Поверх всего легла вышитая куаферная сумочка, в которой Лила хранила расческу, гребни, шпильки и ленты, и баночку с кремом для рук, потихоньку купленную в городе эссой Нидой. На самом деле это совсем недолго — собрать вещи. Больше ей просто нечего собирать! Полчаса пока не прошло, Лила ещё не спеша переоделась и причесалась.

Она сейчас уедет из дома? На целый год, или ей позволят приехать в Каверан хотя бы на Новогодье? Она даже этого пока не знала. И была уверена, что Винтен отправится её провожать, он ведь обещал. Да кто мог подумать, что уезжать придется так внезапно?!

В дверь тихо поскреблись, Лила крикнула:

— Войдите!

И тут же в комнату юркнула младшая эссина Каверан и повисла у неё на шее.

— Лил! Ты правда сейчас уедешь?

— Да, Минта, — Лила обняла девочку.

Малышка была не похожа на Ису, и они с Лилой дружили. Правда, мачехе старались этого не показывать, проявления сестринской любви между падчерицей и младшей дочкой её раздражали.

— Научись колдовать, возвращайся и наколдуй Исе кривой нос, хорошо? — прошептала Минта на ухо Лиле и улыбнулась.

Глаза её были мокрые от слез.

— Мин, хорошая моя, — Лила и сама чуть не расплакалась, — я буду приезжать! Год пройдёт быстро, ты и не заметишь! А заколдовывать носы нельзя, что ты. Даже не шути так. За это наказывают, есть специальные дознаватели, которые расследуют колдовские преступления. Мин, да я, возможно, вообще никогда не научусь колдовать!

От Исы нередко доставалось им обеим. Разве что малышка, в отличие от Лилы, легко находила защиту у матушки-баронессы.

— Вот, возьми, я дарю тебе, — Минта достала из кармана три серебряных дирра, — прости, мне больше нечего тебе подарить, правда…

— Ну что ты, маленькая, — воскликнула Лила, — не нужно!

— Ну пожалуйста! Купи себе в Фавене сахарных конфет с орехами. Пожалуйста! — девочка хитро улыбнулась, — ты их любишь, я знаю.

— Хорошо, — сдалась Лила, — спасибо, солнышко. Я обязательно привезу тебе конфет, самых лучших, когда приеду зимой, договорились?

Минта с готовностью закивала.

Лила опоздала, рассерженная баронесса прислала лакея её поторопить. Что было кстати, лакей и снес вниз сундук.

— Открой! — велела баронесса, — я желаю видеть, как ты собралась. Чтобы мне за тебя не краснеть!

Лиле пришлось распахнуть сундук. Мачеха заглянула в него, поворошила вещи и кивнула, деловито осмотрела содержимое куаферной сумочки. Вернула её на место и бросила рядом что-то в полотняном чехле.

— Это столовый прибор, — пояснила она, — ученицам надлежит иметь собственный, правило школы. А это платье для тебя, — она взяла из рук горничной большой сверток, тоже бросила сверху, — вот и всё, вот и прекрасно. Можно ехать.

Откуда платье, было непонятно. Платье надо заказывать или покупать, да хотя бы примерить! Но и спросить про это платье Лила тоже не посмела, мачеха была не в том настроении, чтобы отвечать на такие вопросы.

Горничные заглядывали, смотрели с интересом, но никому не могло прийти в голову, что эссина вот так, прямо теперь уезжает. Баронесса об этом не объявляла. Может, просто в город едут ненадолго, мало ли? Тем более что о скором отъезде эссины Лилы и о необходимости собрать ей гардероб уже все знали. Но обычно ведь такие сборы — это неделя суматохи, не меньше! Лила же громко сказать о своем отъезде, попросить собрать слуг и попрощаться под взглядом мачехи не решилась бы ни за что. Но как жаль!

— Храни Пламя, — объявила мачеха, — едем! Путь неблизкий.

Сундук отнесли в карету, потом туда запрыгнула Иса, потом мачеха, последней села Лила и помахала рукой всем, кто мог видеть.

Вот и всё. Поехали.

До Фавена, ближайшего к Каверану городка, было часа три пути в карете, и ещё час до Обители, в которой Лила уже провела, в общей сложности, почти год своей жизни. Ехали молча. Нарядная Иса то поглядывала на Лилу, причём как-то вызывающе поглядывала, то обозревала в окно окрестности. Мачеха сидела с ней рядом, прикрыв глаза, но Лила не сомневалась, что стоит пошевелиться или что-то сказать, как в неё упрется колючий, всем недовольный взгляд.

Да, если дело касалось падчерицы, баронесса была недовольна всем. А когда она узнает про её наследство и будущий титул? Отец скажет, или Винтен проговорится своим родителям, а уже баронесса Настан — мачехе. Ведь своим родителям Винтен должен будет объяснить, почему отложена свадьба. Кто знает, как оно получится, но Лила малодушно порадовалась, что она при этом будет далеко. Вот отцу не позавидуешь.

А родная мать Лилы, леди Кенталь Каверан, урожденная Инден, была красивой и высокородной, но безнравственной бесприданницей, которая не постеснялась выйти замуж за мужчину, уже связанного словом, и принесла многим людям только несчастья. А такие вещи не остаются безнаказанными, потому Лиле и придется своими горестями расплачиваться за проступки матери, и она должна быть к этому готова. Когда-то давно, когда Лила была ещё малышкой, про это бурчала старая нянька. Потом то же самое очень подробно объяснила сестра Петта, одна из старших монахинь Обители Белых Птиц, добавив, что юной эссине просто необходимо в дальнейшем стать монахиней, чтобы обрести покой и счастье в служении ближним. Лила тогда уже осознала, что в её жизни, жизни старшей дочери барона, многого недоставало. И терялась в недоумении, почему так? Но совсем уж безысходной она свою судьбу не считала, находила возможность и порадоваться, ведь мрачным всё казалось лишь в сравнении. Лучики счастья перепадали, и надежда от этого только крепла. Её любил отец, он, конечно, в дальнейшем выдаст её замуж. Нет, ей не хотелось запираться в монастыре на всю жизнь.

Лила тогда плакала у себя в келье, а другая монахиня, сестра Илинда, утешала её, твердила, что собственные поступки важнее для судьбы, могут даже совсем её изменить. Лиле тогда исполнилось тринадцать лет, её впервые отправили в монастырь зимой, на целый месяц…

Пятнадцать лет. Настало время появиться в обществе в качестве взрослой эссины Каверан. Приемы, первый взрослый бал…

Как ни странно, она надеялась. Ждала. Вместо дебюта в свете она уехала в монастырь на целых три месяца, под предлогом, что нужно поправлять здоровье после недавней простуды. Впрочем, её действительно поили какими-то настойками, от которых кожа на лице стала лучше, а волосы распушились. Ещё в монастыре обнаружилась прекрасная библиотека, а работа, которую Лиле поручали монахини — бездельничать в монастыре по уставу не полагалось, — была столь легкой, что и не казалась работой. Провести три месяца в монастыре оказалось не в тягость. А сестра Илинда взялась её опекать, и они, можно сказать, подружились. Той было двадцать лет, и в её обязанности как раз входил надзор за монастырской библиотекой.

— Матушка, мы ведь зайдём в лавку эссы Даверти? — спросила Исира, которой, видно, надоело молчать.

— Конечно, дорогая, — на секунду приоткрыла глаза мачеха.

— Она обещала продать нам дешевле тот красивый пушистый белый мех, если мы возьмём сразу на два манто? — сестрица стрельнула глазами в сторону Лилы.

— Посмотрим, — мачеха поёрзала, удобнее устраиваясь на подушках.

— А в кондитерскую на часовой площади? Зайдём, матушка?

— Конечно, дорогая.

Эссина Лила Каверан даже не стала предполагать, что одно из двух манто из «красивого пушистого белого меха» могло предназначаться ей. Это вряд ли. А насчёт приданого с Настанами была договорённость, что почти всё будет выплачено деньгами, а свекровь потом сама поможет невестке заказать необходимый гардероб. И мысли о новых модных нарядах, которые у неё, наверное, появятся, были для Лилы ещё одним тайным удовольствием.

Во всяком случае, стало понятно, зачем Иса с ними увязалась. Чтобы пройтись с матушкой по лавкам. Не воображать же, в самом деле, что сестра просто решила её проводить.

Лила сидела спиной к лошадям и кучеру, мачеха и Иса — напротив неё. Наверное, им казалось, что всё движется навстречу — деревья, кусты, придорожные столбы, даже облака. А вот для Лилы всё это убегало прочь. От неё.