К тому времени, когда я решила, что можно вставать, мои ноги совсем затекли. С трудом переставляя одну ногу перед другой и сдерживая слезы, я с трудом добралась до раковины.

Я была в полном беспорядке. Черные полосы от туши для ресниц и всего того, что находилось в кузове того грузовика, покрывали мое лицо, руки и одежду. Глаза были опухшими и красными. Волосы, растрепанные и всклокоченные, стояли дыбом. В них тоже было много какого-то черного дерьма.

Головокружение накатило на меня, и я схватилась за край раковины. Моя голова повернулась к двери, когда все прекратилось, и я сделала несколько нерешительных шагов в спальню. До двери было всего около пяти метров, но мне показалось, что расстояние составляло несколько километров.

Медленно я добралась до нее. Мое сердце сжалось, когда оказалось, что она заперта, но, честно говоря, я ожидала этого. Хотя в глубине души надеялась на обратное. Этот факт не удержал меня от того, чтобы потрясти ручку и постучать по древесине.

Разумеется, никто не пришел.

Я попробовала открыть балконные двери, но они тоже были заперты. Но не то чтобы мне было куда идти через них. Балкон проходил по всему периметру пентхауса, но располагался на бесчисленном количестве этажей наверху. Не умея летать, я не смогла бы сделать ничего, кроме как упасть и разбиться насмерть.

Оглядевшись, обнаружила, что моя комната осталась такой же, какой я покинула ее почти два года назад, когда в последний раз была дома. Она была невероятно роскошной, но, тем не менее, являлась тюрьмой. Позолоченной клеткой для птицы с переломанными крыльями.

Часть меня хотела свернуться в клубочек и замкнуться в себе, как я всегда и делала в юности. Но другая часть меня ― та, у которой теперь была красивая, крутая татуировка на шее требовала, чтобы я боролась.

Полная новообретенной решимости, я зашаркала обратно в ванную, держась за мебель и стены, чтобы удержаться на ногах. Головокружение вновь охватило меня, а ноги заболели, когда к ним вернулась чувствительность. Зайдя внутрь, я прикрыла дверь, закрылась на замок, включила горячую воду и разделась. Мои брюки с грохотом упали на пол, и я в замешательстве нахмурила брови.

Словно в замедленной съемке я подняла их и отыскала источник тяжести. Там лежал мой телефон, о котором я забыла напрочь.

Вот дерьмо.

Я могла бы вызвать помощь после того, как они схватили меня. Мне хотелось плакать все сильнее и сильнее.

Когда я нажала на экран, чтобы активировать его, мне захотелось взвыть от несправедливости. Он был почти разряжен.

― Все в порядке.

Я принялась подбадривать себя.

― Почти разряженный ― это не совсем разряженный.

Затем я обнаружила, что пропустила несколько звонков от Огуна, но мой телефон не подавал никаких сигналов все это время. Это заставило меня задуматься, не блокировал ли металл того чертового кузова, в котором я находилась, мой сигнал.

Сделав глубокий вдох, я первым делом набрала номер Огуна. Но гудки шли и шли, пока не переключились на голосовую почту. Я пробовала снова и снова. Попыталась дозвониться до Женевы. Но и у нее тоже сработал автоответчик. Посмотрев на время и на солнце, едва пробивающееся сквозь горизонт Чикаго, я поняла, что она, скорее всего, уже на работе. Никто из тех, кому я пыталась дозвониться, не отвечал.

― Вы серьезно? ― прохрипела я, задыхаясь от рыданий.

Я подумывала позвонить маме, но она ничем не помогла бы мне, потому что я знала, что она находится на Фиджи с моей тетей.

Решив оставить Огуну сообщение, я позвонила снова. Телефон звонил и звонил. Голосовая почта приняла вызов, но как только я произнесла: «― Огун, я…», телефон отключился.

― Нет. Нет, нет, нет, нет, нет, нет!

Моя голова опустилась так, что подбородок почти уперся в грудь. Быстрый обыск всех ящиков в поисках зарядного устройства, которое я могла здесь оставить, не увенчался успехом.

― Все в порядке, ― снова заверила я себя. — Пойду пока приму душ и приведу себя в порядок.

Но когда горячая вода соприкоснулась с моей кожей, слезы хлынули снова. Смешиваясь с водой, они стекали по моему лицу и попадали в слив. В сознании промелькнули образы Саши, безжизненно лежащей на земле, затем Огуна, который смотрел в мои глаза в последний раз, когда занимался со мной любовью.

Зная, что, скорее всего, я больше никогда не увижу их, сползла по мраморной стене и зарыдала.

Огун

Несколько часов назад….

Закончив готовить ужин, я взглянул на часы. Кира должна была уже вернуться домой. Из-за всех этих снов о ее серьезном ранении я волновался как сумасшедший. Странно, что во сне на ней всегда было надето что-то разное, но почти всегда белое. Когда я взял в руки телефон, раздался звонок с номера ветеринарной клиники.

― А твой телефон что, разрядился? ― спросил я с ухмылкой.

― Мистер Дюпре?

Это был доктор Моран. Я улыбнулся.

― Да?

― Произошло… э-э, происшествие. Здесь полиция. Сашу подстрелили, а Кира пропала, ― проговорил он, и было похоже, что мужчина плакал.

Мое сердце замерло, когда его слова дошли до меня.

― О чем вы говорите?

Я успел вытащить еду из духовки и выключить ее. Пока он рассказывал все, что ему известно, я схватил ключи, натянул свою косуху и сапоги.

― Зака, охранять! ― скомандовал я, направляясь в гараж. ― Выезжаю.

Я закончил разговор, отправил сообщение Веному и через несколько мгновений был уже в дороге.

По пути я размышлял. Говорил себе, что произошла какая-то ошибка. Этому должно быть логическое объяснение.

Когда я подъехал к клинике, то увидел мигающие огоньки. Машина Киры стояла с открытой дверью со стороны пассажира. Док разговаривал с одним из офицеров у капота. Я спрыгнул с байка и направился к нему.

Один из полицейских попытался остановить меня, приложив ладонь к моей груди. Разозлившись, я посмотрел вниз, где его рука лежала на моем обрезе.

― Убери. Свою. Руку. От. Меня, ― процедил я.

― Это место преступления. Вы не можете подходить близко к нему.

Этот ублюдок взбесил меня. Оглядевшись вокруг в поисках офицера Келлога или кого-нибудь из тех, кто сотрудничал с нами, я с разочарованием увидел, что никого из них там нет.

Затем я услышал, как меня зовут со стороны здания. Отклонившись назад, чтобы разглядеть кто это, я увидел, что Вероника выглядывает из одного из служебных входов.

― Его собака здесь, ― сказала она с милой улыбкой этому копу-мудаку.

Подарив ему язвительную ухмылку, я трусцой побежал к ней, пока она придерживала для меня дверь. Как только я оказался внутри, она захлопнула ее.

― Что, черт возьми, здесь произошло? ― спросил я.

Она шла по коридору, и я следовал за ней.

― Сашу подстрелили. Доктор Баранова ― простите, Кира ― вышла вместе с ней, и мы почти сразу услышали выстрел. Сначала мы не были уверены, что это был именно он. Выглянув через заднюю дверь, чтобы посмотреть, в чем дело, мы заметили, что пассажирская дверь машины Киры открыта, и окликнули ее. Когда поняли, что там никого нет, мы позвали Сашу. И снова тишина… После этого мы обошли машину и увидели Сашу, лежащую на земле. Вызвали полицию, и док Моран провел операцию, попытавшись спасти ее.

― А что насчет Киры?

Она оглянулась на меня через плечо со страдальческим выражением лица.

― Мы не знаем.

Пока мы шли, я достал свой телефон и попытался дозвониться до нее.

Голосовая почта.

Попробовал еще дважды ― все то же самое. Разочарованный, я сунул телефон обратно в карман.

Мы повернули за угол и вошли в процедурный кабинет. Мое сердце сжалось при виде того, как обычно веселая и жизнерадостная Саша лежит совершенно неподвижно. Каким бы жестким я не считал себя, оказалось, что мог быть довольно чувствительным. Слезы наполнили глаза.

― Она все еще находится под действием успокоительного, ― сказала Вероника позади меня, и я в шоке обернулся.