Первые полгода службы было немного трудновато, хотя служба мне давалась легко. Помню, через месяц-два я, в отличие от других, на занятиях физподготовки уже свободно крутил на турнике солнышко. Особенно мне нравились занятия по рукопашному бою, которые проводил оригинальный тренер-прапорщик Богер. Теоретические занятия и изучение матчасти давались мне вообще легко. Только два человека имели первый класс орудийного специалиста – я и командир дивизиона. Однажды он вызвал меня и показал какую-то бумагу: «Рассказывай, что натворил на гражданке». Я честно рассказал про драку и сопротивление сотрудникам милиции. Пошли они на х-й, сказал командир и на следующий день направил меня во Владивосток на курсы строевых командиров, которые я успешно окончил и как один из лучших курсантов получил вместо старшины 2-й статьи, сразу звание старшина 1-й статьи. По прибытии в часть меня назначили зам. командира огневого взвода. Милиция больше не беспокоила.

За время службы я дважды побывал на гауптвахте. Первый раз практически ни за что. К нам прибыло несколько человек из средний Азии, абсолютно не знающих русского языка. Командир роты приказал мне научить их говорить по-русски. Я перепоручил это командиру отделения – рыбаку с Сахалина. Через месяц состоялся строевой смотр, который проводил командир дивизиона. Он подходит к одному из вновь прибывших и спрашивает: «Как служба, товарищ матрос?» – и слышит в ответ: «Заеб-сь, товарищ капитан второго ранга». Командир не понял, подумал, что ослышался, и спрашивает у второго новичка: «Как вас кормят?» – «Оху-нно, товарищ капитан второго ранга». Я только тогда с ужасом понял, какую допустил ошибку. У командира отделения с Сахалина был своеобразный профессиональный лексикон. Командир роты получил выговор, а я, соответственно, от него – 5 суток гауптвахты. С этими ребятами из средней Азии были и другие проблемы. Зимой в карауле нам выдавали овчинные тулупы. Так на посту они укутаются в тулуп с головой и ничего не видят. Пробовал и наказывать их и увещевать, ничего не помогает. Говоришь: «Два наряда вне очереди», – а он: «Моя твоя не понимает», – «Три наряда» – и в ответ: «Не имеете права». В дальнейшем я понял, что ребята они неглупые, больше притворялись, так им служить было легче. С одним из них я даже потом подружился.

Решили мы проучить злостных нарушителей караульной службы. Ближайшей от нас страной потенциального противника была Япония, и наши отцы-командиры иногда повторяли: «Будете спать на посту – украдут самураи». Так вот, подкрались мы однажды к спящему часовому, закутали посильней в тулуп и, зная пару слов на японском языке, – курасиво, курасаки, стали давать тумаков в бока. Перепуганный постовой взмолился: «Япошки, милые, не бейте, я вам все расскажу». Здесь уж мы, не выдержав, на чисто русском языке, используя непечатные слова, отдубасили его от всей души. Эта наука пошла на пользу не только ему, но и всем его землякам.

Второй раз я попал на гауптвахту, считаю, за дело. Незадолго до демобилизации ожидался приезд министра обороны СССР маршала Гречко А. А. Планировались показательные стрельбы. Надо было расконсервировать и подготовить орудия недалеко от станции Угольная, в расположении дивизии морской пехоты. Как классному специалисту, это поручили мне. Я взял с собой несколько человек и прибыл на место назначения. С заданием мы справились досрочно, за несколько дней, и, никому не докладывая, проводили время в своё удовольствие – отдыхали, ходили на море купаться, загорали. При очередном походе на море нас задержал воинский патруль. Конечно, никаких увольнительных у нас при себе не было. Молоденький лейтенант всех отпустил, а меня как старшего задержал для сопровождения в комендатуру. Проходя мимо воинских складов, с часовым на вышке, я внезапно оттолкнул лейтенанта и нырнул под колючую проволоку. Патрульные попытались повторить мой манёвр, однако часовой вскинул карабин: «Стой, стрелять буду». Я, никем не замеченный, таким же манёвром выскочил с противоположной стороны и, довольный, отправился в часть. Вечером после отбоя возле тумбочки дневального послышались какие-то голоса. И я увидел дежурного по части с молоденьким лейтенантом из комендатуры. Вычислить меня оказалось довольно просто, по красной окантовке на погонах – береговая артиллерия. Я ничего умнее не придумал, как перевернуться на кровати задом на перед – головой назад, а ногами на подушку. Слышу приближаются постепенно к моей кровати: «Он?» – «Не он». – «Он?» – «Не он». – «Он?» – «Не он». Наконец, подойдя к моей кровати, откидывают одеяло: – «Он?» – «Не он… – и уже собираясь идти дальше: – Стой, это же ноги! – И громкий крик. – Он! Он!» В общем, дали 15 суток гауптвахты. Лейтенант пожелал лично меня доставить на показательную ГУБУ при военном аэродроме в г. Артеме. Старшина гауптвахты по фамилии Брод определил меня в одиночную камеру, как он выразился – по просьбе уважаемых лиц. Через неделю я от тоски взмолился и упрашивал его дать какую-нибудь работу. Утром на разводе старшина спросил: «Кто умеет обращаться с чушками?» Я вспомнил свой детский опыт и радостно ответил: «Я умею». Меня и ещё пару человек отвели на местную свиноферму при военном аэродроме. Старшина встал со здоровенной дубиной-колотушкой на площадке у выхода, а наша задача была подводить к нему свиней. Я заглянул за перегородку и обомлел – таких здоровенных хряков я никогда не видел. Я наотрез отказался лесть к ним надевать верёвку. После некоторого препирательства один из нас согласился, а мы с другим подводили хряков к старшине. Тот стоял, растопырив ноги, размахивал колотушкой и кричал: «Ближе, ближе!» Ну, думаю, сейчас промахнётся и вместо чушака врежет в лоб колотушкой мне. Но старшина оказался настоящим профессионалом, попадал свинье точно в лоб, и достаточно было одного раза, после моментально их разделывал. Таким образом мы до обеда управились с тремя тушами и нас отпустили отдыхать. Меня перевели в общую камеру, и остальные дни пролетели быстро.

По прибытии в родную часть ждал приятный сюрприз. Приехал из отпуска один из друзей и привёз целую грелку сибирского самогона и настоящую сушеную оленину. Я удивился – как ему, разгильдяю, дали отпуск? Оказывается, когда он был очередной раз в карауле, то ночью увидел возле охраняемого объекта два зелёных огонька. После команд «стой, кто идёт?» и «стой, стрелять буду!» выстрелил один раз – один огонёк потух, выстрелил второй раз – потух второй огонёк. На выстрелы прибежали начальник караула с тревожной группой. Выяснили – он подстрелил кошку и причём попал ей прямо в глаза. Никто не удивился, так как он был охотником и промышлял белку выстрелом в глаз. За бдительность и примерное несение караульной службы он и был поощрён командиром дивизиона 10-дневным отпуском. Когда мы остались одни, после очередной рюмки я поинтересовался: почему после первого выстрела не потухли оба огонька – кошка-то была уже на том свете. Он мне со смехом рассказал, как на посту ему надоело мяуканье какого-то кота. Он подошёл к нему, выстрелил сперва в один глаз, потом в другой, затем вернулся на положенное часовому место. До сих пор удивляюсь – как не додумались до этого наши командиры?

На сегодня, дорогие друзья, все. Завтра расскажу о моей первой встрече с гостями из прошлого.

Почему мы во сне летаем, а не плаваем, если, согласно общепринятой всеми теории, жизнь возникла в воде – Мировом океане? Что такое разум и куда он девается после смерти? Почему интеллектом, разумом – в нашем понимании, – обладают только люди? Откуда мы и что нас ожидает в будущем? Это и многое другое вы, дорогие мои друзья и просто читатели, узнаете в дальнейшем моем повествовании, начатом ещё 13 февраля сего года. Соберусь с мыслями, немного смелости – и продолжу.

До встречи в ближайшие дни!

Интересно, что хотят люди знать?

Огромные огненные облака налетают друг на друга, сталкиваются – от них отрываются неистовые куски пламени, которые образуют новые огненные чудовища. И все это в адском огненном водовороте надвигается на тебя. Огонь, пламя, боль, страдания, жалость к самому себе, – и я просыпаюсь в холодном поту. Ничего не понимаю, стараюсь снова уснуть. И опять громадные огненно-ядовитые волны накатываются одна за другой, создавая какой-то странный хаос со страшными взрывами и внутренним клокотанием, злобно надвигаются на тебя, исступлённо стараясь втянуть в своё зловещее, ужасное нутро! Ты как можешь сопротивляешься. Дикий хаос, страх, боль! Просыпаюсь. Голова раскалывается на части. За окном уже начинает рассветать. Оглядываюсь по сторонам и ничего не могу понять – нахожусь в камере гауптвахты. Стараюсь припомнить – что было накануне? С другом-отпускником хорошо отметили моё возвращение с ГУБы – неужели по пьянке опять натворил что-нибудь? Но почему в знакомой камере знакомой гауптвахты?