– Одевайся, – позвал он Ахти. – Или ты думаешь, я сам поведу этого конягу на базар?
* * *
Конь Цубасы вызвал у местных жителей Пеньков не меньшее любопытство, чем, наверное, мог вызвать изумрудный жеребец Гаспара.
Однако Тойво это не особенно радовало. Зевак с их праздными вопросами было много, а вот покупателей явно не хватало.
Да и где в Пеньках найти тех, кто купит такого красавца? Местные жители по большей части состояли из крестьян, рыбарей и охотников. Жили они в буквальном смысле в пеньках, а точнее, в гигантских пнях, оставшихся от великанских красных сосен, которых когда-то много росло в Глухолесье и по окраинам Тауруса. Предки этих людей, лесорубы древности, знали секрет спиливания огромных деревьев, древесина которых высоко ценилась и сплавлялась в большие города для строительства дворцов.
Из оставшихся пней изготовляли жилища, в которых легко могли размещаться целые семейства. Лесорубы подобно короедам долбили в дереве ход, расширяли его и получались чудесные комнаты из цельного дерева, стены которых мало того, что прекрасно защищали и грели, но ещё и обладали целебными свойствами из-за хвойного духа.
Правда, ждать, пока такой дом высохнет и древесные корни отомрут, приходилось долго. Также немало проблем доставляла сочившаяся из стен смола. Но зато после жить в таких комнатах можно было по-царски.
Не один век минул с тех пор, как былое величие Пеньков упразднилось. Местные жители утеряли секрет обработки красных сосен и довольствовались тем, что продавали обычный лес.
Между пнями-домами построили обычные избы.
Время, вода и ветер, властные даже над хорошим деревом, изъели громадные пни. Люди стали не единственными обитателями своих домов. И теперь, глядя на обветшалые, но всё ещё причудливые домики, Ахти хотелось переименовать деревню в Трухлявые Пеньки.
Тойво надеялся продать скакуна не абы кому, а нескольким купцам, у которых имелись кое-какие сбережения от продаж ценного меха. Торговцы жили в пнях побольше и поновее, чем у остальных. Они выкрасили их для важности в красный, отделали искусной резьбой. Но от зорких глаз Ахти не скрылись трещины и поганки, растущие прямо на стенах.
Обежав все дворы, мальчик вернулся к трактирщику с худыми новостями:
– Пусилинен сказал, что прогорел. Вся его торговля шла через Исполину. Хакстер еле сводит концы с концами, с тех пор как его корабль исчез в Тихой Гавани.
– А что Кетту?
– Её двор пуст. Ни скота, ни домашних.
– Скверно. – Тойво окинул недобрым взглядом собравшуюся толпу. – Ну, что зыркаете? Дырок коню в шкуре понаделаете. Есть здесь покупатели? Или только охальщики да ахальщицы?
– Откуда это у тебя такая порода, а, Тойво? – спросил скотовод Брыня по кличке Лоб. – Небось хозяина коняшки клопы съели? Они у тебя в трактире огромные, размером с собаку!
Местные хором заржали.
– Мои клопы на цепи сидят, – не раздумывая, ответил Тойво, – охраняют бочонок с пивом от таких выпивох, как ты.
Публика пуще зашлась хохотом: всем известно было, что Лоб пьянеет с одной малой тыковки, а потом бегает по деревне голышом и орёт, что он порося.
– Шёл бы ты, Тойво, со своим товаром в столицу, – сказала какая-то весёлая баба. – Там господа бы тебя колечками засыпали.
– И верно! – заорал обиженный Лоб. – В Чёрную Язву тебе дорога.
– Не груби, здоровяк, – отозвался Тойво. – И слюни на моего коня не пускай. Не дам я его тебе для помёта.
– Зубы, небось, гнилые, – махнул рукой скотовод.
– Это рыжий сизогорский рысак, – шагнул вперёд Ахти и сверкнул глазами. – Не конь, а ветер. Вы таких только во сне видели!
– Может, он и ветер, – заметил местный дедушка, – да только ветер в поле кому нужон? И в лясу на нём только голову об ветку расшибёшь. Энтакий скакун нужон воеводе или гонцу. А простому люду конь нужон, чтобы телегу возить да гряды пахать. Тяжеловес то бишь! А энтот не сдюжит…
– Сколько просишь, хозяин? – перебил старика голос из толпы.
Народ расступился и вперёд вышел мужчина в длинных одеждах из льна и шерсти. В его чёрной, аккуратно подстриженной бородке, белело серебро. Глаза глядели на собеседников внимательно и печально. На голове незнакомца синел невысокий тюрбан из грубой ткани, подвязанный под подбородком и защищавший его скорее от кусачих мошек, нежели от палящего солнца.
– Хвосты медвежьи! – удивился Тойво. – Бедуин! В лесу! Сколько стои́т мой трактир, ни разу не видел бедуина!
Незнакомец вежливо поклонился.
– Я не бедуин. Хотя мой образ жизни действительно походит на кочевой.
Услышав голос незнакомца, рысак почему-то разволновался и заржал.
– То-то ты у нас в Пеньках задержался, – подал голос Лоб. – Ходишь-бродишь, выспрашиваешь.
– Закрой пасть, Брыня, – вступилась за иноземца весёлая баба. – Такого лекаря ещё сыскать нужно! Пусть господин Фархад гостит у нас столько, сколько захочет. Мы ему всегда рады.
– За бесплодный порошок я бы ещё не так обрадовался… – пропыхтел Лоб, но его в толпе притёрли и оттеснили в задние ряды. Видимо, врач помогал многим.
Лекарь подошёл к Тойво почти вплотную, полез за пазуху, звякнул связкой золотых колечек.
– Поговорим наедине, друг. Свидетели нам ни к чему.
Трактирщик, почуяв удачную сделку, замахал на зевак руками.
– А ну, разойдись! Глазюки полопаются. Дайте с человеком поторговаться!
Но назойливая толпа не отходила от породистого жеребца, да и к лекарю полезла с вопросами. Тогда Тойво и Ахти собрали вещи и вместе с Фархадом вышли за пределы деревни.
* * *
– Теперь, когда мы одни, – осторожно начал лекарь. – Я могу задать вопрос, который меня волнует. Откуда у вас этот конь и кому он принадлежал?
– На этот вопрос я тебе, бедуин, не отвечу. Хочешь, спроси у мальчишки о породе, об уходе и содержании. Он, наверное, даже ответит тебе, сколько коню лет. А кому, зачем и как – это на качество товара не влияет.
– Как сказать, – возразил Фархад. – Если конь ворованный, то не сегодня завтра ко мне явится его хозяин.
– Ворованный! – фыркнул Тойво. – Да ты меня за идиота держишь, бедуин? Не стану я так подставляться! Любой дурак знает, где трактир старины Тойво! Хозяин дал мне коня в дар, а сам сгинул.
Видимо, почувствовав, что трактирщик говорит правду, Фархад смягчился:
– Ладно, друг. Сколько ты хочешь за него?
Тойво назвал заоблачную цену. Даже у Ахти рот открылся, но лекарь и бровью не повёл:
– Не обижайся, дорогой, но стоит мне сказать тебе пару слов, и ты отдашь мне этого скакуна даром.
– Неужто? – сплюнул на землю Тойво и покосился на телегу, где у него под накидкой лежал самострел. – И что же это за волшебные два слова, а? Отдай, пожалуйста?
– Два волшебных слова: конь мой.
Возникла короткая пауза.
Тойво усмехнулся, почесал ноющий от боли зад:
– Бедуины всегда так шутят?
– О! Юмор бедуинов куда тоньше, – сказал Фархад. – Но я не бедуин. Этот сизогорский рысак мой. Вернее, был моим. Я его законный владелец.
Лекарь хлопнул в ладоши:
– Бомбей, аш бураин!
Рысак громко заржал и встал на дыбы.
– Бомбей, аатсаб!
Рысак взбрыкнул, ударив по воздуху задними копытами.
Трактирщик испуганно попятился.
– Тс-с-с, – прошептал Фархад.
Конь мгновенно успокоился. Тойво и Ахти переглянулись.
– Враки, – сказал мальчик.
– Почему? – с любопытством спросил лекарь.
– Потому что хозяин коня… – начал парень, но Тойво на него шикнул.
Фархад извлёк из-за пазухи шкатулку, украшенную драгоценными камнями. На крышке, в самом центре, был выгравирован скакун, в точности напоминавший по масти и окрасу рысака. Вокруг рисунка тянулась надпись на неизвестном языке.
– Я дал своего коня на время одному хорошему наезднику. Действительно щедрый дар. Скажите мне, что случилось с ним, и я предложу вам не только золото, но и нечто большее.
– И что же? – глаза Тойво сузились.