– Хороший вопрос, – ответила Катерина. Сейчас уже улыбаясь вовсю и позволяя ямочкам на щеках жить отдельной жизнью.

Миссис Рудковски выглянула в коридор:

– Добрый вечер, – время показывало почти шесть. – Элеонора, – представилась мама девочек.

– Рад знакомству, я Генри, – сообщил парень и, видя в глазах вопрос, продолжил: – Вы, вероятно, хотите спросить, почему я здесь. Ничего криминального – благотворительная акция по доставке продуктов на дом, – юноша протянул ей все ту же банку горошка, и женщина рассмеялась.

Когда смех утих, воцарилось молчание. Никто не решался что-то сказать, да и говорить, впрочем, было нечего.

– Ладно, Генри, – решилась-таки Элеонора, – большое спасибо Вам за спасение торжества. Теперь уже точно ни одна душа не ускачет голодной.

Генри молча кивнул и миссис Рудковски добавила:

– Ну, не будем Вас больше задерживать. Особенно в такой час, когда приготовления в самом разгаре, и Вас наверняка заждались.

В этот миг за дверью послышался писк, и парень тотчас же спохватился:

– Простите, я вас не представил, – он приоткрыл дверь пошире, и недоуменные лица сменились стонами умиления. – Найда – дамы, дамы – Найда.

Девушки засмеялись: им в ответ прозвучал приветственный «гав».

– Какое чудо! – восхищалась Элеонора.

– Мама, собака, собака, – звонко хлопая в ладоши и радостно прыгая, вторила ей Мелания.

Сдержанной оставалась только «Рудковски-средняя». Во-первых, взбалмошным собакам девушка предпочитала грациозных и независимых кошек. А во-вторых, она не хотела показывать юноше, что задобрить ее вот так просто.

– Та самая леди, которая меня заждалась, – прокомментировал Генри.

– А Ваши близкие?

– Я живу один, – без мольбы о сочувствии сознался парень.

– Но в такой день разве не соберутся Ваши родные в приятельской, теплой компании? – миссис Рудковски отказывалась принимать торжество в одиночестве, без людей.

– Они слишком заняты и не особо желают преодолевать расстояние ценой впустую потраченного времени, – на пару мгновений Генри задумался, а затем, словно встряхнувшись от наваждения, присовокупил: – Что ж, мне действительно пора идти, – парень жестом велел Найде встать и, кивнув всем собравшимся в знак прощания, пошел к калитке.

Он прошел уже половину пути, когда на удивление самой себе Элеонора воскликнула:

– Вы не хотите остаться?

Катерина ошарашенно посмотрела на мать – та намеренно избегала встречного взгляда.

Какое-то время парень молча оглядывал всю компанию, после чего с осветившимся лицом ответил:

– Мне будет в радость.

Снова поднявшись по лестнице к входу, Генри отстегнул поводок и вытер собаке лапы:

– Она не причинит Вам неудобств.

– Я в этом уверена, – широко улыбаясь, заверила Элеонора. – Ну, команда, нельзя терять ни минуты. За работу! – боевым голосом обозначила план мама девочек, после чего, пропуская Мелани перед собой, устремилась на кухню.

– Благодарю Вас, Элеонора, – бросил ей вдогонку парень и, уступая дорогу, игриво добавил: – Кэйт.

– Катерина, – поправила его девушка, и важно проследовала за матерью.

До первого января оставалось немногим более часа, и дамы спешили облачиться в праздничные наряды. Предварительно – так надлежит «настоящим хозяйкам» – они накрыли стол, в чем им с галантной любезностью помог Генри.

Мистер Рудковски лежал, занимая себя телевизором и лишь время от времени почесывая свой живот – продукт излишества удовольствий. Мужчины не было дома, когда в список гостей прибавился «аристократ», как он обозначил Генри в разговоре с супругой. Однако присутствию парня Джозеф отнюдь не противился: знаток человеческой души, при знакомстве с отцом девочек Генри отвесил комплимент автомобилю Рудковски. Так юноша с ходу попал в список «одобренных».

– Ну и чем ты занимаешься по жизни? – мужчина никогда не чурался позволить себе фамильярность. К счастью, проработав с людьми какое-то время и столкнувшись с достаточной бесцеремонностью, Генри ничуть не смутился.

– Я работаю баристой. Вы, верно, слышали про недавно открывшееся кафе? – выражая большие сомнения в собственном предположении, спросил парень.

– А да, слыхал. Та еще обдираловка.

Генри казалось, он понимает корни пренебрежения, вылетающего изо рта Рудковски. Слушать мужчину было невыносимо, и тем не менее парня держали в руках открытость и добродушие Элеоноры.

– Мой приятель, мистер Шмальц… – продолжал Джозеф. – Я был у него как раз тогда, когда тебя сюда занесло. Так вот, тот рассказывал, что за чашку вшивого кофе в этой «La clé», – он покривлялся, – с тебя стрясут целых четыре рубля!

Мужчина презрительно фыркнул, а Генри поправил его:

– Шесть рублей.

– Что? – Рудковски действительно не услышал реплики парня. В разговоры мужчина вступал лишь затем, чтобы выслушать себя самого.

– Я говорю, погода словно шутит над нами, – удивлялся отсутствию снега юноша. – Или это мне, человеку северных краев, в диковинку праздновать Новый год весной?

– Да что там погода. Погода, она всегда гнилая была, – Рудковски говорил так медленно и с таким трудом, что Генри даже поинтересовался, не выльется ли диалог в его истощение. – Главное, чтобы рыба в реке водилась, а то придется нам со Шмальцем даром раздавать рыболовные снасти прямо перед витриной магазина.

– У вас свой магазин? – без особого энтузиазма спросил Генри.

С каждым предложением Джозефа парень питал к мужчине все больше отвращения и искренне недоумевал, как Элеонора, эта прекрасная женщина, могла сосуществовать с его сальным телом. Задавая вопрос, Генри не то чтобы хотел услышать ответ – он лишь надеялся скоротать бесконечное время до прихода девушек.

– «Большая рыба» на Мюль-Стрит, – мужчина смерил его таким взглядом, будто незнание о его рыболовном магазине приравнивалось к неспособности сложить два плюс два. Генри в ответ сделал вид, словно новость его впечатлила.

– Заждались? – миссис Рудковски буквально вплыла в приглушенного света комнату. За ней неуверенно потоптала Мелания.

Элеонора надела платье красного цвета. Сверху его страсть подчеркивал V-образный вырез. Он же оголял золотой кулон, подаренный мужем по случаю юбилея. Рукава у наряда отсутствовали, как и нужда в них – все внимание занимал корсет, подчеркивающий удивительной стройности талию.

Меланию нарядили в костюмчик цвета спелого абрикоса. На голове у девчушки блестела игрушечная корона. По словам самой девочки, работа ее мечты – принцесса снежинок.

Однако какими красотами ни сияла комната, как ни блистали разноцветные елочные гирлянды и украшения девушек, когда в дверной проем вошла Катерина, даже всегда собранный и вникающий в происходящее Генри лишился способности говорить.

Вопреки наставлениям матери и принятым в Энгебурге устоям, Рудковски яро отстаивала право на брючный костюм, пусть и торжественность случая приравнивалась к главному празднику года. Будучи, как утверждали, предметом исключительно гардероба мужского, пиджак светло-голубых тонов отнюдь не «огрублял» вида девушки. Катерина, утопшая в его широких покроях, напротив, казалась чудовищно хрупкой и беззащитной.

Из-под пиджака осторожно выглядывал черный топик. На талии – согласно статистике Генри, еще более изящной, чем той, какой хвастала мать, – красовался кожаный ремень, что любезно удерживал тяжеленные с виду брюки. И весь этот образ удачно дополнил недавно купленный голубой ободок.

Катерина, с малых лет одеваясь со вкусом, привыкла выглядеть празднично в любой день. Она вошла в зал, и при его свете люстры распущенные локоны девушки отлили чистой бронзой.

Тишина сохранялась до тех пор, пока не стала причинять домочадцам неловкость. Тогда Генри поднялся, чуть более резко, чем намеревался, и голосом диктора отчеканил:

– Дамы, вы выглядите великолепно.

– Генри, это так мило с Вашей стороны, – расцвела от комплимента Элеонора. – Дорогой, еще секунда твоего молчания, и у меня появится новый кавалер, – она шутливо обратилась к супругу.