Санька на секунду даже перестал дышать. Шуркой его называли только родители. Он внимательно поглядел на спасенного и обомлел. Перед ним на мягкой коралловой губке сидел его отец, но только сильно помолодевший.

– Папа? – Санькиному удивлению не было конца. – Не может этого быть. Ты снова молодой.

– Правда? – юный Александр Иванович, казалось, тоже был удивлен. Он посмотрел на свои руки, потом ощупал всего себя, будто искал что-то. – А я думаю, что это с моим голосом?

– Ничего себе! – произнес Санька. – Ты как на той фотографии из шкафа, только еще моложе.

Санька был настолько сильно поражен этим перевоплощением, что даже не обратил внимания на отцовскую одежду, которая так же уменьшилась в размере и была впору помолодевшему Александру Ивановичу.

Происходящее не укладывалось в его голове: весь этот дым в кабинете дяди Феди, падение в море из школьного компота, мягкие, как губка, камни и, наконец, папа-подросток. А сколько еще ждало их впереди, юные путешественники даже не могли себе представить.

Ерундистика начала их удивлять с первого прикосновения к ней. Все вокруг было необычным. Сладкое море цветом воды больше напоминало пруд, но его границ не было видно – водная гладь разливалась до самого горизонта. Небо было не голубым, а розовым, каким бывает в момент заката. Однако солнце стояло высоко и не собиралось покидать небосклон.

Берег был крутой. Сразу за мягким губчатым пляжем начинался подъем из такого же мягкого коралла. Ни птиц, ни животных, ни людей – только шум компотного прибоя. Пока два Саньки удивлялись происходящему, узнавали друг друга и окружающий новый мир, одежда на них высохла и засахарилась. Теперь в ней находиться было неприятно, рубашка и брюки стали жесткими и липкими. Санька вдруг вспомнил об оставленном в кабинете дяди Феди рюкзаке с запасной одеждой, но тут же сообразил, что при падении в воду и она бы пришла в негодность. Он решил, что нужно раздеться и дальше идти в плавках. Так ребята и поступили.

Вскарабкавшись по мягкому коралловому склону, Саньки оказались в еще более удивительном месте. Они увидели поле из фиолетовой травы, а сразу за ним широкую полосу черного леса. И снова картинка ударила по глазам своей цветовой гаммой: розовое небо, фиолетовая трава, черные деревья. Это вполне бы сгодилось для Санькиной компьютерной игры. Пейзаж был словно нарисован яркими фломастерами.

Вдоль леса шла узкая сверкающая бликами дорожка, к которой ребята и направились. Фиолетовая трава оказалась довольно жесткой и напоминала проволоку в пластиковой оплетке – такую Санька видел в отцовской лаборатории, в университете. Идти по ней босиком было довольно сложно. Секрет этой травы Саньке еще предстояло узнать, а пока «проволока» впивалась в пятки, щекотала их, но не ранила. Так что до дороги наши путники добрались без травм.

На обочине они остановились и снова удивились увиденному: дорога не была асфальтирована или отсыпана щебенкой, она представляла собой цельный лист отполированного до блеска железа, без начала и конца. Сталь имела зеркальную поверхность и отражала розовое небо. Санька присел на корточки и дотронулся рукой до поверхности стального зеркала. Она была чуть теплой. Тогда Санька оперся обеими руками на стальной лист и, вытянув голову вперед, увидел в нем самого себя. То же самое сделал и второй Санька, который пришел от своего отражения в полный восторг:

– Это же я, в детстве! – воскликнул он. – Ничего себе!

– Да уж, – сухо произнес Санька, глядя на отражение отца. – Теперь мы с тобой почти одинаковые, как близнецы.

– А мне нравится!

– Ага, удобно! Не надо зеркало с собой таскать: посмотрел вниз, расчесался и идешь дальше, – усмехнулся Санька. – Ладно, пошли!

– Ну и куда нам нужно идти? – спросил Санька-отец, не отрывая взгляда от своего помолодевшего отражения.

– Пойдем по этой железке, – ответил Санька-сын, вставая с четверенек. – Куда-нибудь она нас выведет.

Так наши герои и отправились по стальному полотну, а вместе с ними и их новые попутчики – такие же два Саньки, отражавшиеся в зеркале дороги. Они шли, не отставая ни на шаг, но только вниз головой.

Солнце двигалось к закату. И чем ближе оно опускалось к горизонту, тем голубее становилось небо. «Вечер наоборот, – подумал Санька, – чудеса Ерундистики».

Наши герои шли по зеркальной дороге уже довольно долго. С начала пути они вдоволь наговорились и теперь шагали молча. Вдруг сзади послышался какой-то шум. Саньки, не сговариваясь, обернулись и увидели, как их нагоняет странная штуковина с кем-то, сидящим сверху. Штуковина не ехала, не скакала, а плыла по воздуху в полуметре от дороги. Чем ближе она подлетала, тем отчетливей было видно ездока и сам транспорт. Повозка представляла собой небольшую открытую платформу и напоминала деревянный плот, на котором лежали кучи всякого хлама: тюки, коробки, склянки большие и маленькие. В центре плота располагался возница. Это был смуглый молодой парень лет пятнадцати, одетый в белый балахон.

Ребята отступили, чтобы дать дорогу удивительному транспортному средству. Ездок сделал движение рукой вверх, и парящая платформа остановилась, поравнявшись с путниками. Только теперь Санька обратил внимание на то, что удерживало ее в воздухе: старые знакомые – красные летающие шары. Один из таких шаров прилетал в дом Быструхиных и натворил там дел.

– Вас что, ограбил Ип Тар? – вместо приветствия обратился к путникам незнакомец.

Саньки переглянулись и хором ответили:

– Нет!

– На праздник идете? – улыбаясь, продолжал расспросы незнакомец.

– Да! – нашелся Санька. – На праздник.

– Ну, тогда садитесь, – пригласил незнакомец. – Подвезу.

Он отодвинул один из тюков в сторону, освобождая место для попутчиков. Саньки снова переглянулись, оба одновременно кивнули и запрыгнули на повозку. Возница поднял руку вверх, и повозка плавно скользнула вперед. Она быстро набрала скорость, и Санька впервые с момента появления в этом мире, вместе со страхом неизвестного, испытал восторг. Ничего подобного он еще в жизни не пробовал.

Они летели, обдуваемые теплым ветром, поднимаясь в гору и спускаясь по склону, поворачивая то влево, то вправо. Платформа неслась над землей, не издавая никаких звуков, и только шум встречного воздушного потока сопровождал эту гонку.

– Поищите там, в тюках, одежду для себя, – крикнул незнакомец. – Не стоит в таком виде заявляться на праздник. Меня, кстати, Аху Печ зовут.

– А нас Сашами, – крикнул Санька.

– Сашами! – обернулся Аху Печ. – Интересное имя…

Он пододвинул один из тюков, перепоясанный широким кожаным ремнем, раскрыл его и вытряхнул содержимое на пол:

– Выбирайте!

– Что это? – спросил Санька.

– Это костюмы для праздника, – ответил Аху Печ. – Везу по приказу Верховного. Будем наряжать тех, кто не успел подготовиться.

Санька кивнул, давая понять своему новому другу, что это для него не новость. Он помнил напутствия дяди Феди сохранять бдительность и не выказывать своего происхождения.

Праздничная одежда вовсе таковой не выглядела. Простой льняной серо-белый балахон свободного кроя, без пуговиц, с широкой горловиной и такие же по цвету и составу просторные штаны с завязками на поясе. К «праздничному» комплекту прилагалась пара простой обуви вроде лаптей. Наряд пришелся впору юным путешественникам, и, когда они оделись, Аху продолжил расспросы:

– Вы, как я вижу, братья?

– Да, – посмотрев на отца, ответил Санька-сын.

– А где родители?

– Родители? Дома остались.

– Разве такое возможно? – возмутился Аху Печ. – В праздничную-то неделю?

– Они нездоровы, – нашелся Санька-отец.

– Да! – поддержал его Санька-сын. – Папа нездоров, а мама с ним осталась.

– Это неприятно, – сочувствующе произнес Аху. – Сейчас редко кто болеет.