– Чувствовал я неладное… Слишком уж много зерна и сена ты тратил в последнее время!

– Да если бы я тебе сказал, ты бы вообще не дал мне зерна!

– Откуда ты знаешь? По-твоему, я такой жмот?

Тем временем лошадь продолжала тревожно ржать.

– Друзья, – мягко молвил Фархад. – Может быть, вы сначала откроете ворота?

Ахти вцепился в засов, приподнял его и уронил, чуть не сорвав ногти.

– Вот дрянь! Что же мне делать? Я никогда не принимал роды у кобыл!

Фархад помог приподнять тяжёлый брусок.

– Не переживай, мальчик. Чаще всего ничего не нужно делать.

Наконец им удалось распахнуть ворота. Ахти тут же бросился к стойлу Фиксу.

Слабый утренний свет освещал щедро засыпанный соломой пол, на котором лежала кобыла. У её задних ног шевелился блестящий, покрытый слизью зеленоватый комок – от него поднимался тёплый пар.

– Он… он живой! – воскликнул мальчик. – Посмотрите!

Фархад сел на корточки. Внимательно осмотрел жеребёнка.

«Это ведь жеребёнок?» – сам себя спросил Ахти и кивнул. У него были странные крючки на сочленениях ног, изумрудные покровы, как у его отца Верзилы, и сегментированный живот, похожий на тело гусеницы. В остальном это был самый обычный жеребёнок.

– Ты говорил, что он был зачат осенью? – поинтересовался лекарь.

Ахти кивнул.

Фархад нахмурился.

– В таком случае прошло ещё слишком мало времени – жеребёнок недоношенный. Удивительно, что он вообще способен дышать и двигаться.

Но малыш не только двигался, он качнулся вперёд и попробовал подняться на ноги. С первой попытки у него ничего не вышло. Но Фиксу подтолкнула его мордой и он попробовал снова. И вот, под удивлённые возгласы Ахти и лекаря, жеребёнок напрягся и встал на трясущиеся ножки.

– Восхитительно, – прошептал Фархад. – Ничего подобного я в своей жизни не видел. – Он коснулся маленьких бугорков на спине новорождённого. – Видимо, всё дело в его изменённой природе. Он развивается гораздо быстрее, чем обычный детёныш.

Ахти ничего не ответил. Его сердце стучало так сильно, что он прижал к груди ладонь.

Жеребёнок поглядел на него слезившимися глазами, быстро застриг длинными ушами.

– Стригунок, – улыбнулся мальчик. – Вот как я тебя назову.

В груди разлилось забытое приятное тепло.

Прошло пару месяцев, прежде чем жеребёнок окреп и его впервые вывели на прогулку.

Днём стало заметно теплее, но по ночам всё ещё бывали заморозки.

Стригунок рос быстро, то ли потому, что пошёл в отца, то ли из-за той самой загадочной «изменённой природы», о которой упомянул Фархад.

Сам лекарь снова пропал.

Ку-Ку тайком подворовывала мазь Тойво для лечения больных суставов. Поэтому трактирщик, обнаружив однажды поутру пустую банку, велел парню идти к «бедуину» за новой порцией.

Так как с продовольствием всё ещё случались перебои, мальчик позавтракал единственным, что оставалось в кабаке, – пирогом с грибами.

В муке, из которой готовились пироги, было полно сныти и желудёвой пыли, так как хорошей муки в Пеньках не водилось с середины зимы. Что касается съедобных грибов, в них старая Ку-Ку разбиралась великолепно. Но вот её глаза – они могли ошибиться.

Денёк выдался прохладный и солнечный. Ахти весело шёл по тропинке вдоль реки и насвистывал. Но далеко уйти он не успел. Стоило ему подняться на высокий пригорок, поросший соснами, как в животе что-то забулькало и природа позвала его в кусты. Именно это судьбоносное обстоятельство решило весь исход наступающего дня…

Странник явился из густого тумана, стелившегося по широкому лугу за границей Глухолесья.

Он выплыл из мутноватой утренней мглы, как привидение, как безликий дух, недавно покинувший царство теней.

Только призрак мог возникнуть на большом тракте – Дороге Забвения, успевшей зарасти чертополохом и лопухом. Ни один живой человек в здравом уме, да что там человек – ни одно животное не ходило в ту сторону. Если, конечно, это не был военный поход…

Мальчик почесал ноги, зудящие от крапивы, натянул штаны и раздвинул кусты, растущие на пригорке.

Фигура мужчины в утреннем свете обозначилась чётче. Он ступал тяжело и тащил за собой что-то громоздкое.

Странник приблизился к речке. Перед ним виднелся старый бревенчатый мост, который мог бы прослужить ещё много лет, если бы жители Глухолесья не пожелали обезопасить себя от того, что могло прийти, приковылять, приползти со стороны северо-восточного разлома. Преграда вышла так себе: мост даже толком разобрать не сумели. С большим трудом вытащили несколько толстых брёвен из середины и бросили их гнить тут же, на берегу.

Незнакомец оставил волокушу с грузом на берегу и подошёл к краю сломанного моста.

– Давай-давай, разворачивайся, – прошептал Ахти, следя за его движениями. – Кишка тонка, не перепрыгнешь. Иди туда, откуда пришёл.

Но странника пролом нисколько не смутил. Он вернулся к волокуше, поднял с неё что-то мягкое, завёрнутое в серое покрывало (неужели тело?), и приготовился к прыжку.

– Болван, ну и болван… – прошептал Ахти и осёкся.

Незнакомец в три широких шага достиг края переправы, оттолкнулся и прыгнул.

Он не просто перелетел разлом, длиной в полтора копья, но ещё и приземлился на брёвна, стоявшие на опорах, – точно, расчётливо, не покачнувшись.

Так, прямо с ношей на плече, прыгун и направился дальше, по дороге. Однако, не пройдя и десяти шагов, незнакомец раскашлялся. В туманную безветренную погоду звуки хорошо разносились по воздуху. Казалось, хрипит какой-то умирающий зверь.

Ахти повернул голову и заметил вдали, на берегу, шевеление и белый дымок от потушенного костра. Две фигуры, похожие на охотников, которые, по всей видимости, провели возле реки всю ночь, поднялись и, заслышав кашель, начали поспешно собираться. Через пять секунд они уже карабкались по склону, пытаясь зайти к незнакомцу с тыла.

Странник остановился, поправил на плече ношу. И тут произошло нечто странное.

Из леса напротив него выехала телега и встала поперёк дороги. С козел спрыгнул крепкий коренастый возничий и привычным движением откинул в сторону одеяло. На дне телеги в ряд лежали короткие метательные копья с длинными блестящими наконечниками. Давненько Ахти не видел такого нового отточенного железа.

– Засада, – прошептал мальчик.

Возничий, однако, не достал ни одного из копий, не взвесил на руке. Он просто встал, опершись спиной на борт телеги, и перекрестил руки, ожидая гостя.

Охотники неторопливо приближались, в высокой траве их почти не было видно.

Странник осторожно положил свёрток возле дороги, широко зевнул и потянулся. Казалось, он в упор не видит телеги, которая перекрыла дорогу в тридцати шагах от него и уж тем более не замечает двух охотников, крадущихся со стороны реки.

Всласть потянувшись, он поднёс ладони ко рту и неожиданно завыл. За пять лет жизни в Глухолесье Ахти не раз приходилось слышать вой волков. А этот так живо напоминал настоящий, что у мальчика по спине побежали мурашки. Если этот безумный продолжит так выть – сюда сбежится целая стая!

Охотники в траве замерли, переглянулись. Возничий повернул голову, лошадка тревожно оглянулась, зашевелила ушами, заскребла землю копытом. Странник набрал полную грудь воздуха и завыл ещё пронзительнее и выше. Лошадь заржала, встала на дыбы. Ахти зажал рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от удивления. Телега дёрнулась, сдвинулась с места, возничий, удобно расположившийся у борта, потерял равновесие и едва успел зацепиться за край доски. Разом с него слетела небрежная уверенность, он засуетился, рванул к поводьям, а лошадь тем временем начала разворачивать телегу и, косясь трусливо на одинокую фигуру посреди дороги, бессмысленно завертелась на месте.