В воздухе висело напряжение. Казалось, мир замер. Замолчал бушующий последние дни ветер, развеялись тучи, стихла гроза. На небосводе ярко светились три спутника.

— Во славу Великой Матери! Казнить!

Послышался звук сотен тысяч вынимаемых клинков. Отточенным движением острия вонзались в шеи безвольных жертв. Тела упали на Красную площадь. Звуки бряцающих кандалов слились в один протяжный звон. Слышались крики и стоны умирающих.

— Напоить капище!

Ножи перерезали глотки. Полилась кровь. Красные фонтаны ручьями стекали по трубам, ведущим к резервуарам. Миллионы литров должны были заставить Великую Матерь откликнуться на зов.

И она явилась.

В воздухе возникла двадцатиметровая фигура маленькой девочки. Все воины упали, касаясь лбами пропитанной кровью земли. И только Всевластитель клана сохранил достоинство. Могущественный игрок максимального уровня встал на одно колено. В его руках были артефакты власти: божественных скипетр и держава.

— Ты принес мне великий дар, Российский Патриарх! — раздался над площадью девичий голос. — Ты звал меня, и я пришла. Но помни: ты можешь призвать меня только единожды. Вы не ведете крупных войн, ваш клан богат и влиятелен, ваши земли полны корма. Что же заставило тебя совершить сей поступок?

— Мой сын... Он умирает...

Фигура уменьшалась. Она неспешно парила, приближаясь к лежащему на постаменте телу. Великая Матерь взглянула в лицо молодого наследника:

— Он ведь совсем юн! — она погладила юношу по исхудалой щеке. — Что же с ним случилось?

— Проклятие. Страшное проклятие. Он не может питаться. Его организм больше не принимает чужую кровь. С его смертью род Российского клана прервется. Пройдет несколько десятков лет, и враги прознают про это. На моих территориях начнется смута и междоусобица. Герцоги захотят захватить трон. Начнутся вторжения в наши земли. Войны захлестнут все границы. Без наследника наш клан не сможет выстоять. Тиамат, помоги нам! — Патриарх рухнул на колени. — Излечи моего сына!

Великая Матерь притронулась руками к голове наследника и закрыла глаза. Проносились секунды, шли минуты, тянулись часы. Никто на площади не поднимал взгляд, никто не встал, никто не заговорил.

— Его дух уже в моих чертогах, — сказала Тиамат через двое суток. — Он счастлив. Он гуляет по берегам Темного океана и наслаждается видом бушующих волн. Он просил передать, что больше не вернется в ваш мир. И он очень любит тебя. Ты зря призвал меня. Я не могу помочь. Пройдет год-другой, и его пустая оболочка умрёт. Сколько ему было? Он совсем юный.

— Восемьдесят три. Девятый уровень, — тело Всевластителя болело. Он также продолжал стоять на коленях. Но он не выказывал признаков слабости. — Великая Матерь, можно сохранить хотя бы оболочку? Возможно ли будет поместить чужой дух в его тело?

Время снова потянулось: Тиамат размышляла. День дважды успел смениться ночью. На третьи сутки она дала ответ:

— Это возможно, Российский Патриарх. Но мир всегда требует платы. Я не могу поместить в тело этого прекрасного юноши дух другого бессмертного.

— А смертного? — зацепился Всевластитель.

— Это возможно, — ответила Великая Матерь. — Но люди в нашем мире не живут долго. Они быстро стареют. Их время ограничено. Мало, кто доживает до шестидесяти лет. А дух всегда должен соответствовать возрасту тела.

— В нашем мире? — ухватился глава клана. — А в других мирах? — в глазах вспыхнула надежда.

— В других мирах есть подобные особи. Но я напоминаю: мир всегда требует платы. Оболочка твоего сына исчезнет. Она переместится в неизвестное место. Внешность изменится. А дух... Дух будет помнить только то, что знал в своем прошлом мире. И наш мир будет для него чужим. Каков же будет твой ответ, Российский патриарх?

— Спаси оболочку наследника клана, Великая Матерь!

Над Красной площадью раздался девичий смех. Тиамат, унося тело юноши, исчезла в яркой вспышке.

Мне навстречу шел петух. Самый натуральный. Желтая футболка, красные шорты, зеленая кепка. Из последней пробивались длинные крашеные волосы. В ушах были воткнуты затычки. Он пялился в гаджет и ничего не замечал вокруг себя. Петух, как и положено сей важной и гордой птице, раскачивал головой. Его тупая рожа тянула какие-то куплеты на пендосовском языке. Ну что за потерянное поколение? Из-за таких дебилов наша страна и разваливается! Во времена Афганской войны, если бы у противника были бы такие бойцы, то для зачистки всех моджахедов мне бы хватило одного полка.

Во рту появился неприятный привкус. Будто семеро котят нагадили и забыли закопать дела своих трудов. Я сплюнул. Порыв ветра понес слюну. Она угодила на разноцветный кроссовок этого несуразного подобия на мужика.

— Дед, да ты совсем охренел что ли?! — крикнул мне парень.

Петух набычился, расставил пошире тонкие руки и задрал подбородок. Его хлипкая белесая бороденка светилась на солнце. Мерзость какая! Ну не растет у тебя борода. Ну бывает... У меня у самого она полезла далеко не сразу. Так зачем ходить с такой и позориться? Сбрил бы её, на бокс записался, с железом бы повозился и стал бы нормальным парнем. Ну ещё можно волосы подстричь, а то, как девка на выданье ходит. И одежду нормальную купить. Или хотя бы заплатку на джинсы пришить, а то ходит в какой-то рванине. И превратился бы в мужика. Хотя бы внешне... Ну джинсы у него... Мало того, что рваные, так ещё и обтягивающие. И открытые щиколотки видны. И кто вообще ходит в кроссовках без носков?

Я сделал шаг навстречу. Клянусь, я его даже пальцем не тронул, но он свалился на задницу и поднял на меня рыбий взгляд. Лицо обиженное, губы что-то шепчут, бровки трясутся. Фу, блин! Гадость! Что я там говорил про Афган и полк? Да мне бы батальона одного хватило. Или роты. Даже если эта рота состояла бы из желторотиков, которые пороха не нюхали. Главное — чтобы желторотики были из старого поколения, а не из этих.

Во рту снова появился неприятный привкус. Тааак. Ветер западный. Метров семь в секунду. Вроде не должно попасть на это несуразное недоразумение. Я сплюнул. Слюна прошла мимо. А мозги-то ещё работают! Хе-хе.

— Да как вы смеете! — завопил женский голос. — Это мой сын.

А вот и наседка петуха подбежала. Ну тут сразу видно, что девка-то боевая. Из наших! Такие скоро вымрут. Но пока они живы, моей стране ничего не грозит.

— А ты встань! — сказала она повелительным тоном. Сынуля поднялся, а её колючий взгляд уставился на меня. — И зачем вы моего сына ударили?

— Дочка, ты ослепла что ли? Или мозг давит? — перешел я в наступление. С такими только так и надо. Да я в её возрасте и представить не мог, чтобы на взрослого и незнакомого человека просто так накричать. — И че орешь на меня? Отвечать!

Хотя нет, переоценил я её. Теперь-то оно понятно, откуда у сыночка взялся рыбий взгляд. Ну точь-в-точь, как у неё. И что такое? Не привыкла, когда с тобой в твоей же манере разговаривают? Эх, дочка, ремня отцовского ты давно не получала.

— Ему всего девятнадцать лет, — ляпнула невпопад женщина.

Меня бабушка еще во время блокады Ленинграда учила, что иногда стоит признавать свои ошибки. Если ты понимаешь, что не прав, то признай это и исправься. И я сейчас понял, что не прав. Блаженный ведь он. Вон как улыбается! Я поделился своим предположением, но в ответ услышал кудахтанье:

— Сами вы дебил! Он у меня умный! В университете учится! На бюджете! Юрист и гордость России! За такими, как он, будущее всей нации!

Я заржал. От всей души заржал! Хохот пробивался изнутри. Глаза заслезились, в груди не хватало воздуха. Я пытался успокоиться, но не получалось. Вот уж насмешила!

— Гордость России?! Вот это?! — я указал пальцем на ряженого парня. Смех так и продолжал оглашать округу. — Будущее нации? Да если это наше будущее, то можно хоть сейчас в гроб ложиться.