Однако – в те замечательные годы – выехать на городские улицы было не просто: надо было сначала сдать экзамен на знание правил дорожного движения. Иначе – гонки только во дворах, без выезда на проезжую часть. Ну, а если всё же выехал, непременно жди неприятностей от милиции и дружинников. Меня экзаменовала комиссия из трёх человек, один из которых был старшина милиции, в помещении на первом этаже углового дома проспекта Стачек и улицы Зайцева, там, где теперь стоит памятник герою-подводнику Александру Ивановичу Маринеско. По-мальчишески думая, что я всё знаю, пошёл без подготовки. Завернули. Потом снова завернули. Сдал только с третьего захода. Мне выдали велосипедные права и номер на велосипед. Вот насколько серьёзен был тогда подход к владельцам велосипедов!

Но мы – ребята-велосипедисты района «Автово», правил особенно не придерживались, и гоняли везде, где можно и где нельзя. Почти каждый день, после школы, мы мчались на своих «великах» до Стрельны или ещё дальше – до самого Петродворца. Разворачивались обратно обычно на перекрёстке в Заячьем Ремизе. Иногда, если попадался медленный грузовичок, одной рукой вцеплялись за его транец, так и ехали, подобно рыбе-прилипале, сколько позволяла ситуация. А ситуация иной раз становилась опасной, к примеру, когда грузовик внезапно увеличивал скорость. Или тормозил. Некоторые мои товарищи-велосипедисты падали, сильно разбивая конечности, не говоря уже о велосипедах и одежде.

О себе помню такой случай. Прицепившись рукой за корму грузовичка на известном спуске от Стрельны к городу, я, блаженно отдыхая, задумался. В это время грузовик резко затормозил перед переездом. По-спортивному низко опущенный руль и весь передок моего велосипеда влетели под кузов, где этим кузовом и зажались. Поскольку велосипед вошёл под кузов до самого сиденья, я был вынужден просто повиснуть на грузовике, зацепившись руками за задний борт. Когда грузовик тронулся, велосипед свалился на бок, а я, прокатившись в висячем состоянии ещё метров двадцать, благополучно рухнул на асфальт. Большая удача, что идущих за нами машин не было, поэтому мы с велосипедом счастливо отделались несколькими царапинами, расколотой правой ручкой руля и порванным рукавом куртки.

Географ у нас был выдающийся, Николай Владимирович Белоусов. Участник Великой Отечественной войны, награждённый орденами и медалями.

Вот таким мы знали Николая Владимировича в 393-й школе в 1961-1964 годы

Совсем молодым человеком попав на фронт, дошёл до Берлина. Демобилизовавшись в 1950-м году, окончил вечернюю школу, поступил в педагогический институт имени А.И. Герцена, учился, одновременно работая на заводе, а потом – на старших курсах института – уже преподавателем в школе.

Его уроки географии пользовались у нас огромной популярностью и запоминались надолго. Они были словно яркие, увлекательные путешествия по странам, городам, морям, пустыням, лесам. Отличный спортсмен, он мастерски играл в волейбол, часто выходя на площадку вместе с ребятами. Кроме этого, он сочинял стихи, был добрым, справедливым и остроумным, с тонким юмором.

Снова заглянув в Прошедшее Будущее, сообщу, что Николай Владимирович в 1976 году станет директором 387-й школы и более 30 лет будет её бессменным руководителем. Здесь он сумеет создать уникальный коллектив педагогов-единомышленников, ищущих новые формы работы с детьми. А поскольку Николай Владимирович очень любил петь, он приучит петь и всю школу. В Кировском районе школу 387 назовут «поющей».

За свои заслуги он получит звание Народного учителя Российской Федерации, а в 2009 году 387-й лицей добавит в своё название долгожданные слова: «…имени Н.В. Белоусова».

Давно известно, что в учёбе всё зависит от интереса, который привьёт к предмету учитель. Однако, как же привить интерес, если ученик не слушает, а всё учебное время читает книги, держа их на коленях?

На уроках литературы я не старался вникать в разглагольствования учителя о великолепии поэзии Александра Сергеевича, величии трагедий и поучительности комедий нашего дорогого Вильяма, народности стихотворений Николая Алексеевича… И всё было бы хорошо, но… приходилось писать сочинения. За грамотность я не переживал: не зная правил, но, прочитав множество книг, писал грамотно. А сочинения выбирал исключительно на свободные темы.

В то время было обязательным помещать перед сочинением эпиграф, то есть применять ранее заученные слова всяких знаменитых личностей. Это как бы показывало учителю, что ученик настолько интересуется литературой, что даже спать не может, а дни и ночи всё зубрит и зубрит стихи и прозу для эпиграфов. Я же смело применял свой метод литературного пиратства: быстро сочинял четверостишие или что-то подобное в прозе, подписываясь фамилией более-менее подходящего классика. Жуть! Но почему-то срабатывало безотказно, вплоть до начала 11-го класса, когда к нам пришла новая учительница литературы, Шапкина Нина Дмитриевна. Она с первого раза разоблачила меня, попросив объяснить, из какого произведения Шекспира я взял поэтические строки, так распрекрасно подошедшие к теме сочинения на свободную тему «Моё мнение о роли труда в Коммунистическом обществе». Было стыдно, и пришлось сознаться… После моего раскаяния Нина Дмитриевна всё же отметила мою грамотность и умение излагать интересные мысли на любую свободную тематику, если она не касалась классики.

– Но классику Вам читать необходимо! Очень стыдно советскому молодому человеку не знать классическую литературу. – Такими словами закончила она разоблачение.

Нина Дмитриевна дала мне «пинок» такой силы, что за зиму, несмотря на тяжёлую болезнь отца, я проглотил всего Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича, рассказы Антоши Чехонте, некоторые произведения Ивана Сергеевича, начав, естественно, с «Записок охотника», очень удивившись, что про охоту-то и двух слов автором не было сказано… Именно с этого времени у меня появилась, кроме любви к классической литературе, тяга к сочинительству, не покинувшая меня до сих пор.

Английский язык преподавала нам Кемпинская Татьяна Ефимовна, женщина в возрасте, маленького роста, но с очень развитыми грудными железами. По какой-то причине, которую сейчас не помню, именно на её уроках мы – великовозрастные обормоты – совершали всякие отвратительные поступки, тогда казавшиеся нам героическими.

Учителя: Кемпинская Татьяна Ефимовна (английский язык), Иванькович Ванда Мечиславовна (история и обществоведение), Шапкина Нина Дмитриевна (литература), Бызова Варвара Григорьевна (физика)

Кнопки на стуле, мокрые тряпки на верху двери, которые валились на голову учительницы при входе в класс, и ещё множество всем известных мелких хулиганств. Как Татьяна Ефимовна терпела наши выходки, непонятно…

Закончилось всё это случаем, в котором мне Судьба отвела главную роль. В то время я зачитывался сибирским писателем-охотником Александром Александровичем Черкасовым, жившим и творившим во второй половине XIX века. Читая его «Записки охотника Восточной Сибири», особо увлёкся главой о самоловах и всяких насторожках для промысла зверей. Дома изготовил маленький лучок со стрелой, а к ним – элементарное спусковое устройство «заденешь нить – вылетит стрела». И принёс всё это в класс. Во время перемены насторожил лучок на учительском столе, направив так, чтобы стрела нацеливалась в дверь примерно на уровне пояса среднего ученика. В классе находилось человек 5-6, внимательно следивших за процессом. Кто-то из ребят, решив усилить эффект, зажал очень мокрую тряпку над дверью. Мы ждали кого-нибудь из парней, время от времени забегавших в класс. Или девчонку. Но… внезапно зашла первой маленькая англичанка…