«Так, что же тогда выходит? — недоуменно воскликнул он. — Нет! Тогда я вообще ничего не понимаю! Может, все-таки это не «Бэль»? Может, подделка? А если даже и подделка? Откуда было ей взяться в прихожей на антресоли?»

Егор Алексеевич встал с кресла и подошел к столу. Он аккуратно разгладил края полотна и принялся тщательно рассматривать его, пытаясь отбросить обуявшие его эмоции, чтобы понять, подлинник перед ним или все-таки копия.

— Нет! Это она! ОНА! — сказал он сам себе через некоторое время. — Даже сомневаться не стоит! Надо позвонить Егору! Надо немедленно ему позвонить! Но нельзя же говорить по телефону о таких вещах! И потом, вдруг все-таки картина попала в квартиру до Егора? Хотя черт знает как она могла туда попасть! Полнейший абсурд! Нет, надо позвонить Егору и сообщить ему об этом не впрямую, а как-нибудь, намеками!

Он набрал позывные Егора и с нетерпением принялся барабанить пальцами по столу в ожидании ответа.

— Алло, дед! Привет! — услышал он бодрый голос внука.

— Здравствуй Егорушка. Как дела? — начал издалека Егор Алексеевич.

— Дела пока в стадии застоя. Все остается на том же этапе, о котором я тебе сообщил два дня назад. А как ты?

— Я? Да вот и не знаю, как тебе сказать.

— Что значит «не знаю»? — насторожился Егор. — У тебя проблемы со здоровьем, а, дед? А ну давай выкладывай!

— Да нет у меня никаких проблем со здоровьем! Успокойся ты! Послушай-ка лучше, что я тебе скажу! Вернее, я хочу у тебя что-то спросить.

— Ну?

— Ты ничего не прятал на антресоли в прихожей, пока меня не было?

— Что?

— На антресоли в прихожей? Я там кое-что нашел.

— Дед, я туда ничего не прятал! А что ты нашел? Дед, что ты там нашел? Дед, не молчи, слышишь? — взволнованно прокричал в трубку Егор.

— Егорушка, я и не знаю, как тебе сказать!

— Да что случилось?

— Понимаешь, я нашел там то, за чем ты отправился в Париж, только… Ах, как бы тебе это объяснить? Одним словом, я нашел там один из шедевров нашего предка. Ты только не думай, Егорка, что твой дед начал сходить с ума!

И тут Егора осенило! Он нашел «Бэль». Ну ничего себе! Вот это да! Значит, Володя отнес ее к деду! Значит, он посчитал, что у деда для нее самое подходящее место, и оказался прав!

— Дед, я все понял! Слышишь?

— Да!

— Я понял, что ты нашел!

— Так ты, значит, знал?! — воскликнул Егор Алексеевич растерянно.

— Не знал!

— Но как же тогда ты догадался, что…

— Дед, послушай меня! Ты ее спрячь, хорошо? И понадежней! А когда я приеду, обо всем тебе расскажу, ладно?

— Хорошо, Егорка, но я ничего не понимаю!

— Это я уже понял! А терпеть ты умеешь?

— Что же мне остается?

— Дед, потерпи до моего приезда!

— Хорошо!

— Ну, ладно, тогда пока!

— Пока, пока! Ах, да, передавай привет Яночке.

— Хм! Откуда ты узнал?

— Эка невидаль! Елена Васильевна сообщила. Я сегодня с ней виделся.

— А она знает, что я тоже в Париже?

— Я ей не говорил, где ты, да она у меня об этом и не спрашивала.

— Ладно, это, в общем, не важно! Ну и что ты мне на это скажешь, дед?

— Я? А что я скажу? Яночку я знаю с детства, в отличие от твоей американской Флер. Она, может, и хорошая девушка, но! Будь она очень хороша, ты ведь не обратил бы тогда внимания на Яночку? А, Егор? Яночка умная, чуткая и при том красавица необыкновенная. Такая редко кому не понравится. Да и Машеньке теперь нужен отец. Одним словом, я ваши действия одобряю, но при одном условии.

— Вот интересно! И при каком же?

— Если это любовь!

— Это имеется на все сто процентов, дед! Это именно она и есть!

— Ну тогда все в порядке, внучек!

«Ах, дед, если бы все было так просто!» — подумал Егор, вспомнив Флер, и отключил мобильник.

— У меня новость! — сообщил он стоящей рядом с ним Яне. Они в этот момент только что спустились завтракать. — Дед нашел «Бэль»!

— Что?

— Дед нашел ее у себя в прихожей, на антресоли!

— Не может быть!

— Выходит, что может!

— Так, значит, Володя отнес ее туда!

— Значит, так!

— Господи! Кто бы мог подумать!

— У вас ведь были ключи от квартиры деда?

— Конечно! Они и сейчас у нас есть! Интересно, в какой же момент он это сделал? — задумалась Яна.

— А вот этого нам узнать не дано! — ответил Егор.

Егор позвонил Николь на следующий день, как и обещал. Но они не встретились. Да и незачем было. Письма она отправила, и пока оставалось только ждать на них ответа. А «сказка в Париже» с Яной продолжалась. Они гуляли по городу, побывали и на башне собора Парижской Богоматери, и на куполе базилики Сакре-Кер, посетили самую древнюю церковь Парижа Сен-Жермен-де-Пре, побродили по Елисейским Полям, заглянули в музей вина на улице Вод и в музей карнавала. Вечерами же они предавались любви. Случалось, что и днем не выходили по нескольку часов из номера. Одним словом, они были свободны и счастливы! Париж подарил им минуты счастливейшего человеческого существования, радостную праздность бытия, не прекращающуюся и ничем пока не омрачаемую. Но, увы, сказка, она сказка и есть! Из Парижа ведь надо было возвращаться, а возвращение сулило им разлуку, ибо Америка Егора была уже не за горами.

Спустя восемь дней после приезда Яны из Ниццы вернулась Элизабет Ла-Пюрель, и Николь тотчас же сообщила об этом Егору. Однако встреча с долгожданной француженкой никаких результатов не принесла. Она была бы и рада помочь Егору, но среди множества архивных бумаг, находящихся в ее коллекции, ничего, имеющего отношение к трем ордынцевским картинам, не оказалось. Сама же Элизабет знала о них ровно столько, столько Николь и старая Лилиан.

Егору пора было возвращаться в Москву. С Николь они договорились, что она, в случае получения письма от кого-то из Ратниковых, должна будет оповестить его.

Они с Яной пробыли в Париже еще три дня, три последних сказочных дня. А на четвертый с величайшим сожалением и грустью помахали ему рукой.

Распрощавшись с Яной на площадке седьмого этажа, Егор позвонил в дверь, однако ему никто не открыл, и тогда он принялся шарить по карманам, отыскивая ключ. Деда дома не оказалось, да и немудрено, ведь Егор не предупредил его о своем приезде, не хотел, чтобы старик излишне суетился.

Егор открыл дверь и с удовольствием освободился от дорожной сумки, бросив ее прямо возле порога, а потом вошел в комнату и обомлел. На стене висела «Бэль» в совершенно немыслимой рамке, сконструированной наскоро дедовской рукой из грубых полуобструганных досок. Девушка смотрела прямо на него удивленным взглядом своих черных маслиновых глаз. Она и впрямь завораживала, приковывая к себе каким-то необъяснимым, манящим обаянием, молодостью, непосредственностью, чистотой и еще бог знает чем, что усмотрел в ней боготворивший ее далекий предок Егора.

Егор с трудом заставил себя оторвать взгляд от картины и достал мобильник.

— Что случилось, Егор? — с тревогой спросила Яна с порога, явившись по его зову.

— Иди скорей сюда! Смотри, вот она!

Яна прошла в комнату.

— Боже мой! — воскликнула она и, прильнув к Егору, застыла в изумлении.

…Они стояли и молчали, да и о чем тут было говорить? Любовь Николая Ордынцева, воплощенная в бессмертном творении, витала сейчас в этой комнате и была сродни их обоюдному чувству.

Вскоре вернулся Егор Алексеевич и, открыв дверь своим ключом, чуть не споткнулся о сумку внука.

— Егор! — радостно позвал он и поспешил в комнату, где и застал внука с Яной, смотрящих на «Бэль».

— Здорово, дед! — отозвался Егор и кивнул на картину. — Это называется спрятал подальше?! — усмехнулся он и покачал головой: — Ну, ты даешь!

— Как она вам? — уклонившись от ответа, спросил Егор Алексеевич.

— У меня просто нет слов, до чего хороша! — восторженно проговорила Яна. — Ваш прадед был гениальным художником, Егор Алексеевич!