– Я говорил тебе, что волноваться вредно и вспоминать былое тоже. Поясню: да, ты не выбирал это ремесло, – оно выбрало тебя.

С этими словами колдун отошёл от него.

– Собирайся, и живо. Луукас строит отряд.

– Ментори…

– Что, Анемед?

– Мне кажется, я слышал какие-то странные звуки из конюшни.

Ахти прижался к створкам ворот, задержал дыхание и зажмурился.

– Тебе кажется? Это на тебя не похоже. Дар слушания никогда тебя раньше не обманывал.

– Просто… Звук был странным: как будто кто-то фыркнул или чихнул.

– Лошади издают такие звуки? – в голосе наставника слышалось нетерпение.

Юноша помолчал.

– Да, наверное. Я попытался войти туда, но…

– Хозяин трактира сказал, что животные больны. Держись от конюшни подальше.

– Хорошо, Ментори.

– А теперь в седло! Ехать придётся долго.

Когда шаги заезжих гостей стихли, Ахти медленно опустился на пол, усыпанный соломой.

Рубашка на его спине насквозь пропиталась потом.

– Анемед, – повторил он шёпотом имя белого мальчика, который снёс у чучела голову и чуть не погубил их всех. Повторил, как будто ему ещё суждено было встретиться с этим странным юношей на никому не известных дорогах.

Луна в тот вечер побелела, как кость. И никогда ещё она так не напоминала череп.

Её глазницы-кратеры таращились на дорогу, по которой мчались во весь опор всадники. Свистел ветер, бряцали шпоры, взрывали песок копыта. Облако дорожной пыли распухало в хвосте молчаливой колонны.

Луна старалась. Луна светила. Она отражалась от взмыленного бока лошади. Она поблёскивала в неживом, подёрнутом белой плёнкой глазе командира отряда.

Кобыла заржала, мотнула головой. Неутомимая плётка хозяина продолжала наказывать её за ошибку, которую лошадь не совершала, – там, в опустевшей деревне, их направили по ложному следу.

Луукас Краснолицый по кличке Циклоп натянул поводья, опустил онемевшую руку. Его спутники отреагировали быстро – придержали коней. Но несколько всадников в пылу погони проскакали мимо и вернулись, только спустя время.

След от повозки обрывался прямо посреди дороги, как будто телега воспарила в небо, прямо навстречу костяной Луне.

– Кто мне это объяснит?

Всадники мрачно переглянулись, промолчали.

– Вы же нанимались ко мне как лучшие следопыты! Ну, кто из вас?

Командир сплюнул, сощурил зрячий глаз, вытер грязным платком взмокший лоб и шею.

Никто в отряде не смотрел на него. Погоня затянулась на две недели, вместо обещанных суток. Циклоп взбешён, и неизвестно, что взбредёт ему в голову.

Одного товарища они уже потеряли, когда чуть не завязли в болоте. За серьёзный проступок командир мог подвергнуть волчьему суду каждого, в ком сомневался. Это когда всадники на лошадях встают в две линии, спинами друг к другу, а подозреваемый накидывает на себя волчью шкуру и проходит по живому коридору. Если повезёт – лошадь тебя не лягнёт.

Курту Бородуле не повезло: он спутал телегу кузнеца, который искал на болотах руду, с повозкой беглецов. Не в его пользу говорило и то, что он был родом из этих мест, а значит, мог прикрывать своих. Теперь следопыт лежит в тёмном омуте с проломленным черепом.

Не услышав ответа от команды, Циклоп набрал воздуха в грудь, чтобы их отчитать. Но тут же раздался монотонный голос из темноты, со стороны обочины:

– Повозка не испарилась. Они её просто перенесли. На руках. В поле.

Командир развернулся, чуть тронул лошадь пятками, поехал на разгорающийся свет фонаря. Копыта мягко ступили на траву.

– Что ты там вообще можешь видеть в такой темноте, Моргред?

В сумраке показалась длинновязая фигура в дорожном плаще, опущенная на одно колено. Конь, такой же тощий, похожий на скелет, держался близ хозяина, щипал траву. Моргред поднял бледное лицо:

– Я не вижу, я нащупал.

Он провёл пальцами по неглубокой колее, оставшейся на земле, коснулся примятых венчиков горицвета, надел тонкую перчатку. Луукас поёжился, вспомнив ледяное рукопожатие колдуна, и ему на миг показалось, что лепестки цветов покрыл иней.

– Их не так много, чтобы перетащить гружёную повозку!

– Ошибаешься, командир. Их много, больше полусотни. Подмога пришла с полей и оттуда, из леса.

Циклоп посмотрел в направлении, указанном Моргредом, но не увидел ничего, кроме шарообразных верхушек ив, посеребрённых лунным светом.

– Деревенские. Вот сучьи дети! Как же они её подняли?

– Четверо людей могут запросто поднять на пальцах одного взрослого человека. Вопрос лишь в расположении точек опоры и распределении веса.

– Но это повозка, Моргред. Тяжёлая, неповоротливая…

– Мы уже давно преследуем наших врагов и убедились, что они действуют непредсказуемо…

Командир засопел – ему лучше было и не напоминать об этом. Как только они встали на горячий след, какая-то сволочь рассыпала по дороге шипастые пирамидки, выкованные специально для преследователей. Через пару часов кони захромали, и отряду пришлось остановиться в ближайшей деревне.

Короткая передышка подействовала на Луукаса как ушат ледяной воды – он понял: они преследуют профессионалов.

Командир коротко кивнул подъехавшему юноше-альбиносу. Тот переглянулся с колдуном и пустил коня рысью.

Луукас видел в тусклом лунном свете, как, отдалившись шагов на двести, юноша слез с коня, наклонился и приложил к земле ухо.

Прошла минута, такая долгая, что командир не выдержал:

– Ну?

Вот альбинос оторвался от земли, запрыгнул в седло и поскакал обратно.

– Они совсем рядом. Я слышу голоса и топот. – Юноша закусил губу.

– Что ещё ты слышишь, Анемед? – спросил колдун. – Что ещё, мой мальчик?

– Смех, детский смех, хохот мужчин и женщин. – Юноша нервно смахнул с белой щеки прилипшие комочки земли. – Хлопает ткань на ветру, рычат звери, играют дудки…

– Где? – перебил командир.

Анемед указал в темноту, в поле.

– По коням! – крикнул Луукас Краснолицый и почувствовал, как наваливается смертельная усталость. – Врежемся в них, иссечём. Порезвимся, ребята!

Хлопала ткань на ветру, рычали звери, играли дудки, стучали барабаны. И в такт им скакали по кругу вороные жеребцы, сверкая лоснящимися боками. На их спинах, раскинув руки, стояли ровно, как вкопанные в землю кресты, наездники – два брата, похожих друг на друга, как отражения в зеркале. Их сильные ноги в атласных чёрных трико и обнажённые смуглые торсы казались продолжением крупов коней.

Над ними, в туманной высоте купола, летала тонкая розовая фигурка. Она раскачалась на трапеции, как на качелях, потом внезапно прыгнула и зацепилась за перекладину. Публика охнула.

Небольшие деревянные плошки с салом и фитилями, которые зрители держали в руках, освещали грубые крестьянские лица. Был здесь и рыбак, и плотник, и ремесленник, и мельник, были здесь и их жёны. Ещё недавно, измождённые трудом и заботами, лица людей каменели в угрюмой тени, но прямо сейчас они улыбались. Их глаза по-детски лучились.

Огоньки сияли на сколоченных наспех скамьях и приставных лестницах. Заворожённые представлением зрители не замечали, что над куполом парит шар, бросающий яркий свет на арену. Он давал свет даже глубокой ночью, но как? Эту тайну могли знать только циркачи: братья-наездники, гимнастка и клоун, который, перекувырнувшись, выкатился на сцену. Подняв к небу руки, он рассыпал в воздухе алые лепестки и приковал к себе взгляды зрителей.