— Ты хоть знаешь, как его зовут? — вырвалось у меня невольно. — Отца твоего?

— Моего отца зовут Игорь, — ответил Лев невозмутимо. — А того мальчишку звали Алексеем. И он о моём существовании даже не подозревает. Мама наотрез отказалась делать аборт — идеалистка была — и бабушка с дедушкой, чтобы прикрыть позор дочери, устроили её брак с сыном папиного лучшего друга. Мама его с детства знала и не воспринимала как парня вообще, да и он её.

— Это был…

— Наш отец, да, — улыбнулся Лев. — Видишь, до сих пор не развелись, хотя поначалу это подразумевалось — мол, пройдёт пара лет и оформите развод, а это всё так, чтобы народ не болтал всякого. И они жили… поначалу просто как друзья и товарищи, а потом уж… не знаю, что случилось, они толком не рассказывали. Я только знаю, что родители у меня очень любят друг друга. Но вырастил меня, получается, отчим.

Хитрый, хитрый Лев… Да я и так понимаю, что ты будешь хорошим отцом для моих мальчишек! И без этой истории понимаю. И всё же захотелось ему ложку дёгтя подлить…

— Это не совсем одно и то же, Лёва. Фреду и Джорджу скоро исполнится одиннадцать, а ты своего отца знал с младенчества. Сколько тебе было, когда тебе сказали?..

— Не помню. Лет десять, может.

— Переживал?

Он на мгновение задумался.

— Наверное… минут пять. Обидно было, что Маринка и Виталик — его, а я — нет. Но, понимаешь… у меня с отцом всегда были отличные отношения, и, если честно, я ему ближе, чем они. По духу, по характеру. Так вот получается. И никогда я не чувствовал, что не родной, наоборот даже. На самом деле ещё неизвестно, что важнее — кровь или другое что-то. Чувства, связи эмоциональные.

Я подняла глаза от кружки, посмотрела на спокойного Льва с хитрющими глазами, хмыкнула, подпёрла кулаком щёку и поинтересовалась:

— Ну и зачем ты мне всё это рассказал?

— Угадай. — И улыбается почти нахально.

Я покачала головой.

— Лёва, но ты ведь знаешь, что дело не в этом, я объясняла уже. То, что из тебя хороший отец получится, я…

— Так может, этого достаточно? — перебил он меня и, придвинувшись ближе, взял за руку. — Ты подумай о парнях, не о себе, Алён. Им нужен отец. Я справлюсь.

Он замолчал, серьёзно глядя мне в глаза, а я… мне хотелось его стукнуть.

Потому что я понимала: Лев прав. Он прав, а я — грёбаная эгоистка, хочу, видите ли, любви к себе. Но кто гарантирует, что человек, который полюбит меня, будет любить моих бандитов? Правильно — никто. А Лев вот уже любит.

— Пойду я, — пробормотала вместо ответа, медленно поднимаясь. — А то у меня там…

— Молоко убежало? — Он поднялся следом, по-прежнему держа мою ладонь в своей руке.

— Лёва… — я с трудом отняла ладонь и сделала шаг в сторону. Он пока не пытался меня задержать. — Хорошо, я подумаю, да…

— Подумай. — И снова этот серьёзный, внушительный голос. Слушая его, я вообще не могла представить, какие ещё возражения могу найти. Опутал меня паутиной со всех сторон!

А… знаю.

— До Нового года буду думать, — заявила я нагло и на всякий случай ещё дальше отошла. — И не торопи меня, пожалуйста!

— Ладно, — теперь в голосе появилась ирония. А, ну и пусть смеётся! Лучше пусть смеётся, чем жалеет безответно влюблённую в него женщину.

Возможно, после Нового года я сумею ему это объяснить. Наберусь смелости и…

Хотя сейчас даже думать об этом страшно.

Несмотря на то, что думать было страшно, думала я полночи. Сердилась, но и восхищалась попыткой Льва манипулировать мной.

Каков хитрец, а? И ведь в тот раз он ничего подобного не говорил, не стал давить на мои материнские чувства — понял, что иначе я его лесом пошлю. А вот теперь, по прошествии времени, решился. И хороший аргумент нашёл, превосходный даже. Конечно, он прав — мальчишки его уже полюбили, отец из него получится отличный, а я со своим желанием любви могу и обойтись. Любовь вообще не гарантирует счастья в браке, правильно же? Не хочется этого признавать, но правильно. Можно любить, но мучиться — от ревности, от измен мужа, в конце концов. Я точно знала, что со Львом ничего подобного не будет — он просто не такой человек. Если он принял решение, то не станет метаться, искать связей на стороне, обманывать. Да и уважает он меня — это чувствуется. А я вот так… с жиру бешусь. У некоторых и такого нет, а мне повезло, правильно мама говорит. Мужик отличный, Фреда и Джорджа любит, я нравлюсь. Чего ещё желать?

Блин… думаю об этом — и тошно. Тошно, потому что никогда я не была настолько меркантильной, не рассуждала подобным образом. Вышла замуж за Антона, потому что любила — и всё. И не думала, сколько он денег будет зарабатывать, станет ли хорошим отцом — не сомневалась в нём, в себе, в нас. А сейчас… как представляла, что всегда буду знать о чувствах Льва к Наташе, и она постоянно будет где-то рядом… И я буду замечать всё: его взгляды, ласковые и трепетные, ненавязчивые прикосновения, готовность помочь по любому поводу. Вот как представляла всё это, так сразу и начинало подташнивать. Нет, невозможно! Я не смогу. Буду постоянно ревновать, переживать, сравнивать себя и её… зачахну от огорчений. У меня испортится характер, начнётся депрессия, я поправлюсь на двадцать килограмм и Лев перестанет видеть во мне желанную женщину. И будет у нас брак только ради детей. Не хочу! Пусть лучше просто общается с мальчишками, ему же никто не мешает? Вот именно — никто!

Решив так, я перевернулась на другой бок, вздохнула и постаралась уснуть. Объясню это всё Льву после Нового года, как смогу. Не бином Ньютона, поймёт. Хотя… это я не помню, что такое этот бином, а Лев-то математик…

В итоге я всё-таки уснула.

Наташа Иванова улетела в Германию сразу после осенних каникул. Ей предстояла операция, затем химиотерапия — родители ещё даже не могли сказать точно, когда она вернётся, но то, что в этом году девочке не светят экзамены, было понятно уже сейчас. Да и думать о подобном было странно — никто не давал гарантий, что Наташа вообще вернётся.

Клочков очень переживал после её отъезда — это было заметно всем, не только мне. Осунулся, похудел — волновался. И успеваемость упала. Я позвала его после уроков в один из дней, чтобы поговорить — нужно было как-то настроить мальчика на учёбу и продолжение жизни, иначе он у меня так на второй год останется. Это в выпускном-то классе!

— Я понимаю, зачем вы меня позвали, Алёна Леонидовна, — вздохнул Федя, садясь за парту, и потёр лицо усталым жестом. — Я постараюсь исправить оценки, даю слово.

— Дело не только в оценках, — сказала я мягко. Бедняга… синяки под глазами. Спит плохо, видимо. Сильно влюблён… Или всё же — любит? Где эта грань, как определить… — Ещё и в твоём настроении, Федя. Ты унываешь, оттого и оценки…

— Как тут не унывать, — пробормотал мальчик и поднял на меня какой-то потухший взгляд. — Вы же понимаете: шансы…

— Шанс есть всегда, — возразила я. — И врачи, бывает, ошибаются. Жди её, верь, поддерживай на расстоянии, как можешь. Но не забывай о себе: тебе необходимо нормально закончить школу и поступить в институт.

— Я понимаю. — Губы Клочкова дрогнули, будто он собирался заплакать. — Я поддерживаю. Наверное, поэтому я… На себя сил уже не остаётся. Каждый раз после разговоров с Наташей такое чувство, что я ей всю энергию отдал.

Вот как, значит…

— У Оли Зиминой то же самое, — продолжал Федя. — Чуть легче, может, потому что она всё же… — Он запнулся, покраснел и вдруг сменил тему, да так, что я на мгновение потеряла дар речи: — Наташа согласилась выйти за меня замуж, когда вернётся. Я ей кольцо подарил. Серебряное, конечно.

Боже… Хотя чему я удивляюсь? Федя давно влюблён, а Наташа смертельно больна, конечно, она согласилась. Ей сейчас кажется, что она его любит, но не факт, что это так, ой, не факт. Возможно, это просто влияние болезни и его поддержка. Но говорить о подобном Клочкову точно не стоило — только расстраивать. Жизнь всё расставит по своим местам… если она у Наташи вообще будет…