Джон лежал неподвижно. Кончики его пальцев потемнели. Во мне ожил даже не страх — чистый безграничный ужас. Вновь вспомнив тренировки с Анжелиной, я постаралась взять себя в руки — чутье подсказывало, что именно для этого они и были нужны. Я должна была быть спокойной и уравновешенной, чтобы больше никто не пострадал — сила, которая пульсировала в груди, требовала выхода. Ей хотелось снова выплеснуться дымными плетьми, найти новые жертвы, наполнить рот соленой кровью.

Тихо. Перестань.

Змея опустила голову. Прикрыла глаза.

— Мирр Конти, — Дастин улыбнулся, и я увидела, как над телами короля и принца заструились тонкие золотые нити. — Не надо так дрожать. Просто расскажите о том, что вы видите.

Джон был мертв. Я зажмурилась, не желая смотреть — и открыла глаза, потому что должна была его видеть. Но как же так? Ты ведь говорил, что все это не по-настоящему, что король все знает и просто согласился устроить этот спектакль, чтобы взять Дастина с поличным. А теперь ты лежишь на паркете, и я вижу твою кровь и не слышу биения сердца. У всех в этом зале сердца так и скачут — а твое молчит.

Тихо. Тихо.

Конти от страха не мог подняться с кресла — Дастин кивнул собравшимся, и мужчина в темно-зеленом костюме, который стоял чуть в стороне, прошел к министру и, деликатно взяв его под руку, помог подняться и провел к телу короля. Конти едва шел — ноги заплетались. Наверно, он никогда не видел дворцового переворота.

— Они… его величество… — пробормотал он. — Они мертвы.

В этот момент Джон шевельнулся на полу.

Джон

Заметив, что я дернул рукой, Винтеркорн нагнулся ко мне, всматриваясь в пластинку артефакта. Я с нескрываемым удовольствием увидел, как по его лицу расползается изумление — пластинка была пустой. Ни одного значка, ни единой руны, просто отвлекающий маневр.

Артефакт ректора Сомерсета был в другой руке — и я отправил его в холеную физиономию Винтеркорна.

Арно замер, не в силах отвести взгляда от серебра, не сопротивляясь. Кожа на его лбу треснула, по лицу заструилась кровь, глаза потемнели. В ту же минуту артефакт сработал — отшвырнул Винтеркона в сторону, на мгновение проявив его подлинный жуткий облик под маской светского щеголя: почерневший череп, прилипшие редкие волосы, туман в провалах глазниц. Винтеркорн прокатился по полу, сразу же поднялся на ноги и, проковыляв несколько шагов, снова рухнул на паркет.

— Не… не выходит, — пробормотал он. — Не получается…

— Разумеется! — с довольным видом ответил я. Надо было встать — ни к чему валяться на полу в финале пьесы. Кажется, когда занавес закроется, мы выйдем из-за него живыми. — Это Путы Сомерсета, его личная разработка. Утопит и похоронит любую магию. Снять их может только владелец, а я этого не сделаю, сами понимаете. Поживите пока просто так, обычным человеком.

Винтеркорн слепо дотронулся до лица, размазывая кровь. Я ждал, что он жалобно заскулит, словно побитая собака — но он не издал ни звука. Что ж, достоинства ему было не занимать: вряд ли кто-то из магов примет утрату своей магии без воплей и истерик.

Майя всхлипнула. В ее широко распахнутых глазах сейчас не было ничего, кроме радости. Молодец, девочка, молодец! Контролировала себя до последней минуты — тренировки с Анжелиной пошли на пользу, если бы Майя не держала равновесие, то ее плети задели бы людей в зале, а ни у кого, кроме короля и принца, не было от них защиты.

Дастин смотрел на меня неотрывно. Винтеркорн ударил меня оглушающим заклинанием, но не убил — значит, ректор Королевской академии был нужен живым. Это правильно: сильными волшебниками не разбрасываются. Я машинально отметил, что пончики в кастрюльке Майи уже приготовились, но вряд ли у кого-то из собравшихся в зале сегодня будет хороший аппетит.

— Мирр Конти, вы подтверждаете? — уточнил я. — Личные нити мирра Дастина в заклинаниях некромантки, которые убили короля и принца?

У министра хватило сил, чтобы кивнуть. Его величество правильно решил, что не стоит заранее открывать ему правду: Конти должен был выглядеть по-настоящему шокированным, а не изображать шок.

— И я подтверждайт, — Бинья со вздохом выбрался из-за поваленных кресел, отряхнул сюртук и произнес: — Этот маневр мне дорогого стоиль, когда эти тураки бросились бежат. Та! Это личные нити принца, и это есть спланированное убийство и захват власти.

Дастин презрительно посмотрел на Модеста — пусть говорят, что хотят, цареубийство не грех, когда достигает успеха. А вот в успехе мероприятия уже появились сомнения: я увидел, как шевельнулся Хенрик, и произнес:

— По счастью, все живы. Миррин Морави била, не шутя, но у его величества была продуманная надежная защита. И у его высочества тоже.

Да уж, спектакль вышел впечатляющим. Лицо Дастина исказилось так, что на него было страшно смотреть. Он обернулся, увидел, что король, который несколько мгновений назад безжизненно обмяк в кресле, поправляет сюртук с крайне недовольным видом, и даже не побледнел — посерел. Принц кашлянул, собираясь отпустить комментарий по поводу вкуса моего зелья, но отец его опередил, махнув охране, которая до этого стояла с разинутыми ртами:

— Уведите этого мерзавца. Хватит с нас на сегодня. Мирры повара, там у вас есть, чем закусить? Что-то я разволновался от всех этих приключений.

Разумеется, на кулинарном конкурсе нашлась еда. Один из поваров торопливо принес королю и принцу кофе, второй подал креманки с десертом. Майя подбежала ко мне, схватила за руку — я обнял ее и подумал, что теперь наконец-то можно вздохнуть с облегчением. В Майе бурлили пробудившиеся силы, но она не давала им выхода, несмотря на страх, который только сейчас стал разжимать пальцы, сжавшие ее горло.

Ничего. Это все ничего. Уже завтра мы вернемся в Веренбург, и жизнь покатится дальше. Майя откроет свой ресторанчик, я буду там обедать, и мы будем связаны лишь нашими чувствами… тело сработало само, и я скользнул в сторону, принимая брошенное заклинание на себя.

Что-то ударило в шею. Я увидел, как дрогнуло лицо Майи — смялось в ужасе, словно глиняное. Какое-то время в мире не было ничего, кроме ее глаз — огромных, темных, наполненных слезами. Я смотрел в них и чувствовал, как в горле пульсирует влажный комок.

Ничего страшного. Она будет жить. Она испугана, но не ранена.

— Дружище, — растерянно проговорил Бинья. — Не шефелись. Пожалуйста.

Я все-таки шевельнулся. Дотронулся до горла, пальцы погрузились в горячее и липкое, и я понял: шар Марутти. Древнее заклинание, которое не использовали уже много лет — неостановимое, смертоносное, неудержимое. Я настолько расслабился, решив, что мы победили, что забыл — крыса всегда наносит последний удар перед тем, как сдохнуть. Вот и Дастин его нанес.

— Джон! — крикнула Майя так, словно я уходил куда-то в невообразимую даль, и она пыталась дозваться, остановить. В голове поднялся шум и звон, откуда-то взялся туман, заволакивающий зрение, и сквозь него я различил ухмылку Дастина, который бросил в меня шар и сейчас тряс рукой: такое заклинание всегда обжигает пальцы.

Ладно. Если кому-то сегодня суждено умереть, то пусть это буду я, а не Майя. Хотя это так обидно, умирать, когда уже…

— Джон!

Время потекло медленно-медленно, хотя с момента удара прошло несколько секунд. Я увидел себя со стороны — нелепо обмякшего на полу, какого-то изломанного, захлебывающегося собственной кровью. Бинья торопливо ткал заклинания, пытаясь мне помочь, но, уплывая все выше и выше по солнечному лучу, я знал, что это бесполезно.

«Майя», — подумал я, и мир померк.

Майя

— Я искренне рекомендую вам снова запечатать способности миррин Морави. Полагаю, в министерстве достаточно артефактов и знатоков для этого.

Превратившись в обычного человека, Винтеркорн держался с завидным равнодушием. Путы ректора Сомерсета сковали его магию так, что даже ниточки не осталось, но Винтеркорн сохранял полное спокойствие. Наверно, он ожидал чего-то в этом роде и заранее смирился. Казнить его, в общем-то, было незачем, шум скоро уляжется, и тогда Путы разорвут — найдут способ это сделать. Такие, как Винтеркорн, нужны в министерстве — это было ясно по тому, что его не уволокли куда-нибудь в пыточный подвал, а отвели в одну из дворцовых комнат.