В день смотра наша 31-я рота, с оружием, строевым шагом под оркестр вышла на плац и построилась в определённом месте. Сами себе мы казались одетыми с иголочки, этакими морскими красавцами. И правда, белоснежные, чуть подсинённые чехлы «бесок» без грибков, новые тельники с яркими полосками, отглаженные гюйсы и брюки, правильно пришитые погоны и курсовки на суконках, надраенные бляхи и ботинки… всё сияло и отбрасывало солнечные зайчики! Сначала «Папа Чил» осматривал первый и второй факультеты. Через некоторое время начстроя подошёл к нам – роте первокурсников третьего факультета. Поздоровался, и мы проорали ответное приветствие. «Папа Чил», лишь вскользь кинув взгляд на бески, гюйсы и форменки, совершенно неожиданно приказал:

– Предметы личной гигиены – к осмотру!

Мама дорогая! Далеко не все имели это в карманах. У каждого за внутренним отворотом бескозырки были воткнуты две иголки, с белой и чёрной нитками, но платков, да ещё белоснежно чистых, да ещё и отглаженных, да к тому же расчёсок со всеми целыми зубьями… Короче говоря, человек двадцать из строя были изгнаны и с позором отправлены в роту для исправления. В том числе и я, и ещё несколько человек нашего взвода, а вот дружище Мишка и прочие «питоны» преспокойненько вытащили из карманов отглаженные платки и расчёски. На наше злобное шипение, почему же они нас не предупредили, Мишка спокойно ответил, что принимал нас ранее за культурных людей, у которых в карманах эти гигиенические причиндалы должны всегда быть, а теперь, мол, и не знает, стоит ли к нам относиться, как к культурным людям. И всё это с тончайшим «питоно»-флотским юморком. Ответить на это мы не успели – нам надо было срочно бежать в роту исправляться.

После исправления нашего внешнего вида настало время торжественного марша с лихой песней, в которой обязательно должны присутствовать морские мотивы. Ранее, в течение уже приличного времени, мы каждый день отрабатывали слаженность этого строевого песнопения. Даже на вечерней прогулке. У каждой роты была своя песня. Наша рота пела «Ладогу». Запевали всегда лучшие певуны-солисты, среди которых особенно выделялся голос Юрки Быстрикова:

Сквозь шторм и бури, через все преграды

Ты, песнь о Ладоге, лети!

Дорога здесь пробита сквозь блокаду –

Родней дороги не найти!

Мы дружно подхватывали припев:

Эх, Ладога, родная Ладога!

Метели, штормы, грозная волна.

Недаром Ладога родная

Дорогой жизни названа.

В песне пять куплетов. Да ещё пять припевов к ним. Если петь все их подряд, то получилось бы долгонько, а время прохождения мимо начальства ограничено, поэтому, как правило, следующие два-три куплета мы пропускали. Запевалы выводили мужественными голосами последний куплет:

Когда пройдут года войны суровой,

Залечит раны город мой.

Народ вздохнет и песню с силой новой

Споет о Ладоге родной:

Припев последнего куплета мы орали особенно яростно, грозно печатая шаги:

Эх, Ладога, родная Ладога!

Метели, штормы, грозная волна.

Недаром Ладога родная

Дорогой жизни названа.

Начальник строевого отдела ВВМУРЭ, полковник Челидзе Александр Александрович – «Папа Чил» – был для нас – первокурсников – настоящей загадкой. Мы задумывались, отчего у него такая строгость к подчинённым, хотели узнать, откуда умение носить форму так потрясающе красиво, с особенным военным изяществом, даже лоском? Мы жили в такое время, когда почти все наши отцы и большинство старших офицеров-преподавателей воевали. Для нас вопрос «воевал ли этот человек или нет?» – был как проверка, как пропуск к хорошим людям. Если воевал, то честь ему и хвала, и всеобщее уважение. Судя по наградам на груди начстроя, он воевал. Но где, как? Осторожно расспросили преподавателей, тех, кто постарше. И вот что получилось.

Осень 1941 года. Враг рвался к Ленинграду. 8 сентября началась блокада. 16 сентября немцы прорвались к Финскому заливу и отрезали Ораниенбаум и оборонявшиеся в его окрестностях части нашей 8-й армии от Ленинграда. 17 сентября захвачена Стрельна, 23 сентября – Петергоф. Немцы были остановлены буквально на окраинах Ленинграда. Вдоль Финского залива образовался «пятачок», занятый немецкими частями, протяжённостью 60-65 км и почти 25 км в глубину. Этот «пятачок» стали называть Ораниенбаумским плацдармом противника. Чтобы деблокировать его, командующий Ленинградским фронтом генерал армии Георгий Константинович Жуков велел 8-й и 42-й армии провести совместную наступательную операцию и разбить Стрельнинско-Петергофскую группировку врага. Вначале предстояло отбросить немцев от берега Финского залива и расчистить дорогу на Ораниенбаум. Для этого Георгий Константинович Жуков приказал организовать из Ленинграда серию морских десантов. Их было пять:

1. У завода «Пишмаш» (ныне ЛЭМЗ) в Красносельском районе 3 октября 1941 года.

2. Западнее Стрельны 5 октября.

3. В районе Стрельнинского кладбища 6 октября.

4. В парке Константиновского дворца в сторону Стрельны 8 октября.

5. Оперативный десант БалтФлота, из Кронштадта к петергофскому берегу под утро 5 октября.

Нас интересовал четвёртый десант. Он был отправлен из Ленинградского порта в сторону Стрельны в ночь на 8 октября. Десантники высадились в парке Константиновского дворца. Это был батальон пограничников 20-й дивизии НКВД. В составе десанта 431 человек, а командиром – двадцатисемилетний старший лейтенант Челидзе Александр Александрович. Немцы встретили десант интенсивным артиллерийским, миномётным и пулемётным огнём. Неравный бой продолжался до середины дня 8 октября. Большинство десантников погибло. Немногие оставшиеся в живых с наступлением вечера были сняты с берега. В том числе и раненый командир.

Немного о биографии Александра Александровича. Родился в Новороссийске 11.04.1914. Призван 04.09.1934. Военные награды: Орден Красного Знамени, Орден Красной Звезды, Медаль «За Боевые Заслуги», Медаль «За оборону Ленинграда», Медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной Войне 1941-1945гг».

После таких подробностей наше отношение к «Папе Чилу» совершенно изменилось, мы ему «простили» и строгость, и наказания: поняли, что с нами иначе нельзя! А мне тогда подумалось вот что:

– Как же приятно Александру Александровичу, «папе Чилу», служить и воспитывать будущих офицеров Флота совсем рядом с тем местом, где он и его товарищи, жертвуя жизнями, беззаветно защищали Ленинград и победили…

Накануне дня принятия воинской присяги мы с Мишей Титовым, принявшие присягу ранее, поведали друг другу, как происходило это событие у него в «Питонии», и у меня в «Стройбате».

29 сентября 1965 года. Первый взвод после принятия воинской присяги. Слева направо, низ: Виктор Рязанов, Евгений Теплоухов, Багратион Юрханьян, Сергей Власенко, Владимир Адажук, Михаил Леонов. Верх: Анатолий Коробков, Сергей Саяпин, Юрий Зуев, Георгий Чесноков, Вячеслав Сизов, Виталий Сыромятников, Игорь Филиппов, Валерий Валов, Андрей Головин, Алексей Стацура

В «Стройбате» было всё просто: после краткого курса молодого бойца (какой там боец?! Мы даже оружия в руках не держали, только лопаты, ломы да кельмы. Нас ведь так и называли – военными строителями, а не рядовыми), длившегося всего две недели, как-то перед обедом нас построили. Замполит батальона вызвал из строя военного строителя с громким голосом и выдал ему листок с текстом присяги. Повернувшись к строю, «боец» громко и с выражением прочитал текст присяги, потом, отдав листок замполиту, снова стал в строй. Мы по очереди выходили из строя и, не произнося ни слова из текста присяги, просто расписывались против своей фамилии в списках. Вот и всё! Мы даже одеты были не в парадное обмундирование: нам его вовсе не выдавали! Скорее всего, оно нам и не полагалось.