— Даже так… — задумчиво произнес он. — Вы что-нибудь говорите, когда готовите? Может быть, вспоминаете?

Я ничего не ответила. Холланд брезгливо скривился, бросил недоеденный пончик в коробку и легким щелчком очистил пальцы. Я раздражала его — чувствовала это раздражение — и в то же время он был заинтересован.

— Я читаю стишок про зайца, — ответила я. — Детский, бабушка всегда его читала, когда мы с ней стряпали. Шел домой в лесу густом, встретил зайку под кустом. Детский стишок.

Ректор усмехнулся — посмотрел на меня так, что я почувствовала, как мне на шею легла невидимая рука и надавила, принуждая опустить голову, как можно ниже. Если Холланд на всех так смотрит, то неудивительно, что он так одинок, что в вечер перед выходными никто не сидит с ним за столом.

— Посмотрите-ка на меня, миррин, — острые пальцы ректора подцепили мой подбородок, заставляя смотреть прямо в его лицо. Огонь шевельнулся во мне, поплыл, струйки пламени переплетались и подкатывали к глазам — я качнулась, и вдруг все исчезло. Холланд смотрел на меня и, кажется, прикидывал, как поставить новый экспонат на свои полки с диковинками.

— Потрясающе! — произнес он. — В вас очень много магии, миррин. Но вся она связана и запечатана так глубоко, что вам остались незначительные крохи.

Его пальцы по-прежнему прикасались к моему лицу — это прикосновение усмиряло пламя тех чувств, которые сейчас заставляли меня трястись от страха, и я как-то вдруг успокоилась. Вот бы он еще убрал руку и не смотрел так, словно собирался заглянуть на самое дно моей души.

— Я вас вспомнил. Слабенькие боевые заклинания на вступительном экзамене. Мия, да?

— Майя, — поправила я. Холланд прикрыл глаза.

— Очень интересно. Майя. И вы, конечно, не знаете, кто вас так связал и запечатал, что вы провалили вступительные экзамены?

— Не знаю, — откликнулась я и вдруг взмолилась: — Мирр ректор, отпустите меня, пожалуйста.

Он усмехнулся и наконец-то опустил руку. Я отшатнулась от него, отступила к дверям, поправила лямки от короба на плечах. Холланд смотрел снисходительно.

— У вас вкусные пончики, Майя, — произнес он. — Приготовьте завтра еще… ну, скажем, две дюжины. К обеду. Хочу угостить одного коллегу.

Я кивнула — голос куда-то подевался, я даже попрощаться не могла. Ректор отвернулся, давая понять, что разговор закончен — я выбежала за дверь и бросилась по лестнице.

Никаких пончиков. Никаких, никаких, никогда!

Лепешка с мясной начинкой и череп

Джон

Я редко захожу на кухню — ректору академии стоит лишь мигнуть, и ему сразу же принесут все, что его душа пожелает. Но сегодня душа пожелала стряпать самостоятельно, и я отправился на первый этаж, туда, где в просторном пиршественном зале располагалась столовая, а за ней лежала кухня.

По позднему времени кухня была пуста. Домовые, которые готовили еду для обитателей академии, давным-давно все привели в порядок и теперь спали в своем углу так крепко, что их не разбудило даже мое появление. Я зажег лампы — двух вполне достаточно, чтобы не тревожить домовых и видеть все, что нужно — и отправился к морозильному шкафу инспектировать запасы.

Свиной фарш, овощи, зелень и соусы в стеклянных бутылках. Все, что нужно.

Вымыв руки, я отправил фарш на сковороду и принялся нарезать овощи. Почти черные сладковатые помидоры — обязательно без шкурки. Огурцы тоже очистить и нарезать соломкой. Зеленый лук и укроп — чем больше, тем лучше. Сметанный соус с чесноком — отлично. Я резал овощи, отправлял их в миску, и на душе было знобко и тревожно.

Когда в академии наступает пора вступительных экзаменов, то здесь все похоже на заводской конвейер. Один, второй, третий, толпа народу со всего королевства — некогда всмотреться в глубину каждого, слишком мало времени и слишком много абитуриентов. Они дрожат от страха, повторяют те простенькие заклинания, которые выучили за три недели подготовки, молятся и подкладывают в обувь монетки по пять кроххов, чтобы получить «хорошо» и «отлично».

Была ли такая монетка под пяткой у этой Майи? Наверняка была. Я вспомнил, как она бросала боевые заклинания — слабенько, вяло, с такими никогда не причинить хоть сколь-нибудь серьезный ущерб. Ну да и это ничего, боевая магия не для всех — но тогда девчонка показалась мне слабачкой, а слабакам не место в академии. Магия — это судьба сильных. Судьба и участь.

Если ты слаб, то не поступишь. Будешь и дальше вести обычную жизнь с крохами магии, как все.

Фарш был готов. Я погасил огонь в плите и принялся собирать ту лепешку, которую обожают южане: выложил фарш, добавил овощи и зелень и щедро умаслил соусами. Теперь — туго свернуть, вынуть из морозильного шкафа бутылку темного сандревельского пива и наслаждаться тихим вечером.

Кто-то из домовых шевельнулся, привлеченный запахами еды, и, заморгав темными глазами, поднялся на тоненькие ноги и проговорил:

— Ой, мирр ректор, чего изволите?

— Спи, спи, — махнул я рукой. — Чего изволю, все имею.

Домовой опустился на прежнее место и засопел. Я открыл бутылку, налил пива в высокий бокал и подумал, что у меня пир горой.

Итак, Майя, доставщица еды из городского ресторанчика быстрого питания. Могущественная волшебница, чью мощь окутали цепями заклинаний так, что теперь она проявляется только в стряпне — искорки того пожара, который горел в ее душе, выплескиваются в еду. Я вспомнил пончик — этот простенький десерт был словно откровение. Это был голос запертой души, который звучал сильно и ровно. Это был зов и просьба об освобождении.

Заклинания были мощными и очень темными. Я не стал говорить об этом — незачем пугать девчонку еще сильнее, она и так тряслась, как листок на ветру, когда я к ней прикоснулся. Но эта Майя была похожа на грозовую тучу — я посмотрел на нее сумеречным зрением, когда вошел в зал и принял за обычную воровку, и это впечатлило.

Туча была стройной от постоянного недоедания. Форма доставщицы под серым поношенным пальто должна была выглядеть кокетливо, но выглядела жалко. Рыжие волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы, темно-карие глаза смотрели с испугом и любопытством, нежное лицо побелело от страха. Она всего боялась, но ей было интересно. Немногие студенты обращали внимание на мою коллекцию диковин, а она надо же, залюбовалась. Даже отважилась дотронуться до бабочки, которая так удивилась, что даже не укусила ее за палец.

Но заклинание! Я откусил от лепешки, сделал несколько глотков пива. Давно я не встречал такой мощи. Нет, конечно, когда ты сидишь в академии, учишь студентов и изредка выезжаешь на международные конференции, то восприятие невольно притупляется. Изоляция ведет к деградации — так говорил мой отец, и вот он, пожалуй, мог бы окутать Майю настолько сильными чарами. Но он, на счастье всего мира, упокоился двадцать лет назад, когда мне было пятнадцать.

Тяжелые чары. Злые чары. Если Майя сбросит их — а однажды это обязательно случится — то всему миру небо с овчинку покажется. В Майе была сила, и эта сила кричала и пела о своем желании освободиться. Вряд ли Майю Морави сковали потому, что она могла выращивать ананасы среди снегов.

Некромантия, скорее всего. Запретное искусство работы с мертвыми — и Майя проявила свои таланты в таком раннем возрасте, что это испугало окружающих так, что они надели на нее оковы.

Итак, вопросы. Кто именно сотворил эти заклинания? Я должен был это узнать — если тебе известно имя мага, то ты сможешь работать с тем, что он создал. Пусть это будет тяжело и больно — но это возможность.

И самый главный вопрос: какими именно силами обладает Майя? Это тоже надо знать с максимальной точностью, чтобы действовать правильно, когда случится взрыв.

Может быть, это и не имеет никакого отношения к некромантии. Мне почему-то хотелось на это надеяться.

Я доел лепешку, вымыл посуду и вернулся к пиву. За окнами сгустилась ночь. Студенты, преподаватели и сотрудники спали в своих комнатах, а я сидел в одиночестве в самом центре академии и думал о том, что у нас тут магическая бомба, которая может рвануть в любой момент. Эмоциональное потрясение, например, сможет разорвать цепи, и тогда бегите и спасайтесь.