Речка, как мне говорили – а я уехал из города детства поступать в институт в Новосибирск в шестьдесят пятом – в очередной раз разлилась в шестьдесят восьмом. Как видите, десятилетний период строго выдержан. Про дальнейшее я не уточнял, надеюсь, научились предотвращать традиционные стихийные бедствия. Про Сталина могу добавить только, что хорошо помню, как в нашем городском клубе в одночасье не стало его портрета на правой стене у сцены: вчера были «оба два» великих (слева Ленин, справа Сталин), а сегодня, гляди-ка, два Ленина. Взрослые, наверное, хорошо помнили этот момент – осуждение культа личности, мы, дети, по себе сужу, только и заметили, что портретов не стало практически везде, в клубе в частности. Почему-то про клуб очень уж врезалось в память. Может, в этом и отразилось моё будущее директора Дворца культуры, директора филармонии…

Домик моего детства до сих пор жив-здоров, были мы там лет через сорок после отъезда. Походили, посмотрели, повспоминали – как будто всё то же и совсем чужое. Друзей детства, о которых я уже рассказывал вам, практически и не осталось. Характерные причины, по которым не встретились мои школьные друзья, для нашего городка того далёкого времени: кто-то умер, кто-то в тюрьмах канает, у того инфаркт, того убили в пьяной драке, а эти спились. Время такое было для жителей моего города и друзей детства. В первый класс я пошёл учиться в школу номер пятнадцать, начальную, и пробыл там целых полгода, потом нас перевели в новую семилетку, которая ещё пахла свежей краской и новой мебелью. Не буду повторяться, я уже много описал в своих нетленках, но не могу не поделиться самым неожиданным и ярким. На рубль, выдаваемый мне на школьное питание, мы получали небольшую котлетку, стакан чая с булочкой. Особенно вкусной была булочка, обсыпанная сверху сладкими крошками. Самое приятное было в том, что питались мы организованно: приходили в буфет-столовую, а там нас уже ожидали накрытые столы с выделенным «пайком». Я никогда не ходил в детский садик, бабушка контролировала меня, пока был маленький, потому мне, очевидно, и нравились накрытые заранее столы, пусть и с немного прохладными уже чаем и котлеткой. Со мной в классе учились мои друзья с нашей улицы, с соседней, то есть все наши абсолютно знакомые и близкие мальчишки и девчонки. Время было совсем непростое, многие жили очень трудно, особенно те, у кого было много ребятишек. Я хорошо помню своих друзей-одноклассников: у одного ещё пять братьев и сестёр, а у другого ещё семь. В этой большой семье ребятишки ходили в школу с холщовыми сумками через плечо, которые им сшила мать, точь-в-точь как у знаменитого Филипка из рассказа Льва Толстого. Про Филипка мы прочитали в «Родной речи», там ещё была иллюстрация: мальчик, одетый по-деревенски, по тому далёкому времени, и с холщовой сумкой через плечо. Жила у нас в околотке одна женщина, которая много побиралась, милостыню просила, по крайней мере, так мне запомнилось, так говорила моя бабушка, которая её всегда привечала, кормила и давала ей какие-нибудь вещи из одежды. Вообще, сколько помню, в нашей семье было в порядке вещей кого-то принять, покормить, независимо от общественного положения. Мои друзья частенько со мной обедали, когда кто-нибудь заходил после школы. Помню, что бабушка наша всегда кормила дядю Васю – так, мне кажется, звали человека, который приезжал к нам иногда чистить наш деревянный туалет. Он ездил на лошади со специальным железным ящиком, куда перегружал отходы наших организмов. В народе этот комплект с лошадью и ящиком называли говночисткой, и дядя Вася наш тоже носил соответствующее прозвище. Сделав своё непростое дело, дядя Вася заходил в наш дом, оставлял верхнюю, пропахшую соответственно брезентовую тяжёлую одежду в сенях, долго мыл руки у рукомойника и степенно присаживался на кухне за стол. Бабушка наливала ему полную тарелку борща, и он ел и вёл с ней одним им понятную беседу. Потом, после обеда, надевал свой «верхний слой», усаживался в седло и уезжал с гордо поднятой головой человека, честно делающего своё дело.

В то давнее моё время в школе по какой-то очереди выделялись тёплые вещи – валенки, точно помню, детям из больших или малообеспеченных семей, что само по себе понималось одинаково. Обеспеченные семьи, как правило, были немногочисленными, а большие семьи всегда мало обеспечены. Да и термин «обеспеченные семьи» тоже не столь очевиден, тогда большинство жили как все, небогато.

До восьмого класса я был одним из самых дисциплинированных и скромных учеников. Что влияло так на меня? Может быть, грозный наш директор Василий Ефимович Решетнёв, огромного роста и размеров, с двойным подбородком, который аж подпрыгивал, когда тот сердился на нерадивых или нашкодивших учеников. Кроме обычного – трясущихся поджилок от страха при его появлении – Василий Ефимович запомнился тем, что поставил мне незаслуженную пятёрку на уроке физики. Это когда я тянул руку с последней парты и в отчаянии, что меня не попросят помочь, уже и махнул рукой от огорченья. Учитель-директор поставил мне пятёрку якобы за то, что я с последней парты вижу несуразность ответа ученика у школьной доски, который несёт чушь всякую. Мне до сих пор стыдно и смешно за единственно незаслуженную оценку, хотя учёба мне давалась легко и просто. Мне чуточку не повезло, и из-за одной лишней четвёрки за шестой или седьмой класс я не поехал в «Артек», куда попал мой школьный друг с восьмого класса Славка. Тогда меж нами и случилась конкуренция, он победил, я проиграл – такова жизнь, кто-то всегда выигрывает. С ним мы и по сей день дружны и видимся раз в два-три года, он живёт в Иркутске, я – в Новосибирске. Совсем недавно я побывал у него на юбилее, приехав инкогнито и совершенно для него неожиданно. В Иркутске живёт мой старший брат, вот мы и сговорились, что прилетим на юбилей, но юбиляру – ни слова. Так и случилось, поздравил я своего друга днём по телефону, запудрил мозги, а вечером приехал с братом и дамами в кафе, где праздновался юбилей. Брат со своей супругой вошли первыми, мы остались на улице, даже спрятались за угол дома, дабы юбиляр, ненароком выйдя встречать гостей, нас не застукал. Брат, войдя в кафе, поздравил юбиляра и громко объявил, что приготовил ему сюрприз в виде «живого» подарка, чем вызвал некую оживлённость и интерес у гостей. Потом он вышел на улицу и подал нам сигнал входить. Мы, конечно же, вызвали переполох в зале. Мы с другом растрогались настолько, можете мне поверить, что даже прослезились. Не вру, ей-богу. Через полгода аналогичный юбилей был у меня, мой друг, естественно, был на юбилее, однако вполне цивильно: у него же нет родственников в Новосибирске, которые могли помочь в маскировке.

В нашей школе номер три, куда я перешёл после своей семилетки и где оказался за одной партой со Славкой, математику преподавал уникальный педагог, учитель от бога. Он и привил многим любовь к математике, отчего я до сих пор вполне разбираюсь в предметах средней школы и часто помогал своему внуку Сёме постигать несуразности, с его точки зрения, математических наук. С ним, нашим учителем, связано многое в нашей жизни, никакого другого педагога мы не любили так, как его. Даже имя его было для нас чем-то необычным и притягательным, судите сами – Ратмир Христофорович Колбасин. Думается мне, такие сочетания можно только у писателей в книгах занимательных сыскать, однако и в жизни они случаются. Ратмир, или Ротя, как за глаза звали мы нашего кумира, учил нас не только на уроках, мы с ним занимались дополнительно, сверх школьных программ, ездили на областные математические олимпиады и даже получали там призы. В первый раз я получил специальный приз за применение оригинального решения одной из задач на олимпиаде. Призы тогда были в основном в виде книг. Книг в то время в магазинах было много, почти как сейчас, очевидно, у населения было не так много денег и на книгах часто экономили. У нас дома, благодаря разным нашим победам с братом в спорте, в самодеятельности, в математических олимпиадах, скопилась приличная по тем временам библиотека, что подталкивало нас к чтению, да и семья наша представлялась в околотке как семья с личной библиотекой. Кажется, надо немного остановиться на теме книг в моей жизни.