— Пожалуй, нет! Во всяком случае, я об этом не знала. В дом он нового никого не приводил, да и по телефону при мне разговаривал только с заказчиками или старыми друзьями.

Следователь задал ей еще несколько вопросов, спросил об отлучках Володи из Москвы за последние полгода, об их причинах, а потом, извинившись за нескромный вопрос, поинтересовался, хватало ли им на жизнь его заработков.

Яна удивилась:

— Деньги ведь имеют такое свойство, что их никогда никому не хватает. Неужели вы слышали от кого-нибудь хоть раз, что денег у него предостаточно и больше не надо?!

— Вы знаете, а ведь и правда, не слышал! — засмеялся следователь. — По крайней мере, в таком контексте! Но все-таки я вынужден задать вам этот вопрос, ну, пусть в другой форме. Пусть это будет сродни тому, как обычно друзья интересуются делами друг друга: у тебя как дела, со знаком плюс или со знаком минус? Хватало ли вам денег на существование со знаком плюс, Яна Аркадьевна?

— Ладно, ладно, я отвечу. По моему мнению, на данном этапе денег нам вполне хватало, — сказала Яна, продолжая улыбаться. — Да и Володя никогда не страдал от временного отсутствия денег.

— Временного?

— Ну да! Ведь у художников не бывает постоянного ежемесячного заработка. «Сегодня нет, значит, завтра заработаем», — говорил он и, если нам требовалась срочно какая-то приличная сумма, спокойно занимал ее у друзей.

— И часто он ходил в должниках?

— Бывало! — уклончиво ответила Яна.

— А что значит «приличная сумма»? — спросил Игорь и тут же добавил, что она может не отвечать, если сочтет вопрос некорректным.

— Почему же! — пожала плечами Яна. — Мы иногда любили пошиковать, в определенных пределах конечно! Володя в каком-то творческом порыве, как он сам любил объяснять свои непредсказуемые поступки, мог занять денег и купить мне какую-нибудь роскошную вещь. Таким образом, например, был приобретен норковый полушубок, который привезла из Италии одна наша знакомая, а он не подошел по размеру ее дочери. Точно так же, без определенного расчета, Володя купил мне золотой комплект с бриллиантами, состоящий из сережек и колечка, который ему очень понравился. А однажды мы случайно гуляли по Арбату и забрели в антикварный магазин, и Володя, увидев старинный миниатюрный светильник в стиле ампир, непременно решил его купить, чтобы присовокупить к имеющемуся у него торшеру, точно такому же, из бронзы, на ножке в виде грифона. Он тогда, помнится, занял денег у своего заказчика, которому пока еще ничего не отреставрировал, но это был единственный случай в его практике. Бывало, что мы могли сорваться и махнуть на пару недель в Турцию или Испанию. В последний раз даже ухитрились съездить в Мадрид с Машенькой. Это было четыре месяца назад. Мне тогда до чертиков надоело сидеть дома, я закатила Володе истерику, а у него в тот момент как раз не было денег. Однако он через неделю принес мне путевки в Испанию! Занял у приятелей под крупный заказ и купил.

— А более значительные суммы ему не приходилось занимать?

— Более значительные? — Яна задумалась. — Да нет, пожалуй!

— То есть о крупных долгах в вашей семье речи обычно не шло, как я понял?

— Ну да! Володя всегда старался брать в долг под предстоящий заказ, а какова была его стоимость, он знал заранее и потому рассчитывал на это. И потом, у него тоже многие занимали. Это вполне распространенное явление в среде художников!

— Одним словом, по вашему мнению, крупных долгов, из-за которых могло бы произойти это преступление, у Володи не было?

— По моему мнению — да!

— Яна Аркадьевна, мне придется задать вам еще один некорректный вопрос.

Яна улыбнулась.

— Почему вы улыбаетесь, я ведь еще его не задал? — спросил Игорь.

— Потому что до вас еще никто не называл меня Яной Аркадьевной с таким усиленным акцентом на отчество, я вдруг представила себя этакой пожилой тетушкой-толстушкой.

Следователь засмеялся:

— Ну почему же толстушкой? Вы очень похожи на свою маму, а она у вас о-го-го! А называть вас по имени я мог бы только в неофициальной обстановке и лишь с вашего позволения.

— Ну ладно, задавайте ваш некорректный вопрос, — сказала Яна. — Хотя я уже и сама догадалась.

— Ну что ж, тогда отвечайте!

— Володя любил меня, и я это знала, а потому никогда не думала о том, что он вместо мастерской пропадает у какой-нибудь любовницы.

— То есть вы считали, что у него их не было?

— Я так не сказала.

— Значит, все-таки они вполне могли быть?

— Могли возникнуть на горизонте в какой-то подходящий момент, я это вполне допускала. Ведь у нас с ним была немалая разница в возрасте, и, даже полюбив меня, Володя, скорее всего, не смог избавиться от своих старых привычек.

— Значит, вы об этом ничего не знали, но допускали, хотя серьезными подобные его увлечения никогда бы считать не стали?

— Ну да, где-то так!

— А до вас? Может, к преступлению тянется какая-то ниточка еще оттуда? Его никто не донимал, не звонил?

— Нет! Ничего подобного не происходило. У Володи была любовь, институтская. Но она сама его бросила. Нашла себе перспективного парня, начальника какого-то отдела на крупном предприятии, и вышла за него замуж. Володя сам мне рассказывал об этом. А потом ничего серьезного не было.

— До вас?

— До меня!

— Ну что ж, Яна Аркадьевна, думаю, что на этом мы закончим наш сегодняшний разговор, — сказал Игорь. — Если у меня в ходе расследования возникнут к вам еще какие-нибудь вопросы, я позвоню и мы договоримся о встрече.

Яна попрощалась и поспешила к выходу.

«Да, красивая женщина, точь-в-точь как ее мать в молодости, — подумал майор Комарьков, вспоминая нашумевший в свое время фильм «Акварельная капель» с участием молодой Елены Забродской. Но дочка — не актриса, чувства свои скрывать не умеет. Ах, Яна, Яна! О чем же ты не хочешь мне рассказать?! Что удерживает тебя от этого и почему?»

Егор Алексеевич встретил внука, прибывшего из Петербурга, праздничным ужином и бутылкой армянского коньяка, а потом с нетерпением принялся потрошить добытый Егором архив.

Неожиданно для старого академика архив этот оказался довольно объемистым. Здесь было немало всевозможных документов, скрепленных не только чьими-то подписями, но и гербовыми печатями. Имелись даже две закладные на дом. А письма, лежащие в пожелтевших от времени конвертах, были адресованы не только Софье, но и другим членам семьи, однако главной ценностью был поблекший от времени дневник Софьи, хоть и не полностью, но все же его можно было прочесть.

У Егора Алексеевича прямо-таки глаза разбегались, Егор с видом победного превосходства поглядывал на деда.

— Начни вот с этих трех писем, — сказал он, — я пометил их крестиком. Думаю, это как раз то, что должно представлять для нас с тобой особый интерес!

— А дневник?

— В дневнике тоже имеются очень интересные вещи, я штудировал его всю ночь, пока ехал в поезде.

Егор Алексеевич вопросительно взглянул на внука.

— Ну, например, в откровениях Софьи я вычитал, что ее любовник, некий таинственный Р. П. А., по всей видимости, был хорошим другом мужа твоей бабушки Елены, то бишь твоего родного деда, Вячеслава Дмитриевича Уварова. Сначала Софья с отчаянием признается самой себе, что безумно в него влюблена. Вот здесь, почитай. — Егор открыл дневник в том месте, где сделал свою первую закладку.

«…Вот и балу конец, а мысли о нем по-прежнему не дают мне покоя. Как уснуть сегодня, подскажи мне, Господи! Помоги мне, рабе твоей, объятой великим грехом! Отведи чары от неуемных глаз моих, что без устали смотрели сегодня весь вечер в его сторону! Усыпи уста мои, находящие сладость в беспрестанном повторении имени его! Ах, голубчик мой, Р. П. А., светоч души моей! И зачем только Вячеслав привел Вас к нам в дом! Да и могло ли быть иначе, коль Вы его друг?! А я? Что ж я? Увидела и влюбилась! Такова, видно, судьба моя греховная!»