— Он только сказал своему псу «ищи, ищи мальчишек, где мальчишки?» — и Рем сразу побежал, — вмешалась родительница. — И мы за ним. Лев собаку-то притормаживал, но не слишком сильно, и меня практически на себе тащил. Отблагодарить бы его как-то, Алён…

— Угу, — буркнула я, не сопротивляясь. Сейчас игнорировать помощь соседа было бы слишком непорядочно. — Не переживай, отблагодарю. А вы, черти мои… Неделю без сладкого, скутеров, великов и прочих средств неблагонадёжного передвижения. Ходим ногами!

К моему удивлению, Фред и Джордж даже спорить не стали.

— Ладно, мама… — вздохнули хором, опустив виноватые рыжие макушки.

После обеда я принялась за вишнёвый пирог, рассудив, что Лев, раз любит вишнёвое варенье, должен любить и вишнёвый пирог. А мама между тем делилась впечатлениями.

— Всю дорогу до выхода из парка он близнецов чихвостил, — говорила она, наконец начав улыбаться. — И не просто бурчал, а целую лекцию им прочёл. О мозгах, которые даны, чтобы действия свои просчитывать, об ответственности, о том, что нервы близких беречь надо. И они, знаешь, слушали.

— Толку-то, — хмыкнула я. — Они и меня слушают.

— Плохо они тебя слушают, — припечатала мама, и я даже слегка обиделась. — Не потому что ты плохо умеешь их воспитывать, нет. Им просто нужна мужская рука и мужской голос. Они же мальчишки. И как раз входят в подростковый период. С тех пор, как Фред и Джордж стали общаться со Львом, они действительно ведут себя лучше, неужели ты не заметила?

— Заметила.

— Это он так на них влияет, Алён.

— Мама… ну не заводи ты свою старую песню о главном, я тебя умоляю…

Родительница фыркнула.

— Да с тобой бесполезно разговаривать, что я, не знаю? Надеюсь, Льву хватит терпения, чтобы тебя окучить.

— Я не картошка, чтобы меня окучивать.

— Не картошка, — кивнула мама. — Ты хуже.

Я только глаза закатила.

Близнецы бросали вожделенные взгляды на испечённый пирог, но не просили ни кусочка, помня о моём запрете на сладкое в течение недели. Только поинтересовались, зачем я его испекла, и, получив в ответ краткое «Льву Игоревичу в знак благодарности», синхронно посветлели лицами.

Я отправилась к соседу сразу после ужина, выпив для храбрости пустырника. Пирог ещё не до конца остыл, и его благоухание меня немного смущало. Конечно, это правильный поступок, но я не могла отделаться от ощущения, будто предлагаю мужчине себя. Практически несу на блюде…

А ещё я опасалась, что Лев окажется не один. В конце концов, он молодой и свободный, сейчас в отпуске, почему бы и не… Вдруг у него женщина? А я припрусь со своим пирогом.

«Ладно, будь что будет», — подумала я и, одернув одной рукой жёлтую домашнюю футболку с изображением сыра и надписью «cheeeeese», решительно позвонила в дверь квартиры соседа.

Громкий лай Рема, тихий щелчок замка, распахнувшаяся дверь — и удивлённое лицо Льва в проёме. Его рыжие волосы были взъерошены, на щеке след от подушки, глаза сонные — спал он, что ли?..

— Я вас разбудила? — спросила я виновато, пока мужчина рассматривал пирог, который я выставила перед собой, словно щит. — Извините…

— Ничего, — ответил Лев хрипло, и я слегка вздрогнула — эта хрипотца будто пощекотала мне нервы. — Давно пора подняться. Я просто сегодня рано встал, а потом переволновался, когда Фреда и Джорджа искал. Вот и отрубился. Проходите, Алёна.

Он посторонился, и я вошла в квартиру. На этот раз настолько темно здесь не было — на улице хоть и смеркалось, но небо было чистым, ясным, и света оказалось достаточно.

— Это вам, — произнесла я, ощущая себя безумно глупо, и почти ткнула в Льва тарелкой с пирогом. — Спасибо большое за помощь.

Он криво улыбнулся, не выказав особой радости.

— Я правильно понимаю, что вас бесполезно просить выпить со мной чаю? — сказал практически без вопросительной интонации — не спрашивая, а утверждая истину. И мне от спокойной простоты такого утверждения стало ещё более неловко, чем было до этого. Неловко и мерзко. Если бы не Лев, мы с мамой наверняка провозились бы полдня, разыскивая наших бандитов, а благодаря соседу они нашлись очень быстро.

— Ну почему… — пробормотала я, опуская голову. — Давайте выпьем… чаю…

Сосед замер, будто не ожидал такого ответа, а потом радостно и светло улыбнулся.

— Замечательно. Спасибо, Алёна. Это будет для меня лучшей благодарностью с вашей стороны.

Кажется, после этих слов я катастрофически покраснела.

Пока Лев ставил чайник, я рассматривала его кружку. Ту самую, которую в прошлый раз чуть не расколотила. Там оказался нарисован большой квадратный корень, а под ним было написано забавным шрифтом: «В корне ошибаются чаще всего математики».

Я улыбнулась и вернула кружку на место.

— Люблю такие выражения с двойными смыслами, — сказала я негромко, испытывая желание немедленно что-нибудь сказать — только бы разбить чересчур чувственную тишину, что окружала меня сейчас. Интересно, у Льва такие же ощущения, или я одна вязну в гормональном болоте? — Я даже давала своим ребятам домашнее задание придумать что-то подобное, обещала пятёрку тем, кто справится.

— Неужели справились? — Сосед приблизился к столу и начал разливать кипяток из чайника в чашки. — Я бы точно ничего подобного не смог придумать, не те мозги.

— Справились всего несколько человек из класса, гордились потом с неделю, сияли начищенными самоварами. Моё любимое: «Руководитель обязан быть классным».

Лев хмыкнул и чуть дрогнул, но чайник всё же удержал. И хорошо — ожоги мне точно больше не нужны.

— Это Федя Клочков придумал. Троечник, но очень талантливый парень и тонко чувствующий. По математике звёзд не хватает, так что вы его там не обижайте, если вдруг возьмёте моих ребят вместо Гали Новицкой.

— Не буду обижать, — сосед улыбнулся, поставил передо мной тарелку и сел наконец, сжимая в ладони нож. — Вы, я надеюсь, тоже будете свой пирог?

— Буду, — кивнула я, подумав, что лучше жевать, чем говорить, а дожевав, поскорее уйти.

А через минуту Лев смутил меня ещё сильнее, начав нахваливать мою незатейливую стряпню. Я понимала, что он искренне, но от этого было даже более неловко.

— Ладно вам, ладно, — проговорила я, опуская голову, чтобы не смотреть на воодушевлённое лицо мужчины. — Оно, конечно, вкусно, но ничего особенного. Я и не умею особенное, с моими обормотами времени нет ни на что особенное. Главное, что сыты…

— Вкусы у всех разные, я в целом не любитель особенного. — М-да, опущенная голова меня не спасает от его воодушевлённого голоса. Что ж такое… — Мне больше по душе обычные пироги, картофельное пюре, котлеты, макароны. Обычная еда, без изысков. А вкуснее всего, пожалуй, малосольные огурцы. Вы делаете?

— Делаю, — ответила я, всё ещё не поднимая головы, и ковырнула ложкой песочное тесто. Да, хорошее получилось, рассыпчатое. — Наверное, в ближайшие выходные как раз сделаю.

Лев молчал, и я не выдержала — посмотрела на него. И вздрогнула, осознав, что он вновь что-то решает у себя в уме на мой счёт.

— Вам… отсыпать? — спросила я, чуть нервничая. — Раз… вы любите…

— Это не обязательно, — сказал он спокойно, отодвигая опустевшую тарелку, и, покосившись на мою почти полную, добавил: — Алёна, не надо насиловать себя ради благодарности. Я, конечно, очень рад, что вы решились на это чаепитие, но я всё же не садист. Я вижу, что вам не по себе. Идите, я не обижусь. И помогать вам не перестану, мне действительно нравятся ваши мальчишки.

— Я… — начала я, понятия не имея, что хочу объяснить, но Лев меня перебил.

— И вы мне нравитесь.

Я застыла на табуретке, как бандерлог перед Каа, сжав колени и ощущая, как бешено стучит сердце в груди.

У нас с Антоном всё было совсем иначе, медленно и естественно, поэтому сейчас я не представляла, как должна себя вести. После смерти мужа со мной ничего подобного не случалось. За мной никто не ухаживал, кроме маминых протеже, но те делали это неискренне и из-под палки.