При этом не вполне ясным оставалось место, которое отводилось в перспективе вождям. Несмотря на призыв к предельному ограничению традиционного влияния местной элиты, комментаторы не планировали радикального обновления социальной структуры в Горной Стране, устранения из нее вождей, их «дунье-вассалов» (тэкменов) и «младших вождей». Более того, вплоть до последнего мятежа якобитов 1745–1746 гг. они рассматривались властями как представители местной администрации — весьма своеобразной, но вполне эффективной и очень дешевой с точки зрения казенных расходов на ее содержание[757].

И даже после разгрома «хайлендской армии» «младшего Претендента», когда первоначальный приступ страха за «революционное устроение» (результаты Славной революции 1688 г.) и протестантское престолонаследие отступил от стен Лондона вместе с бежавшими в шотландские горы мятежниками, оказалось, что для ответственных за умиротворение Горного Края чинов одни из самых удобных партнеров по переговорам в деле решения «Хайлендской проблемы» — это вожди[758].

Таким образом, и до, и после грозного «сорок пятого» (последний мятеж якобитов 1745–1746 гг.) гарантом преобразований реформаторам виделась компетентная и энергичная власть, способная направлять устремления местных элит в нужное Короне и правительству русло. Однако сочетание устойчивой заинтересованности Лондона в решении «Хайлендской проблемы» и влиятельных и способных людей на ответственных должностях в Горной Стране являло себя крайне редко вплоть до высадки в Шотландии 23 июля 1745 г. принца Карла Эдуарда Стюарта. Преуспев в правовой, юридической изоляции (как им казалось, благотворной) горцев от их традиционной социальной элиты после разгрома «младшего Претендента» 16 апреля 1746 г., реформаторы еще должны были обеспечить иные, более действенные источники влияния на эту весьма консервативную и замкнутую среду.

Политики и политика «политики знания» в рамках хайлендской политики Лондона (несмотря на каламбурный характер самой этой фразы) в этой связи привлекают особое внимание. В предыдущих главах речь шла о том, какие характер и формы приобрели интеллектуальная колонизация Горной Шотландии и, соответственно, британское присутствие в Горной Стране. Самое время выяснить, почему они приобрели в крае именно такие характер и формы, о которых шла речь в разделах, посвященных географии, этнографии и политэкономии «Хайлендской проблемы».

Необходимо проанализировать механизмы и подоплеку этих процессов на уровне принятия решений по умиротворению Горной Страны. Два вопроса при этом имеют особое значение. Первый связан с инверсиями «цивилизации» Хайленда: почему в заочном споре вождей, чинов и генералов (на страницах мемориалов, отчетов и рапортов, отправлявшихся в Лондон) о том, кто лучше справится с решением «Хайлендской проблемы», победу одержали военные? Второй вопрос состоит в том, каким образом командующие королевскими войсками в Шотландии поддерживали административный авторитет армии «красных мундиров» вплоть до окончательного исчезновения вооруженной якобитской угрозы в Горной Стране к концу 1750-х гг.

Редкий специалист рассматривал сочинения правительственных информаторов о положении и умиротворении Горной Шотландии как цельные литературные произведения, имевшие свои определенные задачи. Почти никто не попытался ответить на вопрос: что же хотели сказать авторы в своих сочинениях? Представляется, что сейчас важнее постулировать в качестве объекта исследования мемориалы, рапорты и отчеты «сами по себе», а не как источники правдивой или ложной информации о прошлом одной отдельно взятой кельтской окраины.

Применительно к комментариям «шотландских» чинов необходимо попытаться последовательно поместить их сочинения в контекст биографий авторов, в политический контекст расширения британского присутствия в Горной Стране в первой половине XVIII в., в историко-литературный контекст жанра аналитических записок и отчетов о положении в Горном Крае и, таким образом, выделить жанровые, актуально-политические и биографические пласты их содержания. Иными словами, понять, как и зачем «сделаны» мемориалы и рапорты «о положении в Горной Шотландии»[759].

Ответы на эти вопросы следует искать и в особенностях презентации своих позиций авторами перед облеченными официальными должностями и полномочиями читателями в Лондоне, и в административной логике и кадровой политике Короны и министров в Хайленде.

В истории решения «Хайлендской проблемы», с точки зрения выбора конкретной программы умиротворения Горного Края, два сюжета занимают при этом особое место, отражая одновременно два важнейших этапа и два подхода к расширению британского присутствия в Горной Стране между 1689 и 1759 гг.

Во-первых, это конкуренция мемориалов и рапортов «о положении в Горной Шотландии» в 1724 г., завершившаяся принятием в качестве практического руководства в хайлендской политике Лондона рапорта командующего королевскими войсками в Северной Британии в 1725–1740 гг. генерала Уэйда.

Во-вторых, это конкуренция мемориалов и рапортов «о положении в Горной Шотландии» после 1746 г., проходившая на фоне стремительного роста авторитета армии в Соединенном Королевстве и Британской империи в целом, нашедшая наиболее яркое выражение в аналитическом наследии и деятельности командующего королевскими войсками в Северной Британии в 1747–1749 и 1753–1756 гг. генерала Блэнда.

«Информировать Ваше Величество… также о том, насколько мемориал, переданный Вашему Величеству Саймоном [Фрэзером], лордом Ловэтом, и его замечания в нем основаны на фактах и действительных поступках этих людей» — так начинается один из двух наиболее примечательных и характерных источников об умиротворении Горной Шотландии в первой половине XVIII в. Его автор — генерал Уэйд[760]. Фигура генерала Уэйда в сложном процессе умиротворения Горного Края совсем не случайна. Его происхождение, особенности продвижения по служебной лестнице, в целом военный и жизненный опыт сформировали именно тот подход к окружавшей действительности, который и обеспечил Уэйду известность при жизни и почетное место в истории решения «Хайлендской проблемы».

Автор другого источника из указанных двух — Саймон Фрэзер, лорд Ловэт, наследный вождь клана Фрэзер, о котором и говорит генерал, уроженец именно того беспокойного Горного Края, который и был тогда объектом интеллектуальной колонизации ответственных чинов Соединенного Королевства, в свое время единственный горец, мнение которого в Лондоне сочли не только любопытным, но и особенно важным[761].

Применяя к компаративному анализу отчета генерала Уэйда и мемориала лорда Ловэта контекстуальный подход, попытаемся выяснить, какую роль отводили себе авторы этих сочинений в информационном обеспечении расширения британского присутствия в Горной Стране и почему именно отчет генерала Уэйда стал программным для всего процесса умиротворения Горного Края в первой половине XVIII в.

Особое место среди аналитической литературы, посвященной решению «Хайлендской проблемы», по праву занимает составленное и представленное на имя короля в 1724 г. сочинение лорда Ловэта[762]. Само авторство уже выделяет в ряду подобных «Мемориал о положении в Горной Шотландии». Саймон Фрэзер — фигура чрезвычайно примечательная. Впервые будущий лорд Ловэт поставил себя вне закона еще в 1696 г., так что «преданность» изгнанным Стюартам пришлась очень кстати после бегства из родной Шотландии во Францию в 1702 г., где он предложил свои услуги «старшему Претенденту».