Ни одно из событий не является плодом воображения,

любые совпадения с реальными людьми не случайны.

– Мне голубой, – после томительной примерки решилась, наконец, девушка.

– Но позвольте заметить, розовый ободок Вам идет куда больше. К тому же он добавляет нежности, – прикрываясь советом, возразила привлекательная продавщица уже не молодого, но и отнюдь не преклонного возраста.

– Мне. Голубой, – изумилась наглости навязывать свое мнение Катерина Рудковски. – К тому же, – она постаралась повторить тон, – нежность в образе мне не нужна.

– Конечно, как скажете. С вас десять рублей, – женщина оставила попытки сделать «как лучше» и уступила.

– Благодарю, – Рудковски швырнула две пятирублевые банкноты на прилавок и выдавила из себя не то оскал, не то улыбку. Оружие это девушка использовала, чтобы замести следы, оставшиеся после грубых слов и резких замечаний. Сама она прекрасно понимала: улыбка ее скорее пугает, нежели располагает. Осознавала Катерина и то, что вне зависимости от ее намерений не нашлось еще за все двадцать лет человека, который смог устоять перед лукавыми ямочками – следствием столь излюбленного ею жеста.

Рудковски поспешно удалилась из магазина. Слишком расточительно с ее стороны провести там лишние пару секунд. Девушка высоко ценила свое время и ужасно раздражалась, когда из-за обстоятельств, от нее не зависящих, хотя бы минута уходила на ничем не занятое прозябание.

Возмущала Катерину и сама неподвластность такого рода случаев. Она не терпела вещи, повлиять на какие она не могла. Рудковски и только она должна быть во главе всего, за что бы она ни бралась.

Решительным шагом девушка перешла на другую сторону дороги, прошла мимо нарядно украшенных к Новому году магазинов и направилась в открытую месяца три назад кофейню – ее открытие стало невиданным потрясением для жителей столь небольшого городка, как Энгебург.

Первое время хозяевам едва ли хватало ведер, чтобы выплескивать воду от потока желающих попробовать новое. Люди приходили сюда если не за соблазнительными десертами, цена которых была неоправданно завышена, то хотя бы за чашечкой кофе. Уж кофе в «La clé» варили отменный.

Пребывание в заведении подобного рода превращало внешний мир во что-то отдаленное и нереальное, а трапезы растягивались на часы. Такой расклад выбил бы из колеи добрую половину горожан, привыкших занимать любую минуту «стоящим делом» и не желающих подстраиваться под новые порядки. Так, спустя два месяца после открытия ряды посетителей стали редеть, и теперь в кофейне едва ли насчитывалось больше пяти человек одновременно. Да и те не засиживались дольше получаса.

Эта данность явилась первопричиной зарождения к заведению светлого, но до этой поры так и не познанного девушкой чувства любви. Впрочем, в «La clé» Катерину манила не только возможность выпить чашечку отменного чаю. Не горела девушка и перспективой более продуктивной работы вне дома, где одни лишь оттенки стен мурчали о праздной лености. Однако каждые вторники и четверги, пронесись через город хоть татаро-монгольское иго, Рудковски упрямо брала свои книги, обшитый искусственной кожей блокнот и ноутбук и отправлялась в «La clé» – на первый взгляд, для глубокого дайвинга в непростую учебу.

Неясным для самой девушки оставался вопрос: училась ли она искусству перевода – заочной специальности в вузе, на какой Рудковски тратила жизнь, или мастерству создавать загадочный образ гостьи, ничуть не увлекшейся симпатичным баристой.

Катерина славилась натурой влюбчивой. Она легко западала на внешность, что влекло за собой какой-то предательский трепет. Впрочем, уже в течение недели тонкая пелена, пробить которую можно было одной нелепой или неуместной фразой, падала с ее глаз, и Рудковски снова и снова обманывалась в ожиданиях.

Заглянуть в заведение Катерина решила не сразу. Лишь когда кричать о нем стали на каждом углу, а фотографий оттуда не осталось только у Рудковски, девушка закатила глаза, тяжело выдохнула и, схватив сумку, быстрой походкой направилась в эпицентр массового помешательства. Решение это было основано не столько на любопытстве к новому, сколько на опасении упустить что-то важное, о чем, казалось, знают все, кроме нее самой.

Едва переступив порог новомодной кофейни «La clé», девушка тотчас же поняла поголовную ей одержимость. Не будь в кафе и предмета мебели, его атмосфера обволокла бы, как непроглядный туман, всяк сюда входящего; околдовала его и принудила возвращаться снова и снова. Так случилось и с Катериной.

– Добрый день. Будьте добры, чай с земляникой. Что? Да-да, без сахара, – Рудковски частенько делала вид, что по-детски терялась и не могла вновь собраться в присутствии тех парней, на каких она западала.

– Одну минуту, пожалуйста, – низким, приятным голосом ответил бариста, имя которого – «Генри» – предательски выдавал его бейдж на нагрудном кармане.

Катерина любила усомниться во всем, что ее окружало, что говорили люди и даже что видела она сама. Колебалась девушка и сейчас: удалось ли ей проявить кокетство или звучала она, как дерзящая откровенность? Случай был нешаблонный, и причина – в самой жертве, чье сердце Катерина вознамерилась покорить еще с ее первых минут в «La clé».

Девушка понимала: будь бариста коренным энгебуржцем, она с самого детства знала бы юношу если не лично, то, по меньшей мере, через скандальные сплетни. А значит, перед Рудковски открылся короб возможностей показать себя пареньку – новоприбывшему в городишко и потому не заведшему в нем ни друзей, ни врагов – в выбранном исключительно ей самой свете.

Ненавистным ей методом проб и ошибок девушка обозначила дни, по которым приятный глазу юноша с приятным уху голосом растрачивает свой – так показалось Рудковски – артистический талант, «состоя на службе» в простой кофейне. И теперь дважды в неделю, разложив учебное снаряжение на одном из модно украшенных мини-столов, Катерина клепала досье на баристу, наблюдая за каждым его грациозным движением и оценивая каждое остроумное слово.

– Девушка? – внезапный, настойчивый, но не лишенный при этом мягкости голос рассеял рой мыслей, симфонией громыхающих в голове Катерины.

– Простите, Вы мне?

– Я говорю: «Возьмите Ваш чай», – с улыбкой, подобающей работнику заведения такого уровня, произнес Генри.

– О, конечно, благодарю, – фирменная улыбка, наклон головы, проступившие ямочки – игра Катерины была бесподобной.

– Наслаждайтесь, – молодой человек протянул кружку чая, и Рудковски поспешно заняла любимое место – угол у окна.

Попав на привычную территорию, открывающую вид на пространство кофейни, Катерина вдруг осознала: она занимается тем, что не приносит ни результата, ни удовольствия. И длится все это уже непростительно долго.

Мысль девушки лихорадочно заработала. Выстроив в голове пятиэтажные интегралы и решив «ничего не меняется, если ты ничего не меняешь», – Катерина пришла к редкому для нее заключению: нужно действовать. Больше того – действовать незамедлительно.

«Кто вообще заявил, будто первый шаг – прерогатива сильного пола?», – произнесла про себя девушка. Примерив на себя роль маятника и покачавшись между «подойти» и «остаться на месте», Катерина определилась с задачей.

Отмахнувшись, как от назойливых комаров летним вечером, ото всяких опасений, девушка вспомнила: она здесь не ради капитуляции. Если Рудковски действительно хочет привести план в исполнение, причины, по которой ей следует отступить, не имеется.

Катерина быстрым, уверенным шагом направилась к кассе. С безупречной осанкой, выдвинув подбородок вперед и кокетливо приподняв свою острую бровь, девушка приближалась к цели. Параллельно в мозгу ее шла репетиция наспех составленного диалога.