— Что означает этот пушечный выстрел? — спросил я у какого-то человека, который нес матрасы на второй этаж.

— Вода поднимается, сударь! — отвечал он, продолжая идти наверх.

Я спустился на первый этаж, где вода доходила уже до щиколоток, хотя пол в доме был выше уровня мостовой на три ступеньки, образующие его крыльцо. Подойдя к входной двери, я увидел, что вся середина улицы покрыта водой, а проезжающие экипажи гонят волны, бьющиеся о тротуар.

Заметив извозчика, я подозвал его, но он отказался ехать и хотел как можно скорее вернуться в свою конюшню. Однако двадцатирублевая бумажка положила конец его колебаниям. Я вскочил в дрожки и велел ехать на Невский проспект, указав адрес Луизы. Вода доходила нашей лошади до подколенок; каждые пять минут раздавался пушечный выстрел, и при каждом выстреле те, кто нам встречался, кричали нам: «Вода поднимается!»

Я добрался до Луизы и у дверей ее дома увидел какого-то верхового. Он только что прискакал от графа Алексея: тот просил Луизу подняться на самый верх дома, чтобы наводнение не застигло ее врасплох. Ветер перешел на западный и гнал воды Невы вспять, так что море, казалось, боролось с рекою, стремясь отбросить ее назад в русло. Солдат исполнил возложенное на него поручение в ту минуту, когда я входил к Луизе, и во весь опор поскакал к казарме, поднимая вокруг себя целые фонтаны воды. Пушка продолжала стрелять.

Я приехал вовремя: Луиза была до смерти испугана и боялась она, вероятно, не столько за себя, сколько за графа Алексея, поскольку кавалергардским казармам, расположенным в Нарвской части, наводнение угрожало прежде всего. Однако приезд посыльного немного ее успокоил. Мы вместе вышли на плоскую крышу ее дома, одного из самых высоких в городе; оттуда в ясную погоду было видно море. Но теперь туман стал таким густым, что даже ближайшие окрестности терялись в дымке.

Вскоре пушечные выстрелы участились, и мы увидели, как с Адмиралтейской площади стремительно разъезжаются по всем улицам и по всем направлениям наемные экипажи, кучера которых, видя подъем подземных вод и надеясь хорошо на этом заработать, собрались на своем привычном месте. Вынужденные теперь спасаться от наводнения, они кричали: «Вода прибывает! Вода прибывает!» И в самом деле, словно преследуя мчавшиеся по улицам экипажи, высокая волна взметнула свой зеленоватый гребень над набережной, разбилась об угол Исаакиевского моста и, пенясь, докатилась до подножия памятника Петру Великому.

Раздался всеобщий крик ужаса, точно эту волну видел весь город. Нева вышла из берегов.

В ту минуту, когда раздался этот крик, на балконе Зимнего дворца появились люди в мундирах. То был император со своим штабом: он отдавал приказания, так как опасность нарастала с каждой минутой. Видя отсюда, что вода поднялась до половины крепостной стены, он вспомнил о несчастных узниках, находившихся в зарешеченных подвалах, окна которых выходили на Неву. В тот же миг капитан одной из барок получил приказ отправиться к коменданту крепости и передать ему от имени императора приказ вывести заключенных из их камер и обеспечить им безопасность, но лодка прибыла слишком поздно: среди общей растерянности об узниках забыли, и все они погибли.

В этот момент мы заметили, как за Зимним дворцом показался штандарт императорской яхты, подошедшей для того, чтобы в случае необходимости предоставить убежище императору и его семье. Вода, должно быть, была уже на одном уровне с парапетом набережных, который стал исчезать из вида; заметив, как барахтаются в воде кучер и лошадь какого-то экипажа, мы поняли, что они уже не чувствуют под ногами землю. Вскоре кучер пустился вплавь, добрался до окна, и его втащили на балкон второго этажа.

Привлеченные этим зрелищем, мы какое-то время не смотрели на Неву, но, вновь обратив взгляд в ее сторону, заметили на Адмиралтейской площади две барки. Уровень воды был уже до того высок, что они могли свободно проходить над парапетом набережной. Эти барки были направлены императором, чтобы оказать помощь утопающим. Вслед за этими двумя барками появились еще три. Мы непроизвольно посмотрели туда, где только что находился экипаж: верх его все еще виднелся, но лошадь уже исчезла под водой. Уровень воды на улицах достиг шести футов. В этот миг перестала палить пушка, и это свидетельствовало о том, что вода поднялась до высоты бастионов крепости.

Тотчас же стало видно, как по улицам плывут, гонимые волнами, обломки домов из предместий: это были жалкие деревянные лачуги Нарвской части, которые не выстояли против урагана и были смыты вместе с их несчастными обитателями.

На наших глазах проплывавший по Невскому проспекту лодочник вытащил из воды какого-то человека, но тот был уже мертв. Трудно передать, какое впечатление произвел на нас этот первый увиденный нами утопленник.

Вода продолжала прибывать с устрашающей быстротой; все три городских канала, выйдя из берегов, вынесли на затопленные улицы баржи с камнями, фуражом и лесом. Порой какой-нибудь человек, уцепившись за такой плавучий остров, взбирался на него и подавал оттуда сигналы лодкам, и те тут же пытались подплыть к нему, но сделать это было нелегко, так как на улицах, словно в каналах, бушевали волны, зажатые с обеих сторон домами; и часто одни из этих несчастных были смыты водой еще до того, как помощь прибывала, другие же видели, как тонут те, кого они считали своими спасителями.

Мы ощущали, как наш дом дрожит, и слышали, как он стонет под напором волн, обрушившихся на его первый этаж; каждую минуту нам казалось, что его фундамент расколется, а верхние этажи рухнут; однако, посреди всего этого хаоса, на устах Луизы было лишь одно:

— Алексей! О Боже мой! Боже мой! Алексей!

Император, казалось, пребывал в отчаянии: граф Милора-дович, губернатор Санкт-Петербурга, находясь рядом с ним, получал и передавал его распоряжения, которые, сколь бы опасными они ни были, в то же мгновение исполнялись. Но сообщаемые ему новости были все более страшными. В одной из городских казарм целый полк искал убежища на крыше, но здание рухнуло, и всех этих несчастных поглотила пучина. Когда об этом докладывали императору, какой-то часовой, подхваченный водой прямо в будке, которая теперь служила ему лодкой, показался на гребне волны и, увидев на балконе императора, поднялся и отдал ему честь, взяв на караул. Но в это мгновение нахлынувшая волна опрокинула солдата и его ненадежную посудину. Император вскрикнул и приказал отправить ему на помощь шлюпку. К счастью, солдат умел плавать, так что ему удалось продержаться некоторое время на воде, шлюпка взяла его на борт и доставила ко дворцу.

Вскоре все кругом обратилось в зрелище хаоса, подробности которого невозможно описать. Суда сталкивались и разбивались; обломки их плыли среди обломков домов, в окружении мебели и трупов людей и животных. Гробы, вымытые из могил, извергали останки покойных, будто в день Страшного суда; в довершение всего, могильный крест, снесенный с какого-то кладбища, через окно заплыл в императорский дворец и, как зловещее предзнаменование, был найден в спальне императора!

Вода прибывала в течение двенадцати часов. Вторые этажи домов повсюду были затоплены, а в некоторых частях города вода достигла уже третьего этажа, то есть стояла на шесть футов выше образа Богоматери, который показывали Петру Великому; затем она стала спадать, так как, по Божьей воле, ветер переменился с западного на северный и Нева снова смогла нести свои воды в море, которое до этого стояло перед ней стеной; если бы западный ветер продолжался еще двенадцать часов, то Санкт-Петербург и его обитатели исчезли бы с лица земли, как это произошло в день потопа с древними городами.

Все это время император, великий князь Николай, великий князь Михаил и военный губернатор города граф Ми-лорадович, прозванный за свою храбрость русским Баярдом, но по способности сдерживать свои страсти далеко уступавший французскому герою, не покидали балкона Зимнего дворца, а императрица, стоя у окна, бросала кошельки с золотом лодочникам, жертвовавшим собой ради спасения других.