Однако наша трактовка их исследовательского потенциала имеет ряд принципиальных отличий. В отличие от схематичной концепции «дисциплинирующего государства» Фуко, настоящее исследование предполагает выяснение того, кто именно представлял это государство в каждый конкретный момент умиротворения Горной Страны в 1689–1759 гг. В противном случае познавательные возможности идей Фуко будут ограничены выявлением еще одного примера, подтверждающего его необоснованную исходную позицию о всесилии государственной власти в связи с чрезмерным значением, которое он придавал идеальным моделям анализа, что, в свою очередь, приводило к схематизации исторического процесса и сужению возможностей компаративных исследований[22].

При этом, отталкиваясь от двойного методологического видения проблемы реформирования Горного Края Кристофера Бэйли («улучшения» как выражение мышления эпохи Просвещения и как практические меры по социальной инженерии), к анализу различных форм интеллектуальной колонизации Хайленда целесообразно подойти не только как к аналитическим инструментам, способам постижения местных реалий, но и как к способам, инструментам социальной инженерии на гэльской окраине — одновременно как к технике власти и процедуре познания, о чем писал и Фуко[23].

В отличие от Саида, мы не сводим постижение «другой» реальности лишь к ее интерпретации в интересах господства и подчинения (интеллектуальная колонизация Хайленда была не только способом расширения британского присутствия в крае, но и средством использования горцами институтов британского государства, административного аппарата и армии).

Имея в виду в том числе недавние исследования шотландских коллег, невозможно согласиться с тем, что до изобретения романтической версии шотландской истории шотландский горец, как полагает Хью Тревор-Рупер, один из авторов организованного в 1983 г. Хобсбаумом сборника, принадлежал миру гэльской Ирландии. Горная Страна, по его мнению, была лишена культурной специфики, что упрощает представление об историческом контексте решения «Хайлендской проблемы»[24].

Касаясь концепции воображаемых сообществ Андерсона, необходимо учитывать, что, хотя она описывает модель нациестроительства в рамках отдельного национального государства, имперская идентичность европейских империй эпохи раннего Нового времени формировалась во многом по тому же самому принципу.

Продуктивным ответом на методологические вызовы «поворотов» современного гуманитарного знания и постколониальных исследований стала новая история империй, постулируемая в качестве альтернативы нарративу центра и власти, с одной стороны, и нации и национального государства, с другой[25]. Когда речь идет об имперском измерении интеллектуальной колонизации Горной Шотландии, о Горной Стране как лаборатории империи в связи с перенесением хайлендского опыта в заморские владения британской короны, методологические возможности обращения к новой истории империй представляются весьма перспективными.

Речь идет об исторической реконструкции сложной ткани взаимоотношений Лондона, военных и штатских чинов на шотландской службе и представителей местных элит как в Лоуленде, так и в Хайленде в контексте интеллектуальной колонизации гэльской окраины; об учете асимметрии административных и правовых норм и традиций в Горной Стране; об отношении к интеллектуальной колонизации как к теории и практике социальной инженерии и способу расширения британского присутствия в Хайленде; о роли и значении колониального опыта чинов в его умиротворении и реформировании (ирландские корни генералов Уэйда и Блэнда); о реакции местных элит на политику Лондона; о пересечении и связи имперской экспансии за океанами с решением «Хайлендской проблемы».

Помимо конкретно-проблемных методов исследования в работе использовались общенаучные (анализ и синтез, индукция и дедукция, описательный, количественный, сравнение и аналогия) и специально-научные (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-системный, историко-типологический) методы.

В частности, историко-сравнительный метод позволяет рассмотреть интеллектуальную колонизацию Горной Шотландии в ходе решения «Хайлендской проблемы» как в контексте окраинной политики европейских государств раннего Нового времени, так и в свете колониальной политики Великобритании за океанами. Изучение вопроса в таком компаративном ключе создает благоприятные возможности не только для определения характерных особенностей формирования и применения колониального знания о Горной Стране в хайлендской политике Лондона, но и для изучения его динамики и эволюции, что способствует выявлению определенных закономерностей интеллектуальной колонизации гэльской окраины.

Особое значение имеет историко-системный подход. Его применение позволяет раскрыть целостность объекта и предмета исследования, выявить многообразные типы, формы связей между ними и свести их в единую историческую картину. Таким образом, изучение интеллектуальной колонизации Горной Шотландии в конце XVII — первой половине XVIII в. напрямую связано с учетом всех остальных аспектов решения «Хайлендской проблемы». Кроме того, системный характер изучения заявленной темы исследования предполагает рассмотрение различных направлений, форм и способов формирования и применения колониального знания о крае в тесной связи с анализом его функционирования и транслирования на различных уровнях принятия решений по умиротворению и реформированию гэльской окраины.

В целом исследование осуществлялось на основе принципов историзма, конкретности и системности, в соответствии с которыми интеллектуальная колонизация Горной Шотландии в конце XVII — первой половине XVIII в. в ходе решения «Хайлендской проблемы» изучается как процесс, в изменении и развитии, что позволяет изучать влияние отдельных военных и штатских чинов, их агентов и представителей местных элит на Корону и правительство в Лондоне, с одной стороны, и обратное воздействие внутренней и внешней политики Великобритании на них, с другой, в свете заявленной темы исследования.

Источниковая база исследования включает опубликованные документы и архивные материалы, хранящиеся в фондах Британской библиотеки (Лондон), Национального архива (Кью), Библиотеки Хэллворда (Университет Ноттингема), Национальной библиотеки Шотландии (Эдинбург), Национального архива Шотландии (Эдинбург) и Шотландской национальной портретной галереи (Эдинбург).

При этом часть документации дублируется, что позволяет последовательно сопоставить позиции ключевых фигур в интеллектуальной колонизации Горной Шотландии при решении «Хайлендской проблемы» в конце XVII — первой половине XVIII в. в диалоге с разными чинами, министрами, ведомствами. Кроме того, необходимо отдельно отметить, что источники по теме исследования в некоторых из указанных архивов и библиотек образуют самостоятельные комплексы документов, что создает благоприятные возможности для их всестороннего, комплексного анализа[26].

Комплекс использованных источников включает письменные и изобразительные материалы, многие из которых впервые введены в научный оборот или практически не привлекались для изучения поставленных в книге проблем. Для характеристики комплекса использованных источников целесообразно классифицировать их по видам и разделить по степени значимости для исследования на несколько групп. К письменным документам относятся аналитическая литература; официальная и частная корреспонденция; государственно-правовые акты и журналы парламентских сессий; следственные материалы и материалы судебных процессов; манифесты, резолюции и прокламации; мемуары и воспоминания; путевые заметки, дорожные дневники, хорографические сочинения; памфлеты, публицистика, художественная проза; трактаты; оды, поэмы и проповеди; военные уставы и наставления. Изобразительные материалы представлены портретной живописью и картографическими материалами: обычными и военными топографическими и этнографическими картами, планами фортов и укрепленных казарм, схемами сражений.