— Я не одна. У меня…

Я не договорила — Лев наклонился и впился в мои губы горячим и глубоким поцелуем, от которого в голове сразу стало пусто, как на чердаке нежилого дома. Прижал меня к себе теснее, всем корпусом, бёдра к бёдрам — и я вспыхнула, ощутив силу его желания.

Это был запрещённый приём, и думаю, Лев понимал всё даже лучше, чем я. Он не оставлял в покое мои губы, терзая их так яростно, что они уже начали гореть — не хотел, чтобы я опомнилась и начала говорить, — а затем подхватил на руки и понёс в комнату. Положил на какую-то поверхность — гораздо позже я поняла, что это была его собственная кровать, — и, не прекращая целовать, задрал мне юбку платья и спустил вниз бельё.

В тот момент меня пронзила первая мысль о неправильности происходящего, но её целиком затмила нахлынувшая страсть. Тем более, что снятыми трусиками Лев не ограничился, начав откровенно и немного агрессивно ласкать меня.

Но длилось это недолго. Впрочем, долго было и не надо — я и сама прекрасно чувствовала, что давно готова, но всё равно вскрикнула Льву в настойчивые губы, ощутив, как он резко входит в меня. Он замедлился, напрягся, поняв, что сделал мне больно, ласково погладил по животу, но ещё через мгновение, простонав мне в рот что-то невнятное, задвигался.

И тут я совсем потеряла связь с реальностью. С каждым движением Льва у меня внутри будто что-то вспыхивало, согревая вышедшим теплом каждую клеточку тела, и приятно было так, что я, кажется, даже всхлипывала, сжимая плечи мужчины, выгибаясь под ним и что-то настойчиво выпрашивая. Наверное, это было «ещё».

А потом я почувствовала себя целиком и полностью расплавившейся, как мороженое на солнце, и от испытанного и давно забытого удовольствия вдруг расплакалась. Лев, закончивший двигаться пару мгновений назад, погладил меня по щеке и произнёс жутко хриплым и вообще не похожим на свой голосом:

— Алёнка…

И тут я очнулась. Распахнула глаза, посмотрела на настороженного и напряжённого Льва, и выдохнула:

— Господи…

— Ну хоть не матом, — пробормотал мужчина, стирая слёзы с моей щеки. — Алён…

— Ой, не надо, — я поморщилась и дёрнулась, пытаясь освободиться, но куда там! — Я лучше пойду.

— Послушай…

— Нет-нет-нет, — я задёргалась, и Лев всё же слез с меня. Я покосилась вниз: слава небесам, он был в презервативе. — Не надо, пожалуйста, мне ничего больше доказывать. Ты мне только что всё доказал, и было очень убедительно, правда. Но это ничего не меняет! И больше ничего не будет.

Лев мрачно усмехнулся и встал с кровати, дав возможность встать и мне. Было неловко: он стоял передо мной без штанов, в одной рубашке, я же… по-прежнему в платье, но без трусов. Наклонилась, подняла их с пола, надела, испытывая желание немедленно телепортироваться отсюда — настолько мне было не по себе. Пожалуй, так неудобно я себя не ощущала даже после нашего с Антоном первого раза, когда я залила кровью весь диван в его квартире.

— Опять убегаешь, — Лев говорил спокойно, словно прогноз погоды зачитывал. — Ладно, убегай. Тебе же нравится отрицать очевидное.

— Я ничего не отрицаю, — огрызнулась я, отворачиваясь. Спорить с мужчиной без штанов — то ещё занятие. — Да, ты мне тоже нравишься, да, физически привлекаешь. И да, только что было классно. Но Лёва, не могу я так! Не способна я отношения строить только на всём этом. Пожалуйста, не дави на меня!

— Я не давлю.

— Да? А это сейчас что было?

— Секс. Который тебя ни к чему не обязывает. Иди, Алён, если хочешь идти — иди. Я не держу.

— Спасибо, — съязвила я и, напоследок мазнув по серьёзному и задумчивому лицу Льва взглядом, направилась прочь из его квартиры.

В зеркало я посмотрелась чуть позже, когда вошла в наш коридор. И едва не застонала, заметив и чересчур растрёпанные волосы, и смазанный макияж, и лихорадочно блестевшие глаза. Близнецы, конечно, ничего не поймут, а вот мама — поймёт сразу.

Я тут же метнулась в ванную, которая оказалась не занята, стащила с себя платье, приняла душ, смыв остатки краски, вымыла голову — и вышла наружу в халате. Однако конспирация была напрасной — мальчишки уже легли спать, а бабушка оккупировала телевизор в своей комнате. Правда, промелькнула у меня мысль, что мама в кои-то веки решила меня не смущать… но быстро угасла. Голова была занята другим.

Сказать, что я ругала себя, на чём свет стоит — значит, здорово приуменьшить собственные мысли и чувства. Я была готова себя прибить, понимая, что осложнила отношения со Львом ещё сильнее — хотя, казалось бы, куда уж сильнее?.. Но несмотря на то, что я осознавала всю глупость недавнего поступка, мне до одури хотелось вернуться и продолжить. Так же безумно хочется утащить вторую конфету из коробки, когда ты уже съел одну, и тебе до ужаса понравилось.

Я не могла думать о случившемся спокойно и отстранённо, безэмоционально анализируя ситуацию. Всё время вспоминала вкус губ Льва, тяжесть его тела, жар плоти, уверенность движений, и непроизвольно сжимала ноги — между ними будто начинало биться сердце, так всё пульсировало, и влажно было настолько, что хоть иди назад в душ. Я думала о том, что хотела бы попробовать быть сверху, и кусала губы от моментально вспыхнувшей страсти. Не знаю, о чём в этот момент думал Лев, но мне хотелось бы, чтобы о том же самом. Не только мне ведь мучиться!

В общем, на тему, как вести себя с соседом дальше, я рассуждать совершенно не могла. Лев не просто разбудил мою долго спавшую чувственность — он подлил ей виа-гры, и всё, чего она теперь желала — это наслаждаться сексом. Хорошо, что кроме инстинктов у меня ещё и мозги имеются, поэтому я продолжала сидеть, а потом и лежать на месте и пыталась успокоиться.

К сожалению, получилось у меня это сделать только к утру, когда я почти измочалила себя отсутствием сна, и то — я прекрасно понимала, что всё вернётся, как только я вновь увижу Льва.

Я даже начала глупо злиться на него за эту настойчивость. Ну в самом деле, чего ему стоило просто оставить меня в покое?.. Не хочет связываться с Наташей — пусть найдёт себе другую женщину, благо их вокруг навалом, та же Соболевская. Что он ко мне-то привязался?..

Однако одновременно с этим рассуждением во мне сразу вспыхивала ревность. «Какая ещё Соболевская! — вопило подсознание. — Никаких других баб! Не позволю! Не прощу!»

И в этот момент я просто хваталась за голову, понимая, что втюрилась по полной программе. Любовь к Антону была со мной всю жизнь, она росла вместе с нами обоими, и её проявления были взаимными и естественными, здесь же… меня накрыло, как девчонку в подростковом возрасте.

Оставалось только надеяться, что Лев не догадается об истинной природе моих чувств, иначе… Я просто умру от неловкости и смятения. Не хочу я быть суррогатной заменой любимой женщине! Я хочу, чтобы он тоже горел, как я. Тоже любил.

На меньшее я не согласна.

Забывшись тревожным сном только под утро, я вновь проснулась около семи, тяжело поднялась с кровати и пошла в ванную — пытаться привести себя в порядок. Ощущения были такими, словно меня переехал поезд. Да, не в том я возрасте, чтобы не спать ночами, не в том…

Готовить что-то у меня не было сил, поэтому я просто сварила на всех пшённую кашу с тыквой — близнецы такую любят. И только собиралась отправляться в комнату мальчишек и будить их, как они прибежали на кухню сами. Рыжие, как та тыква, с сияющими глазами, и возмутительно выспавшиеся.

— Мам, мам, мама! — загалдели оба и полезли обниматься. Я чуть не прослезилась от умиления, но и насторожилась сразу — точно ведь подлизываются. — А мы сейчас дядю Лёву в окно видели, он с Ремом гулять пошёл. Давай с ним пойдём!

— Прям вот не завтракая? — фыркнула я, взъерошивая обоим волосы на макушках. — Нет уж, бандиты. Сначала каша, потом всё остальное.

— Каша? — Фред и Джордж замерли, в глазах мелькнул ужас. — Не овсяная?

— Нет. Пшённая с тыквой.

— А-а-а! Тогда ладно. А вечером пойдём с дядей Лёвой гулять?