Я на собственном горьком опыте научился покупать такие, чтобы не разбить. Услышав поскребывание за дверью, я понял, что Зака уловил мои эмоции, вышедшие из-под контроля.

― Землетрясение? ― предположил я, нахмурив брови и молясь, чтобы Кира поверила в мои сказки. Она отступила от меня, и я сразу заскучал по ее теплу.

― Чушь собачья. Огун, у тебя дома обитают привидения? ― Кира прыгнула в мои объятия, судорожно осматривая дом широко распахнутыми глазами, выглядевшими почти комично. Я не смог сдержать смешка. ― Не смешно!

― В доме нет привидений, ― с усмешкой заверил я ее. ― Вернее, не совсем, ― я сомневался, что Кира была готова изучить глубину моих способностей. Большинство людей не могли их принять, списывая наши с братьями таланты на то, что показывают в кино. На вымысел. Вот почему мы бережно хранили наши тайны. Кира была первой, с кем я проговорился, не считая семьи и членом клуба.

Ну, по крайней мере, единственной, кто выжил, чтобы рассказать об этом.

― Тогда что за чертовщина здесь творится?

― Если согласишься с моим планом, я не только смогу защитить тебя, но и все расскажу. По рукам?

Похоже, Кира обдумывала мое предложение.

― Что мне нужно сделать, чтобы стать твоей старушкой? И как долго мы будет притворяться парой? ― затем спросила она.

― Мы не будем притворяться, ― я крепко сжал ее подбородок кончиками пальцев, чтобы она внимательно меня выслушала. ― Ты будешь носить мою метку. Ты станешь моей.

Когда я замолк, Кира тяжело сглотнула.

― Навсегда.

― Огун, ― попыталась я его вразумить. — Ты ведь не можешь и впрямь хотеть привязать себя ко мне только потому, что в твоем представлении так спасешь меня от того, что может случиться, а может и не случиться. Откуда мне знать, что информация о заказе, которую ты каким-то образом получил, верна?

― Потому что заказчик обратился за помощью к моему клубу.

Если бы я уже не боялась, то испугалась бы сейчас. Страх окутал меня, почти задушив.

― Прошу прощения? Какого черта к вам обратились насчет убийства?

― Это клубные дела, ― тяжело вздохнул Огун.

― Клубные дела? — переспросила я, выгнув бровь и пытаясь вырваться из его рук. Вот только он держал меня крепко.

― Да. Клубные дела. Поэтому ради твоей же безопасности я не могу обсуждать их ни с тобой, ни с кем-либо еще, кроме братьев. Ничего личного.

Огун гладил меня по волосам, пытаясь утешить.

― Хм.

Я задрожала в его объятиях. Хоть я и не была готова закрыть тему, но у меня возникло ощущение, что от него больше ничего не добиться. Не сказать, что меня все устраивало, но на данный момент я решила не давить.

― Что именно означает твоя метка? — спросила я, сглотнув и пересилив страх.

Огун закусил губу, и я наблюдала, как его зрачки почти перекрыли собой радужки, а ноздри начала раздуваться. Если я не ошиблась, вжавшийся в меня твердый член стал еще толще.

― Это означает, что тебе сделают татуировку.

― У меня нет ни одной, ― нервно призналась я. — Я всегда хотела, но никак не могла определиться.

― О, поверь, я заметил. От одной только мысли о том, что моя метка станет первыми чернилами на твоей шелковистой коже, мне хочется нагнуть тебя у стола, ― Огун говорил хрипло от желания, и его возраставшее желание будто бы подпитывало меня.

― Я могу и не возразить, ― ответила я столь же хриплым голосом, который едва узнала.

Пульсация у меня между ног усилилась, стоило мне представить, как Огун исполнит свою угрозу. Что угодно, лишь бы сбежать из кошмара, в котором я, казалось, увязла обеими ногами.

Натурально зарычав, Огун подхватил меня и закинул себе на плечо. От неожиданности я взвизгнула.

― Огун! — закричала я, но он меня проигнорировал. — Вуду!

Он шлепнул меня по заду, и я замерла. Не успела я опомниться, как Огун посадил меня на стойку, пальцами схватив пояс моих штанов.

― Приподнимись, ― приказал он.

Как заблудшая душа, я послушалась, и Огун одним рывком стянул с меня штаны вместе с трусами. Почувствовав под собой холодный гранит столешницы, я резко вдохнула.

Огун ухватил меня за ноги и, раздвинув их, поцеловал чувствительную кожу внутренней стороны моего бедра. Я со вздохом откинулась назад, удерживаясь на локтях. Упав на колени, он горячими выдохами пощекотал меня между ног.

В глубине души я знала, что нам нужно было обсудить его слова, но пока он руками и ртом играл на мне, словно на гитаре, не могла собраться с мыслями. Когда Огун прижался губами к клитору, одновременно войдя в меня двумя пальцами, я упала еще глубже в пропасть.

― Боже, ― ахнула я.

Он был безжалостен. Рай и сладкие муки. От чрезмерности ощущений я попыталась сдвинуть ноги. Разумеется, Огун не позволил мне, удерживая их плечами. Одной рукой он продолжал творить магию, поглаживая место во мне, от прикосновений к которому я извивалась и задыхалась, пока второй придавил низ моего живота.

От нараставшего давления у меня перехватило дыхание. Оно расцветало и разрасталось, пока не разнеслось по мне взрывом пульсировавшей энергии. Уронив голову вперед, я изогнулась и качалась на волнах блаженства. Огун снова и снова растягивал мою кульминацию, пока я сотрясалась от затяжных спазмов самого мощного оргазма из всех, что испытывала в жизни.

Поднявшись, Огун тыльной стороной ладони вытер с губ блестящие свидетельства моего возбуждения. Он смотрел на меня опаляющим взглядом, и я могла поклясться, что видела мерцание самого настоящего пламени в ледяных глубинах его глаз.

― Какая потрясающая картина, ― прошептал Огун со зловещей ухмылкой.

Оставив мои штаны на кухонном полу, он поднял меня со стойки и, пронеся по коридору, благоговейно положил на кровать. Я томно наблюдала, как Огун раздевался. От вида каждого обнажаемого сантиметра его тела мое сердце билось так, что почти разрывалось.

Смуглую кожу Огуна усеивали татуировки, и мне хотелось очертить пальцами каждую из них. Он назвал меня потрясающей картиной, но сам был настоящим шедевром.

Как хищный зверь, Огун забрался на кровать. У меня перехватило дыхание. Пока он подбирался ко мне, у него поигрывали мышцы. Только когда мужчина навис надо мной, я смогла вдохнуть.

Войдя в меня, он два раза неглубоко толкнулся, прежде чем проник до конца. Стоило ему наполнить меня, как мы оба вздохнули, и я почувствовала, как его член идеально меня растянул.

― Черт. Если бы я мог остаться здесь до конца своих дней, то умер бы счастливым человеком, ― простонал Огун у моих губ.

С каждым толчком он овладевал мной. Жизнь за пределами нашего мирка перестала существовать. Я не чувствовала ничего, кроме скольжения кожи по коже, мокрой от пота. Для меня существовали только ощущения.

Наша песня о любви состояла лишь из тихих вздохов и жалобных стонов.

― Да, ― прошептала я, цепляясь за Огуна.

Мы никуда не спешили, что позволяло предельно сосредоточиться на каждом движении. Я чувствовала на языке солоноватый вкус кожи Огуна. Мое обоняние улавливало только неповторимый плотский аромат нашей связи. Не существовало ни меня, ни Огуна. Были только мы. Одно тело, одно сердце, один разум.

Я не понимала, как он мог продолжать свое медленное, неуклонное поглощение моего существа. Но я была чертовски уверена, что впитывала его и позволяла себе утонуть в вызванном им экстазе.

Никогда в жизни я еще не была так восхищена и переполнена.

Когда Огун сделал заключительные толчки, я выгнулась и стала цельной.

Как бы безумно это ни прозвучала, я будто осознала, что всю жизнь прожила с половиной своего сердца. Едва живая. В руках Огуна, пока он дрожал и укутывал меня собой, нежно осыпая мою кожу поцелуями своими прекрасными губами, я ожила.

Но надолго ли?

Чувствуя себя так, словно излил в Киру свою душу, я чуть не упал на нее. Чтобы не придавить ее, пускай и с трудом, но я перевернулся. Когда я выскользнул из ее тепла, она захныкала. Я прижал Киру к себе, и она свернулась у меня на груди, положив голову на то место, где слышалось биение моего сердца.