Павел Волчик
Бродяги. Путь Скорпиона
Теперь, спустя годы, мы видим те ужасающие события смутно, как в тумане. Мы не можем поверить в то, что судьба целого мира зависела от Бродяг – кучки циркачей, возглавляемых клоуном.
Страшно подумать, что Ахти-всадник, великий освободитель Тауруса, был в ту пору неопытным мальчишкой, чудом избежавшим смерти.
Напуганный и одинокий, он скитался по Глухолесью, и жизнь его висела на тонкой паутине. Песчинка, которая должна была стать жемчугом, сгинула бы в пустыне зла, гонимая ветром перемен. Но её успел подхватить тот, кого называли Скорпионом. Не случись этого, вся история пошла бы по другому пути.
Драган Зорка, летописец дубогорский. «По следам Бродяг». Том первый.
Гулко задрожала земля.
Хором залаяли собаки. Вороньё чёрным облаком поднялось над лесом.
Младенцы по окрестным деревням проснулись в яслях и огласили округу истошным криком.
В окнах зажглись огни.
Лошади в стойлах тревожно забили копытами.
Трактирщик Тойво не донёс до рта срезанную тыковку с крепкой настойкой, пролил её на пол, чего за ним никогда не водилось, и тревожно уставился в окно.
Дворовый котяра Пумми остановился посреди большого тракта, посмотрел на северо-восток, выгнул спину и зашипел.
Лемпи шикнула на пыхтящего над ней клиента, прикрыла ему рот рукой и напряжённо вслушалась – по дороге проскакали два всадника. Один из них что-то истерично выкрикивал. Второй, кажется, плакал.
Пол заходил ходуном.
В мастерской горшечника попадали с полок миски и кувшины.
На Мучном острове обрушилась мельница.
Старый Микку, рыбачивший на Пестрянке, потёр сонные глаза и вытаращился. Вода в реке бурлила, как кипяток. Рыба сама запрыгивала к нему в лодку. Один карасик даже шлёпнул его мокрым хвостом по лицу.
Скрежет заполнил ночь. Твёрдую землю будто рвали на части.
Ахти проснулся в седле, озябший и усталый, оглянулся в темноту и зажал ладонями уши. Кобыла под мальчиком беспокойно заржала и покосилась на ездока.
– Тише… Тише, девочка, – погладил он её по шее и тут же вскрикнул сам. Небо озарила яркая молния. Вспыхнуло так, что перед глазами заплясали алые круги и Ахти испугался, что ослеп.
Какое-то время лошадь ступала в рваном ритме, наугад.
Мальчик пригнулся, чтобы не упасть и не задеть головой ветку.
А земля всё скрежетала и звенела. Земля гудела и трещала, и вот звук, набрав мощь, вырвался на поверхность оглушительным чудовищным грохотом и заполнил все оставшиеся уголки ночной тишины чистой болью.
Кричал Ахти, зажмурившись от страха, кричали ещё тысячи голосов в разных концах страны. А когда всё смолкло, как будто ничего не было, по траве пополз густой зеленоватый туман; он принёс видения и кошмары.
Небо над Таурусом – страной красных сосен и великанских камней, державой, простирающей свои крылья от Сизых гор до Древних топей, – горело огнём. И не было в этом пламени ничего тёплого и уютного, цвета его менялись от бледно-розового до голубого.
На эти отблески смотрели со страхом жители окрестных земель. И только взгляд Ориоля, стоящего на заснеженной скале, оставался отстранённым и печальным. Поблёкла улыбка на обветренном, загорелом лице, разгладились добродушные морщинки у глаз, а между бровями залегла тёмная складка.
Квадратный, смешной и грозный, стоял он на вершине в меховом плаще и молча глядел на север.
Когда жуткие разноцветные сполохи погасли, бросив на лица его спутников последние краски, Ориоль глухо произнёс:
– Мы опоздали. Места, в которое мы ехали, больше нет. Нет больше Исполины. Разворачивай!
Часть I. Сироты
«Вот, мой друг, скакун волшебный, – чужеземец возвещал. —
Ты следи за ним прилежно, чтобы конь не отощал!»
Но отверг спесивый отрок данный страннику зарок
И не ведал, что вернётся грозный воин в нужный срок.
Легенды Глухолесья
1
Спустя месяц Ахти узнал, что дороги к Горькому морю больше нет. Вернее, дорога-то была, но вот воспользоваться ей теперь вряд ли удастся.
Парень стоял в дверях молчаливой тенью, слушал и не мог пошевелиться.
Пять вооружённых караванов три дня назад покинули Глухолесье и направились по торговому тракту к гавани. Назад вернулся только проводник из местных – охотник Лупус. Без коня, без оружия, с изодранным когтями лицом.
Охотник рассказал хозяевам трактира о том, что поперёк столичной дороги пролегла трещина, бездонный овраг, через который и копья не перекинешь. Вернувшись, проводник заикался и не мог удержать в дрожащих руках деревянной ложки.
– И тянется овраг до самого м-моря. И м-мерзость в нём вод-дится, – запивая ужас сосновой настойкой, говорил охотник. – И ов-врагов таких ещё осемь. Побольше, поменьше. Тянутся они по всей стране, во все сторон-ны от Чёрной Язвы, этого средоточия гнили, ямы змеиной.
– А ты откуда знаешь? – ухмыльнулась Лемпи, накручивая на палец рыжий локон. – Летал на крылышках, мотылёк?
– Видения, – Лупус схватился за выбеленную голову. – Кто там был, тот всё видал.
– Видения, – пробурчал Тойво, хозяин трактира, наливая настойку в опустевшую кружку охотника, вырезанную из крохотной тыквы. – Не поверил бы тебе, если б башки твоей чернявой не видел. А что столица, что Исполина? Как могли допустить?
Охотник поднял изувеченное лицо и глухо произнёс:
– Нет больше Исполины. Нынче она и есть Чёрная Язва.
* * *
Ахти дождался ночи. Немногочисленные гости уснули. Тойво перестал греметь глинянынми крынками на кухне, вымыл кружки-тыковки и тоже лёг. Ахти взял из кладовой краюху хлеба и сыр, наполнил водой дорожный бурдюк, прокрался мимо старухи Ку-Ку, которая всегда спала на лежанке, под развешенными у самого потолка пучками душистых трав, и вышел во двор.
Трактир «Мамочкин приют» спал. Даже в окошке рыжей Лемпи свет не горел: сегодня у неё не было клиентов.
Парень прокрался к конюшне, поднял деревянный засов, открыл ворота и скользнул в сумрак, пахнущий конским навозом и сеном. На ощупь пробрался к загону, в котором жила его любимица Фиксу.
Кобыла негромко заржала, почуяв мальчика, и нетерпеливо застучала копытами.
– Тише, девочка, тише! – напрягся Ахти. Он поднял ладонь над барьером, и в темноте его пальцы коснулись тёплого носа кобылы. Та словно по-человечески вздохнула и успокоилась.
– Вот так. Умница, ты всегда меня понимаешь.
Он вошёл в стойло, вдохнул запах её шерсти, и в голове ожили образы недавних событий. «Тёмная дорога, зажатая по обе стороны еловым лесом. Звёздная россыпь над головой. Стук копыт. Холодная и голодная ночь. Страх, тревога и неизвестность впереди».
Милая, добрая Фиксу… Не она ли спасла его от смерти, вынесла на своей спине? Не она ли единственное его воспоминание о доме? Все прочие так быстро меркли, словно Ахти был древним стариком, а не двенадцатилетним мальчишкой.
* * *
– Я-то думала, это у меня в голове годы выели дыру, – заметила старая Ку-Ку, когда Тойво начал рассказывать историю о том, как в последний раз ездил в столицу, да так и замолчал, тупо почёсывая в затылке. – А оно, гляжу, и с тобой так, хозяин.
«Так-то оно так… – подумал тогда мальчик. – Но что-то ты, бабуля, не забываешь ни одной целебной травки, ни одной хвори».
Так было и с трактирщиком, и с Лемпи, и с постояльцами, которые недавно остановились в «Мамочкином приюте», – все они прекрасно помнили, кто они, чем занимаются и куда едут, но стоило им заговорить про Исполину, столицу Тауруса, как их лица менялись: лбы морщились, брови хмурились, а глаза становились туманными и пустыми.
