— Только прикажите!
— И когда же?
— Завтра, если вам будет угодно мне это позволить.
— Хорошо, в тот же час; в это время я более всего располагаю собой для продолжительной беседы.
— Прекрасно, в тот же час!
Я расстался с Луизой, будучи очарован ею и чувствуя, что уже не одинок в Санкт-Петербурге. Конечно, эта бедная девушка, казалось жившая здесь обособленно от всех, была весьма хрупкой опорой, но в дружбе женщины есть что-то настолько приятное, что первое пробуждаемое ею в нас чувство — это надежда.
Я пообедал напротив магазина Луизы, у французского ресторатора по фамилии Талон, но не проявил ни малейшего желания заговорить с кем-либо из своих соотечественников, которых узнаешь здесь, как и всюду, по необычайной легкости, с какой они во весь голос беседуют о своих делах. К тому же я был настолько поглощен своими мыслями, что если бы в эту минуту кто-нибудь подошел ко мне, то он показался бы мне наглецом, пытающимся лишить меня части моих мечтаний.
Как и накануне, я нанял лодку с двумя гребцами и провел в ней ночь, лежа на своем плаще, наслаждаясь приятной роговой музыкой и считая звезды в небе.
Как и накануне, я вернулся домой в два часа, а в семь уже был на ногах. Желая поскорее закончить свое знакомство с достопримечательностями Санкт-Петербурга, чтобы потом заниматься лишь моими собственными делами, я попросил своего наемного лакея взять для меня дрожки за ту же цену, что и накануне, и отправился посещать все то, что мне оставалось увидеть в Санкт-Петербурге: от монастыря святого Александра Невского с его серебряным саркофагом, на котором фигуры изображены в натуральную величину, до Академии наук с ее коллекцией минералов, Готторпским глобусом, подаренным датским королем Фредериком IV Петру I, и костями мамонта, современника всемирного потопа, найденными на Белом море путешественником Михаилом Адамсом.
Все это было чрезвычайно интересно, и все же, по правде говоря, я каждые десять минут вынимал свои часы, чтобы узнать, не пришло ли время отправляться к Луизе.
Наконец, около четырех часов, я уже не мог более ждать; я поехал на Невский проспект, рассчитывая погулять там до пяти. Но у Екатерининского канала мне пришлось остановиться, потому что улица была запружена огромной толпой. Такие скопления народа были настолько редким явлением в Санкт-Петербурге, что я расплатился с извозчиком, ибо почти доехал до нужного мне места, и смешался с толпой зевак. Оказалось, что это вели в тюрьму какого-то вора, схваченного самим г-ном Горголи, петербургским обер-полицеймейстером; обстоятельства, сопутствующие этому воровству, объясняют любопытство собравшейся толпы.
Хотя г-н Горголи, один из красивейших мужчин столицы и храбрейших генералов русской армии, имел достаточно редкую внешность, случаю было угодно, чтобы один из самых ловких мошенников Санкт-Петербурга оказался удивительно похож на обер-полицеймейстера. Пройдоха решил использовать это внешнее сходство; и вот, чтобы усилить производимое им впечатление, наш двойник наряжается в мундир генерал-майора, набрасывает на плечи серую шинель с большим воротником, садится в изготовленные по его заказу дрожки, похожие на те, в каких обычно разъезжал г-н Горголи, и для полного подражания запряженные наемными лошадьми той же масти, что и у него, едет с кучером, одетым так же, как одевался кучер генерала, останавливается на Большой Миллионной улице у дверей одного богатого купца, вваливается в магазин и спрашивает у хозяина:
— Узнаете меня, сударь? Я генерал Горголи, начальник полиции.
— Как же, узнаю, ваше превосходительство.
— Так вот, мне немедленно нужны для дела исключительной важности двадцать пять тысяч рублей. До управы слишком далеко, чтобы за ними туда ехать, поскольку задержка все погубит. Прошу вас, дайте мне эти двадцать пять тысяч рублей, а завтра утром приходите за ними ко мне домой.
— Ваше превосходительство, — вскричал купец, обрадованный тем, что ему оказано такое предпочтение, — счастлив услужить вам; быть может, вам угодно больше?
— Ну что ж, дайте тридцать тысяч.
— Держите, ваше превосходительство.
— Благодарю! Завтра в девять часов жду вас у себя.
Мошенник тут же садится в дрожки и галопом уезжает по направлению к Летнему саду.
На другой день в назначенный час купец является к г-ну Горголи, который встречает его со своей обычной любезностью и, поскольку тот мешкает с объяснением цели своего прихода, спрашивает, что ему угодно.
Этот вопрос приводит в смущение купца, который, впрочем, вглядевшись поближе в генерала, начинает замечать некоторую разницу во внешности обер-полицеймейстера и того, кто накануне под его именем явился в магазин.
— Ваше превосходительство, — тотчас же кричит он, — меня обворовали!
И немедля рассказывает о невероятном обмане, жертвой которого он стал. Господин Горголи выслушивает его, не прерывая, а когда тот замолкает, надевает свою серую шинель и приказывает подать экипаж, заложив в него лошадь рыжей масти; затем он велит купцу еще раз во всех подробностях повторить всю историю, просит подождать его, а сам отправляется ловить мошенника.
Прежде всего г-н Горголи едет на Большую Миллионную улицу, проезжает мимо магазина обманутого купца, следуя в том же направлении, что и мошенник, и спрашивает будочника1:
— Вчера я проезжал здесь в третьем часу дня. Ты видел меня?
— Так точно, ваше превосходительство.
— А куда я отправился дальше?
— К Троицкому мосту, ваше превосходительство.
— Хорошо.
Генерал направляется к мосту. При въезде на мост он спрашивает у другого будочника:
— Вчера я проезжал здесь в три часа десять минут пополудни. Ты видел меня?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Куда я держал путь?
— Вы изволили проехать по мосту, ваше превосходительство.
— Хорошо.
Генерал переехал мост и остановился у домика Петра I; навстречу ему из караульного помещения выбежал будочник.
— Вчера я проезжал здесь в половине четвертого, — сказал ему генерал.
— Так точно, ваше превосходительство.
— Куда я направлялся?
— На Выборгскую сторону, ваше превосходительство.
— Хорошо.
Господин Горголи едет дальше, решив проследовать по всему пути преступника. На углу Военно-сухопутного госпиталя он расспрашивает еще одного будочника. Тот направляет его к винокуренным складам. Оттуда обер-поли-цеймейстер едет по Воскресенскому мосту, от Воскресенского моста направляется прямо к концу Большой перспективы, а затем мимо торговых лавок к Ассигнационному банку. Там он в последний раз спрашивает будочника:
— Я проезжал здесь вчера в половине пятого. Ты меня видел?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Куда я поехал?
— На Екатерининский канал, ваше превосходительство, в угловой дом номер девятнадцать.
— Я зашел туда?
1 Будочники — своего рода часовые, которые поставлены на углу каждой из главных улиц, в небольшом караульном помещении, именуемом будкой, и, не являясь ни штатскими, ни военными, в какой-то степени соответствуют нашим полицейским, хотя еще ниже их по рангу. Один из них непременно стоит с алебардой в руках на пороге будки, откуда и пошло наименование этих уличных стражников. (Примеч. автора.)
— Так точно, ваше превосходительство.
— А видел ты, чтобы я вышел оттуда?
— Никак нет, ваше превосходительство.
— Хорошо. Позови на свое место одного из твоих товарищей, а сам беги в ближайшую казарму и возвращайся сюда с двумя солдатами.
— Слушаю, ваше превосходительство.
Будочник убежал и минут через десять явился в сопровождении двух солдат.
Генерал подходите ними к дому № 19, велит закрыть все выходы, расспрашивает привратника и узнает, что разыскиваемый им человек живет на третьем этаже этого дома. Горголи поднимается туда, ударом ноги выбивает дверь и сталкивается лицом к лицу со своим двойником, который приходит в ужас от этого посещения, догадываясь о его причине, во всем сознается и тут же возвращает все тридцать тысяч рублей.