Я же решил поступать в техникум, это считалось исключением из правил, но все же возможным. Выбрал автомеханический техникум в городе Семипалатинске, Казахской ССР. Со мной решили поехать мой брат Иван, друг Геннадий Бака-рев и Дубровский Юрий. Нам выделили небольшую сумму денег плюс у нас были деньги, заработанные летом на стройке. Для экономии мы поехали на попутном товарняке (товарном вагоне) в тамбуре. Успешно сдали вступительные экзамены и поступили. На первом курсе мы жили в общежитии. Стипендия была небольшая, денег катастрофически не хватало, приходилось по ночам работать. Я работал по чужому паспорту знакомого мне парня – старше меня на 3 года, так как несовершеннолетнему на хорошую работу устроиться было невозможно. Работал и грузчиком, и продавцом, и автослесарем, и даже тестомесом в пряничном цеху.

На летние каникулы поехал со студенческим стройотрядом в Алма-Ату, где официально строили какое-то правительственное здание, а на самом деле работали на даче у местного начальника-князька. Платили неплохо. По приезде повёл своих друзей в ресторан, они проходили практику в каком-то ауле и, кроме вшей, ничего не заработали. Там, увидев холеные, мордастые рожи некоторых посетителей, у меня и созрел план, как я его назвал – экспроприации нечестно нажитых средств. К его осуществлению я привлёк своих детдомовцев и старосту нашей группы Черкашина Павла, который был из бедной семьи (жили они 5 человек в комнате при школе, где мать работала уборщицей). План состоял в следующем – Черкашин, самый интеллигентный из нас, шёл в ресторан один или с девушкой, к концу вечера выбирал холеную, мордастую морду, выходил покурить, сообщал нам приметы, по нашему – наживки, а дальше, как говорят, слово техники – я ударная сила, «клиент» лежит, ну а другие – все остальное. Дела у нас пошли в гору. Брата я никогда к этому не привлекал, хотя он обижался и постоянно просился.

Вместо общежития мы арендовали хороший частный дом, стали хорошо одеваться, по вечерам ходили на танцы в городской парк. Девчонки, рестораны и так далее. Как обычно, со мной происходили различные случаи. Вот один из них. Однажды после танцев пошёл провожать девушку. Она проживала в так называемой Татарской слободке. Идти нужно было мимо кладбища. Ночь была тёмная – ни луны, ни звёзд. Вдруг мы увидели на кладбище необычный огонёк. Девчонка испугалась, прижалась ко мне: «Ой, наверно, покойники». Я, как бесстрашный джентльмен, успокоил и несмотря на её протесты пошёл посмотреть что там. Внезапно провалился в свежевырытую могилу, которая, к моему сожалению, оказалась чрезмерно глубокой со скользкими стенами. Несмотря на все мои старания, самостоятельно вылезти не смог. Пришлось звать на помощь попутчицу – в ответ я услышал топот убегающих ног. Пришлось ночь просидеть в могиле, а утром спасаться бегством от похоронной процессии, когда они помогли мне вылезти. Но вернёмся к продолжению сюжета. Целый год нас спасало какое-то тайное Провидение. Милиция устраивала на нас облавы, засады, но каждый раз нам удавалось избегать задержаний. Мне как будто что-то подсказывало, в какой день идти на дело и в какой ресторан, где может быть засада и тому подобное. Как говорят – залетели по дурости. Однажды, хорошо отметив день рождения Черкашина, пошли с ним к знакомым девчонкам.

Пока. Продолжение следует – будет интересно.

Девчонки жили на четвёртом этаже, дверь сразу направо, но так как мы были хорошо выпивши, то дошли только до третьего этажа и стали стучаться. За дверью мужской голос ответил: «Что надо?» Послышались ещё мужские голоса. Наши молодые души переполнила ревность, и мы стали тарабанить в дверь с требованием открыть. Вышли трое мужиков и завязалась драка. Кто-то из соседей вызвал милицию. Противники к тому времени уже были нейтрализованы, и возникла новая проблема – как избежать встречи с представителями закона? Интеллигент Черкашин поправил галстук, отряхнулся и пошёл навстречу сотрудникам милиции. На вопрос: «Что там случилось?» Ответил: «Подрались какие-то пьяницы», – и спокойно покинул несчастливое для нас место свидания. Я же в очередной раз понадеялся на свою физическую форму и, выставив вперёд руки, с диким криком: «Разойдись, пришибу!!!» – бросился по лестнице навстречу милиционерам. Не ожидая такой наглости, от столкновения они разлетелись в разные стороны, а я побежал вниз, считая про себя этажи. Вот пробежал первый, второй, третий, – и здесь искры из глаз и я потерял сознание. А получилось следующее – думая, что мы были на четвёртом этаже, я с разгона врезался лбом в бетонное перекрытие под лестницей. Довольные преследователи, взяв меня за ноги и за руки, закинули в «чёрный воронок». Утром у следователя я узнал, что мне вменяют статью Уголовного кодекса по хулиганству и сопротивлению сотрудникам милиции. Я, конечно, прикинулся наивным мальчиком – выпил первый раз в жизни, ничего не помню, с подельником познакомился случайно в парке на танцах. Следователь, думаю, мне не поверил, однако отпустил меня под подписку, считая, что я никуда не денусь, тем более у меня при себе каким-то образом оказался паспорт, а также учитывая моё обещание найти и привести соучастника.

Довольный, что в милиции не знают про наши предыдущие дела, я прямым ходом направился в военкомат и заявил, что несмотря на отсрочку, предоставленную мне как студенту, хочу отдать священный долг своей Родине и по возможности где-нибудь подальше от места призыва. Военком, пожилой подполковник, понимающе посмотрел на меня и спросил: «Залетел?», я утвердительно кивнул головой: «Подрался». На этом диалог закончился, и уже на следующий день друзья провожали меня в армию. Военком сдержал своё слово, я был направлен на Дальний Восток. Нас разместили на сборном пункте во Владивостоке, называемом Флотский экипаж. Через несколько дней стали приезжать так называемые «покупатели» – представители воинских частей. Представителю воинской части с Русского острова нужен был художник, я вышел из строя, и меня в группе десятка отобранных им призывников отправили на остров. По дороге я признался, что рисовать абсолютно не умею; раздосадованный представитель пообещал мне «лёгкую» службу номерным в огневом взводе. Как я узнал позднее, это подносчик снарядов к орудию. После прохождения курса молодого бойца я был направлен в воинскую часть на мысе Бабкин Русского острова. Наш дивизион входил в состав подразделений так называемой БРАФ и МП, расшифровывается – береговая артиллерия флота и морская пехота, командующий контр-адмирал Чиков. Он был своеобразный человек. Однажды на строевом смотре мы ждали его часа полтора на плацу. Перед этим два дня готовились, выражаясь по-флотски, даже «шнурки погладили». Адмирал подошёл к строю и спросил у крайнего: «Товарищ матрос, где Север?» Тот от неожиданности махнул рукой в какую-то сторону, Чиков спросил у соседнего матроса: «Где Север?» – тот показал в противоположную сторону, третий и четвёртый также от испуга показали в разные стороны. Адмирал не спеша походил вдоль строя и сказал: «Плохо, плохо, товарищи, мне насрать, где Север, на флоте главное – однообразие (куда показал один, туда должны показать и другие)», – развернулся и ушёл.

Я, как и было обещано, попал вторым номерным в огневой взвод. Орудия 130 мм, снаряд весил 32 кг плюс заряд 28 кг. В мои обязанности входило вскрывать ящики с боекомплектом, бросить снаряд и заряд на полтора – два метра первому номерному, а тот бросал заряжающему. Кроме нас, ещё были: замковый, лоточный, наводчики и командир орудия. Тренировали нас до такой степени, чтобы мы могли с завязанными глазами выполнять свои обязанности, при этом практиковалась взаимозаменяемость. Ребята подобрались все крепкие, рослые, в основном из Сибири и Сахалина. Я, ростом 178 см, по тем временам считавшийся довольно высоким, стоял в ротном строю последним, по-флотски – на шкентеле. У нас была такая поговорка: шкентель – вторая гражданка. Зато у меня было другое преимущество – бывшие охотники, таёжники, рыболовы и т. д. имели в основном 6–7 классов образования, некоторые вообще только начальное. А я всё-таки закончил восьмилетку и почти 3 курса техникума. Учитывая ещё мою начитанность, считался у них почти академиком.