Через два дня на общем построении батальона был зачитан приказ о наказании виновных. Двух «хлеборезов», организовавших воровство продуктов в пищеблоке, отправили в дисбат. Начальнику столовой объявили выговор. Мы были довольны. К нашей роте «бунтарей ленинградцев» отношение заметно изменилось в лучшую сторону: нас зауважали!

…

Получали мы – первогодки – в месяц по 7 рублей и 80 копеек на карман. Не разгуляешься. Есть хотелось постоянно. Просить у мамы совесть не позволяла: я ей писал в письмах, что всё хорошо. Думал я, думал, и вот что надумал. Попрошу-ка я у брата Олега: всё-таки он использовал мою стипендию на погашение карточных долгов, вот теперь пусть хотя бы немного возвратит. И… написал! Через пару недель получаю долгожданную весточку. В нетерпении открываю. Вываливается 3 рубля бумажкой и… разгромное письмо примерно такого содержания:

– Тебя Армия кормит, поэтому дополнительного содержания даже у родственников тебе просить стыдно!

И мне стало сначала отвратительно, а потом и стыдно, но совсем не за моё прошение…

Так, с приключениями, прошла зима, которая в Саратове очень холодная: морозы под и за 40 градусов были нередкими. Весна грянула вдруг: с бурной капелью, с песнями скворцов, с кряканьем утиных и гоготом гусиных стай…

Из газет, которые я регулярно читал, а также из политинформаций, проводимых со «стройбатовцами» замполитом батальона, было хорошо известно о жизни нашей страны и других стран, как дружественных, так и откровенных врагов. Так, в январе мы узнали о спуске на воду противолодочного крейсера (вертолётоносца) проекта 1123 «Москва»; в конце февраля – о первом полёте тяжёлого турбовинтового транспортного самолёта Ан-22 «Антей»; в марте – о первом в истории человечества выходе в открытый космос космонавта СССР Алексея Леонова… Продолжалась война во Вьетнаме, где героические вьетнамцы вместе с нашими зенитчиками и лётчиками сражались с американцами… В общем, жизнь за забором нашего батальона кипела!

И постепенно всё моё существо заполнила одна мысль: что же я здесь делаю, почему теряю драгоценное время без пользы для своего будущего, неужели придётся ещё почти полтора года копать ямы, создавать идеологически выдержанные стенгазеты и накалывать русалок? Почему я не пошёл во ВВМУ? Там бы я служил и учился, стал бы офицером, как отец, как брат, как многие мои родственники и друзья…

Вспомнился друг детства Вадик Кайстря, который учился уже на втором курсе ВВМИУ имени В.И. Ленина в городе Пушкине, под Ленинградом. Потом вспомнил «однодворника» и «одношкольника» Мишку Гернера, заканчивающего первый курс ВВМУРЭ, куда он поступил сразу после школы… В октябре прошлого, 1964 года, когда Мишка зашёл ко мне домой в первое своё увольнение, он очень красочно расписывал свою учёбу во ВВМУРЭ на 3-м факультете, свою специальность «вычислителя», возможную офицерскую службу после училища на КП в Главном Штабе ВМФ или в каком-нибудь Военно-морском НИИ… А чем плоха служба на надводных кораблях или подводных лодках?! Защита Родины в морях и океанах – что может быть достойнее в жизни?

И тут Судьба мне подбросила интересную мысль: ведь можно попробовать подать рапорт по команде о желании поступать в Высшее военное учебное заведение, чтобы навсегда связать свою жизнь с военной службой! Эта мысль мгновенно превратилась в твёрдое Решение! Только одно меня тревожило: мой рапорт могут завернуть, так как я не прослужил ещё полного года срочной службы…

И всё-таки я подал рапорт, много раз переписывая и отрабатывая текст. У меня снова получился рассказ о своей жизни, где были упомянуты многочисленные флотские офицеры – мои родственники. Подал, стал ждать… Через месяц меня вызвал командир роты и объявил, что мне разрешена попытка поступления во ВВМУРЭ, и что в установленное время меня вызовут и вручат соответствующие сопроводительные документы, и что мне надо в течение трёх дней привести себя и форму в порядок. А форму мне выдадут новую.

Я был счастлив абсолютно, словно полный идиот!

Отъезд из «стройбатовского» батальона оказался не совсем гладким. Во-первых, «старики» отобрали у меня новые сапоги, заменив их старыми кирзовыми с дыркой на носке левого сапога, а во-вторых, командир роты приказал немедленно расшить зашитые мною брюки-галифе. И форму новую мне не выдали. Однако вся эта чепуха не могла и на чуточку ослабить моей бесконечной радости!

…

Но вот и знакомая парадная. Взбегаю на третий этаж. Звоню в квартиру. Сердце учащённо бьётся. Открывает дверь мама, за ней выглядывает бабуля. Обе, улыбаясь, плачут. Только женщины могут проделывать это одновременно…

В один из дней сентября 1965 года весь первый курс ВВМУРЭ – человек 500 – направили на сбор овощей в колхозы Ленинградской области, в помощь не справляющимся со своими обязанностями колхозникам. Нашей роте досталась маленькая деревенька в Гатчинском районе, со смешным названием Фьюнатово. Дружище Мишка Титов выразил своё отношение к этому событию загадочным возгласом:

– Вот и прекрасно: едем на латифундию!

Увидев на моём лице вопрос, Миша объяснил, что латифундией «питоны» называли свой лагерь на Нахимовском озере, где ребята не только проходили шлюпочную практику, но и работали по хозяйству.

Деревня Фьюнатово. На уборке свёклы Юрий Быстриков и Игорь Филиппов

Во «Фьюнатовской латифундии» нас разместили в небольшом деревянном деревенском клубе, где на палубу были брошены голые матрасы для спокойных снов, и от стены до стены простирался длинный стол для принятия пищи, сбитый из кривоватых досок. Готовить надо было самим. Хорошо, что в наших рядах находился бывший матрос Зуев, который добровольно стал коком. Каждый день колхозники привозили нам большой бидон молока, овощи, хлеб, регулярно свежее мясо. Консервы, крупы и макароны у нас были взяты с собой, из училища. От голода не страдали.

Руководил всем этим «картофельным первокурсом» полковник морской пехоты, которого мы прозывали «чёрным полковником». Однако он редко навещал нас, поэтому нами управляли старшины классов.

После подъёма и завтрака мы выходили подобием строя в поля, или, если далеко, нас везли туда на грузовиках. Мы геройски рубили головы капустным кочанам, тянули из земли свёклу, морковку, но больше всего работы было по сбору картофеля. Картофельные поля были бесконечны… По этим полям – там, где земля не очень мокрая – не спеша – «чух-чух-чух» – катила картофелеуборочная машина, выкапывающая из земли всего лишь 20 % картошки. Всю остальную добирали мы. Поутру в поля приезжал грузовик, из кузова которого через равномерные расстояния сбрасывались деревянные ящики. Эти ящики надо было наполнять картошкой. Работали попарно. Наша пара – Мишка и я. На день выдавалось задание: собрать определённое количество полных ящиков.

Каждый день шёл дождь. Или проливной, или зарядами. Чавкать в грязи, а потом очищать «говнодавы» от глинистой земли было противно. И мы с Мишкой задумывались, как сделать дневное задание побыстрее, допустим, к обеду. А после обеда только изображать трудолюбов. Тут Мишка, совершенно случайно перепутав картофелину с плотным комом земли, бросил в ящик ком. Я машинально его из ящика выбросил, но… тут мы оба посмотрели друг на друга и улыбнулись от приятной, одновременно посетившей нас мысли.

И начали вместо картофеля быстро сыпать на дно ящиков комья земли, а потом покрывать их картошкой. И так мы этим «творчеством» увлеклись, что ящики наполнялись в несколько раз быстрее, а слой верхнего картофеля при этом становился всё тоньше и тоньше. Сначала мы выполнили план на час быстрее обычного, на следующий день – на два, а когда дневной план стал выполняться всего за один час, наш старший – Володя Адажук – очень заинтересовался нашими «успехами». Тут – как будто специально – появились обиженные колхозники, принимающие картофель на складе, и Володя сразу всё понял. Нам с Мишкой влетело по первое число, нас объявили «сачками», и три дня мы мыли грязную посуду. Но хуже всего то, что нам пришлось перебирать на складе свозимую туда картошку, отделяя её от земли, а потом – как дополнительное наказание – нас перевели на сбор капусты, на поля, где длинные ряды огромных бело-зелёных кочанов уходили за горизонт…