Катерина сделала попытку сесть и прикрыла рукой выжигающее глаз солнце – то мешало увидеть ее спасателя. Она скептически покривилась, силясь уловить хотя бы контуры его тела – затея не увенчалась успехом. Тогда девушка, кряхтя и бормоча что-то себе под нос, доверила бледную, ледяную ручку галантному незнакомцу, и тот по-рыцарски помог Рудковски подняться.

Незнакомцем прохожий, впрочем, оставался недолго. Увидев того, кто выдавал себя за спасателя, Катерина окаменела. Перед ней снова был Генри, а упала девушка, видимо, на собаку.

– Как Вы… Что Вы себе… Вот Дьявол! – Катерина тщетно силилась подобрать слова, пока те лениво отказывались спешить ей на помощь.

– Вы что-то хотите сказать? – совершенно спокойно, с лукавой улыбкой переспросил ее Генри.

– И не пытайтесь уверить меня, будто это чистой воды совпадение, – обвинила парня Рудковски и, не давая ответить, окатила вопросами: – Как долго Вы преследуете меня, и сколько эта погоня – черт возьми! – будет еще продолжаться? Зачем на предложение о встрече Вы отвечаете дерзким отказом, а затем ищете меня в моем собственном доме? Вам нравится унижать меня на людях? Что ж, отдам должное: Вы мастак своего дела! Если Вам хочется это услышать, так и быть, признаю́: позорное поражение за мной. Надеюсь, теперь Вы довольны и, в конце концов, от меня отстанете.

Девушка отряхнула полы пальто от налипших грязи и снега и развернулась, чтобы поскорее покинуть сцену постыдных событий. Генри спешно схватил ее за руку, чуть выше локтя.

Сделав это без грубости, не вложив в действо ни капли дурного посыла, парень встретил однако такой взгляд, что, будь вместо глаз у Рудковски два маленьких солнца, юноша воспламенился бы на месте. Потому Генри быстро убрал руку и поспешил – дело редкое – объясниться:

– Я бы хотел понадеяться на свою исключительную память и вспомнить каждый Ваш укор, чтобы избавить обоих нас от возможных недопонятостей, – на фоне убийственной выдержки Генри возмущение девушки казалось абсурдным. – Согласитесь, пожалуйста, выслушать. Вы ничего не теряете.

Катерина, и так без оружия, стояла теперь, как нагая, перед своими же принципами – не терпеть неприятное. Злая сама на себя, девушка закатила глаза, скрестила руки и презрительно фыркнула: «Говорите».

– Благодарю, – Генри выдохнул, будто подъемные краны сняли с него тяжкий груз, и продолжил: – Катерина, во-первых, извольте просить Вас поверить: наши встречи действительно не были спланированным покушением. У меня нет доказательств, а значит, придется довериться слову.

Во-вторых, мне неприятна сама мысль о том, что я мог прослыть человеком падшим, а Вы – излишне в себе уверенным. Я убежден: ни один из нас таковым не является. Будучи человеком порядочным, я не собирался Вас унижать, будь судьей публика или один своевольно гуляющий ветер.

Вернемся к вопросу отказа – здесь исключительно проблема личности. Я имею привычку, к несчастью, сперва оттолкнуть людей, отгородиться от них высокой каменной стеной, а после жалеть об отсутствии смелых, кто перебрался бы через ров моих слабостей. В какой-то степени, все это напоминает проверку на силу характера и готовность терпеть мои выверты. И Вы достаточно умны, чтобы это понять: здесь нет ничего, что не касается только моей капризности нрава.

Наконец, я хочу заявиться с повинной о моем нежелании от Вас отстать. Не воспримите за наглость: я не желаю Вас домогаться. Но, заметив занятного склада ум, я не хотел бы лишиться шанса с ним соприкоснуться.

Чтобы быть до конца откровенным, призна́юсь: мне чертовски обрыдло мое одиночество, этот бич оставаться без компаньона по разуму. Вы конечно же можете возразить: у меня есть пес, с которым я вправе делиться и горем, и радостью – в таком случае будете правы. Однако каким бы смышленышем ни была Найда, в силу природных лимитов она не ответит мне словом. А без наличия оного время от времени не обойтись.

В завершении моей пламенной речи я хотел бы решиться на дерзость – пригласить Вас на официальное, в этот раз запланированное рандеву. Я не тороплю Вас с ответом, а, встретив отказ, приму его с пониманием.

Как и в первый раз, когда они сидели за праздничным столом, а Генри обнажал перед судом семейства душу, слова его произвели на и без того впечатлительную Рудковски ошеломляющий эффект. Теперь ей к тому же негласно дали добро, чтобы выразить собственные переживания и не бояться быть высмеянной. Генри распахнул свою душу настежь, и тем самым вручил Катерине страховку, гарантию на отсутствие осуждений ее последующих эмоций.

Несмотря на то, что каждая клетка Катерины силилась это отвергнуть, парень опять-таки смог ее обескуражить. Причем на сей раз куда более изощренно, чем в ходе их предыдущих баталий. Готовая или, скорее, ожидающая натолкнуться на поток перебранок, Рудковски стояла сейчас пораженная непредсказуемостью юноши. Вместо отправки взаимных негодований, тот, подобно животному, признающему поражение, подставил живот, и тем самым – каков парадокс! – заделался победителем.

– Не стану скрывать, у Вас Божий дар. Вы отменно вгоняете людей в конфуз. Чего же Вы ждали: моей капитуляции? Вы надеялись, Ваши прикрытые благородством речи меня повергнут?

– Послушайте и поверьте, пожалуйста, – почти взмолил Генри. – У меня и в мысли-то не было затевать с Вами войну или публично высмеивать Вас. Если в моих словах или действиях Вы увидели нападение, это лишь Ваше их восприятие.

– Постараюсь тогда сделать вид, будто всецело Вам доверяю. Что до встречи, прямо сейчас из-за Вас я опаздываю на одну из таких.

Уклонившись от обещаний по поводу будущих встреч, замыслив вызвать у Генри терзания, Катерина шустро скользнула по холке Найды и, махнув головой в знак прощания, упорхнула в другую сторону.

Несмотря на небольшую задержку и слегка неопрятный после коллизии вид, природное обаяние и умение подать себя Катерины произвели ожидаемый эффект. Они довершили россказни девушки и убедили работодателя тотчас ее нанять – всего пару минут спустя Катерина крепко сжимала в хрупких ручонках договор об устройстве на должность внештатного переводчика.

Рудковски заранее знала следующий план действий. Свою победу Катерина решила отметить. Так, довольная тем, что она сейчас провернула, девушка отправилась прямиком к известной кофейне. А чтобы догнать и прикончить второго зайца, – примирение с подругой – пригласила туда и Карлу.

Еще до того как вступить в пределы кофейни, Рудковски определяла, куда первым делом скользнет ее взгляд, в какую сторону повернется корпус, какая рука кокетливо проведет по сияющим волосам, возвращая на место предусмотрительно выпущенную из прически прядь. Если неразлучной спутницей Генри являлась Найда, компаньоном Рудковски служила дотошная визуализация. Доведенная до совершенства, способность не раз помогала девушке успокоиться, приободряла ее и добавляла веры в грядущее: все пойдет тем чередом, какой Катерина нарисовала в голове.

Совершив ритуал и повесив пальто на вешалку, Катерина продолжила терпеливо стоять у входа. Она не могла отказать себе в удовольствии понаблюдать, как искусно жонглирует чашками зерен бариста.

Несмотря на то, что в заведения повсеместно стали врываться безжизненные кофемашины, в «La clé» были преданы старой доброй кофейной турке. Именно преданность ей хозяев позволила Катерине теперь любоваться колдовством, с каким Генри орудовал над этим маленьким медным кувшинчиком.

Отдавая очередной заказ, в то мимолетное мгновение, которое выдалось между обслуживанием посетителей, парень поспешно поднял голову и заметил наиболее неожиданную, но самую желанную для него гостью. Взгляд тут же намертво приковался к ней.

Катерина сияла широкой и белоснежной улыбкой, вызванной, в том числе новым ее достижением. При виде зрелища Генри мельком подумал: вероятно, ее идеальным зубам было свыше назначено служить особенной миссии – как фонарикам, освещать мрак на улице и в душе.