщины. Шрам рассекал ее бровь надвое, казалось, что у нее на лице три брови. А под бровями – покрасневшие, полные отчаяния глаза. Ее губы шевелились, но она не произносила ни звука. Наверное, я вспомнила Сохён.
– А куда его ударили? – выдавила я, отбросив странное воспоминание.
– В живот. Я слышал, ваш отец был искусным фехтовальщиком, он с легкостью мог отразить такой удар. Думаю, яд очень ослабил его. У него не хватило сил защититься, на клинке его меча ни следа крови.
Я ждала, что вот-вот заплачу, но этого не произошло. Я ничего не чувствовала, кроме зияющей пустоты в груди.
– Вот, – сказал инспектор, – я нашел это в глубине пещеры.
Инспектор Ю протянул мне чукчандо – отцовский меч. Он был таким тяжелым, что я смогла удержать его только двумя руками. Внешне он напоминал бамбуковую трость, на которую опираются при ходьбе, но стоило мне потянуть за рукоять, как со звоном выскочило лезвие и ярко сверкнуло в солнечных лучах. Кто-то отравил отца, чтобы легко заколоть его. Кто же мог так поступить? Только тот, кто понимает, что победить искусного фехтовальщика можно, лишь когда он ослабнет.
– Постойте-ка! – Инспектор Ю обернулся в мою сторону. – Вы сказали, что вашего отца отравили каким-то ядом. Почему вы так уверены?
И я рассказала ему все, что мы узнали от Поксун: о том, в каком состоянии был отец, о связи Сохён с шаманкой Ногён, о том, что они ссорились перед смертью Сохён, о том, что шаманка как-то со всем этим связана.
– Я обыскала комнату шаманки, – призналась я инспектору, – и нашла там яд. Она держит его в шкафчике, в запертом ящике. Вы слышали, наверное, о растении кён-по буджа?
– Да, я слышал. Это сильный яд. Но зачем старой шаманке убивать вашего отца и отца Мэволь?
Этого я не знала. Этот вопрос и меня ставил в тупик.
– Я не сомневаюсь, что она любит мою сестру, – сказала я. – Искренне заботится о ней. Но, возможно, отец узнал какой-то ее секрет, и это напугало ее, и потому… – Я стиснула зубы. – Она нанесла ответный удар.
– Вот как. – Инспектор Ю сдвинул на затылок черную шляпу, по его лицу было видно, что мое предположение застало его врасплох. – Вы сказали, что человек в маске хотел отправить Поксун в подарок в империю Мин. В этом нет ничего противозаконного. Это официальная практика государства Чосон.
Я сердито посмотрела ему прямо в глаза. Ю же был правительственным чиновником.
Инспектор почувствовал мое неодобрение и добавил:
– Еще двести лет назад делались попытки отменить эту позорную практику. Писались специальные прошения королям. И я писал прошения. Но вы знаете нашу историю, госпожа Мин. Что тут поделаешь? Мы сами себе не хозяева, всего лишь вассалы. Император требует дань, мы не вправе ему отказать. Это гадко.
– Действительно гадко, – согласилась я, хмуро разглядывая тяжелый меч чукчандо. Исчезновение отца было как-то связано с данью, которую отправили императору, но не правительство Чосона похитило тринадцать девочек. Ему не было необходимости делать из этого тайну – существовал закон, следуя которому девушек отправляли в другое королевство.
– А кому, помимо государства, могло прийти в голову похищать девушек?
– Я слышал, что некоторые люди, обычно это высокопоставленные дворяне, лично доставляют девушек в империю. На самом деле женщин, отправленных из Чосона, куда больше, чем заявляют официальные источники. Но все равно мне трудно представить, чтобы этим промышляли в такой деревушке, как Новон.
– Хотите сказать, что Поксун лжет?
– Нет. Скорее всего, она ошиблась. Неверно истолковала слова похитителя. А если это правда, тогда я вообще не понимаю, какая от всего этого выгода шаманке Ногён.
– Она знакома с судьей Хоном, – заметила я.
– Да, я знаю.
– Знаете?
– Я изучил его финансовые затраты. Огромное количество денег шло на оплату ритуалов шаманки. Может, он использовал ее, чтобы подобраться поближе к тем тринадцати девчонкам? – Инспектор вытянул губы: похоже, его и самого не убедила эта теория. – Если шаманка помогала ему похищать девушек, чтобы отправлять их в империю Мин, она могла бы заработать на этом целое состояние. Но зачем тогда жить в маленькой хижине у подножья горы Халла? Зачем вообще оставаться в деревне и помогать нищим крестьянам, если можно поселиться где угодно и служить аристократам?
– Сохён была ее дочерью, – сказала я. – Она погибла в лесу пять лет назад. Когда-то и ее отослали в подарок императору, поэтому в деревне ее сторонились. Думаю, она страдала от этого.
– Ага, – протянул инспектор Ю, погрузившись в мысли. – А вот это уже интересно. Мотив не жадность, а месть… – Он помолчал, потом вдруг сказал: – Поехали, провожу вас к шаманке Ногён. Не спускайте с нее глаз.
– А как же отец?
– Попрошу помощи у деревенского старейшины, чтобы перевезти его останки.
Останки! Какое жуткое слово! Будто он говорил об испорченном мясе, свинине или курятине, которую выбросили в помойную яму во дворе, а не о человеке, когда-то ходившем по этой земле, и который в одиночку вырастил меня после того, как мама умерла.
– Вы быстро вернетесь? – спросила я, хотя на самом деле мне очень хотелось спросить: «Когда вы арестуете шаманку Ногён?»
Он взглянул на небо.
– К вечеру. Заеду в хижину, чтобы увезти шаманку на допрос в кванхон.
Значит, он поверил мне. Смесь облегчения и страха охватила меня, но она быстро переросла в мучительную тревогу, когда инспектор Ю спросил:
– А сестра знает, что вы подозреваете шаманку?
Я крепко сжала рукоятку отцовского меча.
– Нет, мне не хотелось ее расстраивать.
Возникла небольшая пауза.
– Это хорошо, – неожиданно для меня ответил инспектор. – Так даже лучше. А то она наверняка рассказала бы все шаманке, и кто знает, что бы из этого вышло. Возможно, Ногён попыталась бы сбежать.
Инспектор Ю ускакал прочь. Вскоре он превратился в размытое пятнышко на фоне бескрайнего неба. Я медленно спешилась и, зажав меч чукчандо под мышкой, повела пони в конюшню. Вечером, когда приедет инспектор, он заберет еще и этого пони. Всего несколько часов подождать.
Я прижалась лбом к деревянной двери конюшни. Руки невольно разжались, меч уткнулся в землю. Я представила, какое лицо будет у Мэволь, когда инспектор Ю заявится к нам вечером, как она испугается, когда он увезет допрашивать шаманку. Я представила, как она лихорадочно соображает, кто же мог обвинить ее наставницу. Потом она повернется ко мне, и ее глаза наполнятся болью.
– Ты вернулась!
Я вздрогнула и обернулась. Не успела подумать о сестре, как вот она передо мной.
– Ну как? – Она с интересом разглядывала отцовский меч. – Инспектор осмотрел место, нашел что-нибудь?
Я смотрела на Мэволь. Может быть, это последний раз, когда мы разговариваем так по-дружески. Она умылась, причесалась и переоделась в чистый белый ханбок. Ее глаза светились любопытством, хотя в лице можно было разглядеть следы недавно пережитого потрясения.