– Мазь для твоего искалеченного зада, – кивнул лекарь. – Сможешь спать спокойно.

Лицо трактирщика вытянулось. Он жадно сглотнул:

– Мазь мне уже не поможет.

– Уже сегодня ночью ты будешь спать как младенец. А через неделю сможешь сидеть на стуле. Так долго, сколько захочешь. Моё верование запрещает мне врать, друг. Если моё лекарство не поможет, я покрою свой род позором.

Глаза Тойво стали такими большими и влажными, будто он сейчас расплачется.

Ахти подошёл и вцепился ему в рукав.

– А! – махнул рукой трактирщик. – Какая теперь разница!

– Пусть этот лекарь сначала расскажет, кто он такой! – насупился мальчик.

– Это мало что даст, если вы мне не верите, – ответил Фархад, поправляя тюрбан. – Лучше я опишу вам человека, который ездил на моём коне. Он весьма необычен на вид. Тело и лицо его украшают узоры.

– Этот человек в розыске, – перебил его Тойво. – Ты вот так просто признаёшь, что помогал ему?

– Да, друг мой, признаю. Потому что ты тоже ему помогаешь.

– С чего ты взял?

– Я вижу благородный огонь в твоих глазах!

– Чего-чего ты видишь?

Лекарь вздохнул и объяснил иначе:

– Мой скакун скидывает любого, кто осмелится его оседлать. Он удерживал на своей спине лишь меня и моего друга Цубасу, который помогал мне его объезжать. Следовательно, только Узорчатый Человек мог приехать к вам на моём коне.

– Это не так, – вставил Ахти. – Я катался верхом на вашем скакуне. И он меня не скинул.

– Ты? – Фархад посмотрел на мальчика с интересом. – Истинно, у тебя есть дар. А ещё молодость и невинность, животные это чувствуют.

– Ладно, – Тойво поморщился. – Правда за правду. Цубаса отдал коня с условием, что я получу рысака в дар, если его владелец не вернётся. Сроки вышли. И он не вернулся, ушёл к Чёрной Язве и сгинул.

Лекарь задумчиво кивнул:

– Теперь всё сходится. Благодарю, друг! Я дожидался его в моей хижине за деревней, но он так и не приехал. Но я знаю Цубасу: он никогда бы не оставил моего коня незнакомцу. Что его вынудило так поступить?

– Он заметал следы. Что же ещё? А твоего дружка, бедуин, я знаю ещё с юности. Как и Гаспара.

При упоминании этого имени лицо Фархада чуть скривилось.

– Тогда между нами гораздо больше общего, трактирщик.

Тойво подбоченился:

– Только не пускай в ход свои бедуинские штучки. Я слышал, что вы мастера торговаться. Но и старина Тойво кой-чего стоит! Я не отдам тебе рысака за просто так, хоть покажи десять шкатулок! Сделка есть сделка. Потерял коняшку – плати.

Но Фархада как будто совсем не волновал вопрос выгоды. Он извлёк из длинных одежд связку колец и протянул их продавцу.

– Мало даёшь, бе… – Тойво осёкся и остановил взгляд на сверкающем золоте, которое он сначала принял за медь.

– Мой род богат, – спокойно ответил лекарь. – А мой конь стоит куда больше. Но я надеюсь, друг мой, ты вполне разумен и уступишь мне его по праву того, кто его воспитал.

Тойво посмотрел на скакуна, от вида которого у него и на расстоянии коленки подгибались, затем на золото. И выбрал последнее.

Фархад взял из рук мальчика уздечку. Конь последовал за ним без промедления, но, едва приблизившись к лекарю, не удержался, потёрся мордой о плечо хозяина.

– Бомбей, мой мальчик. Я скучал.

Ахти громко сглотнул.

– Постой-ка, бедуин, а как же мазь? – спросил Тойво, пробуя колечки на зуб.

– Пришли ко мне мальчика на следующей неделе. Мне нужно время, чтобы приготовить лекарство.

– Ты же сказал, я буду спать спокойно уже сегодня. А ещё, что ты никогда не врёшь…

– Это не ложь, это поэзия. Ты что-нибудь слышал о бедуинской поэзии, друг мой? Она полна метафор и преувеличений. Умей отличать одно от другого.

– Вот тебе и порча! Ха! – повторял Тойво по пути в «Мамочкин приют». – Вот тебе и проклятие! Так выгодно сбыть какого-то там коня и получить годовую выручку!

– Он не «какой-то там конь», – возразил Ахти и вздохнул. – Мне будет его не хватать.

– Тебе, парень, нужно жениться на кобыле. Она нарожает тебе маленьких кентавров, и ты будешь их нянчить.

– Кто такие кентавры?

– Кто? Это ж ты у нас с Зелёной Пирамиды! Гаспар говорил: у вас там всякого обучают в школе.

– Про кентавров я ничего не слышал, – нахмурился мальчик.

– Оно и ясно. Небось в носу ковырялся. Старина Тойво всяким там наукам не обучен, зато много чего повидал и много чего слышал.

Он высоко поднял палец:

– Кентавриус – это наполовину человек, наполовину лошадь. Жрёт он только растения, к мясу не притрагивается, притом яблоки на дороге оставляет конские.

– Что же, он дикий или разумный?

– Разумный! Книги и свитки обучен читать. Воин хороший, так как быстр и не может с лошади рухнуть. До девок шибко охоч. Как увидит какую красавицу, в нём конская природа просыпается.

– Где ж такие живут? – поморщился Ахти.

– Почём я знаю! За Горьким морем мало ли невиданных стран? Там и обычаи не как у нас, раз бабы до коней охочи.

– Брехня, – улыбнулся мальчик. – Ничего такого нет.

– А гладышей тоже нет? У?

Ахти посмотрел на Тойво серьёзно. Промолчал.

По возвращении они встретили у трактира старуху Ку-Ку. Она бродила по двору и звала Пумми:

– Кис-кис-кис, мой блохастик. Где же ты? Кис-кис!

Заслышав их голоса, она обернулась:

– Третий день не возвращается наш касатик. Видать, волки или лисы его утащили.

– Волки или лисы? – хмыкнул Тойво. – Да он у них в горле застрянет.

– Пумми осторожный, – добавил Ахти. – И у него есть лазейка под крышей в конюшне. Он обычно там прячется.

Мальчик и старуха походили ещё по округе, позвали, но кот так к ним и не вышел.

– Кот, – пробубнила Кукушка. – С кота-то всё и начнётся.

– Что? – не расслышал парень.

– Смотри в оба, Ахти, и держи ухо востро. Времена грядут непростые.

– А когда они были простые? – пожал плечами мальчик. – Тойво продал коня. Хотя бы деньги теперь есть.

– Деньги? – старушка усмехнулась. – Посмотрим, какие они на вкус.

С первым морозцем на тракте воцарилась мёртвая тишина. Через пару недель после исчезновения Пумми мальчик вышел из трактира и прислушался. Из кустов доносился жалобный вопль, спутать который можно было только с заунывным пением пилы.

Ахти раздвинул ветки и увидел, нет, не кота – грязный комок слежавшейся мокрой шерсти. На парня уставились два слезящихся глаза, в которых уже не было мольбы о помощи, только зеленоватый туман.

Мальчик побежал за Ку-Ку. Старушка, проснувшись от его криков, поднялась с лежанки и на удивление проворно последовала за Ахти.

Умелые морщинистые пальцы раздвинули кошачий мех, сомкнулись на голове Пумми. Кукушка заглянула рыжему в глаза, резко отдёрнула руку.

– Что там? – воскликнул мальчик.

– Чёрные слёзы. Это мыльный сап или черничница. Или этот болван ходил в сторону разлома и заразился, или подхватил эту напасть у дикой лисицы. Неси воду, уксус и масло зверобоя, что у меня на полке.

– Это лекарство ему поможет?

– Это не лекарство. Это мне для очистки рук.

Пумми скончался тихо, без криков и жалоб. Ахти, шмыгая носом, пошёл было за лопатой, но Ку-Ку ему запретила и велела принести хворосту и дров.

– Только огонь может всё очистить. Молитесь всем богам, какие есть, чтобы нам свезло, и этот рыжий паскудник не разнёс по двору заразу, – Кукушка поднесла факел, и сухие ветки быстро занялись. Она громко высморкалась и тихо добавила: – Хороший был кот, ласковый. Хоть и дурень.

И недели не прошло, а с животными в небольшом хозяйстве «Мамочкиного приюта» стало происходить неладное.

Две свиньи притихли в углу и не подходили к кормушке. Коза спотыкалась на ровном месте и жалобно блеяла.

– Вчера я прибил возле сарая крысу размером с пивной бочонок, – развёл руками Тойво, как неудачливый рыбак, – но это, скажу я вам, была и не крыса вовсе, потому что мех у неё чёрный, а глазки злобные и хитрые.