Вновь спрятав баночку с мазью в котомку, Гэдж осторожно ощупал место повреждения, оценивая положение костей, степень смещения сустава и целостность связок. Исподлобья посмотрел на мага.

— Ну и что там… по-твоему? — небрежно поинтересовался Гэндальф. — Перелом?

— Нет, просто обычный вывих, — спокойно отозвался орк. И добавил — скорее, показалось Гэндальфу, кровожадно, нежели с истинным желанием помочь: — Я его сейчас вправлю.

— Э-э… может, мне лучше вернуться в Лориэн?

— Успокойся, — буркнул Гэдж. — Тут нет ничего сложного. Надо просто потянуть ногу на себя и сдвинуть сустав в направлении, противоположном вывиху. Делов на пару секунд.

— Тебе что, часто приходилось этим заниматься?

— Ну… приходилось пару раз. Готов?

— Ты уверен, что это не перелом? — торопливо спросил Гэндальф. Ему вовсе не хотелось, чтобы после сомнительно-карательной орочьей медицины его нога стала напоминать штопор.

— Уверен. Иначе отек бы так быстро не образовался. — Орк взялся обеими руками за вывихнутую лодыжку. — Ну, ты готов наконец?

Гэндальф вновь отчаянно вцепился пальцами в траву.

— Нет! Постой! Может, все-таки лучше…

Гэдж, не слушая его, коротким резким рывком дернул вывернутую ногу, вправляя сустав на место — так быстро и сноровисто, что волшебник даже не успел закончить фразу. Он глухо вскрикнул и судорожно втянул воздух сквозь зубы… В злосчастной щиколотке опять что-то хрустнуло, сдвинулось, и — к изумлению Гэндальфа — нога его перестала быть похожей на погнутую кочергу. Орк потёр ладони и удовлетворенно хмыкнул.

— Ну, вот и всё… Так, поди, до эльфов куда веселее будет топать. Ну-ка пошевели пальцами.

Волшебник посмотрел на выдернутый с корнем пучок травы, оставшийся в его ладони, собрался с силами и осторожно пошевелил большим пальцем на пострадавшей ноге. Ни палец, ни нога, к его удивлению, не отвалились.

Он утер рукавом потное лицо. Криво улыбнулся.

— Ну… спасибо, дружище. Надо признать, у тебя это… ловко получилось.

— А ты думал, я тебе ногу оторву, да? — насмешливо спросил Гэдж, поднимаясь. — Отек, конечно, сразу не спадет, потому что связки растянуты, но через неделю будешь как новенький. Только надо бы перевязать и обездвижить…

На бинты пришлось пустить нательную рубаху волшебника, оторвать от подола несколько длинных узких полос. Гэдж нашел неподалеку крепкую ветку, срезал её и выстругал плашку подходящей формы, чтобы использовать её в качестве накладки — шиной это неуклюжее сооружение оказалось не особенно изящной, но как временная повязка вполне могло сгодиться.

— И что теперь? — спросил орк, когда с врачеванием худо-бедно было покончено. — Поковыляешь обратно в Лориэн?

Гэндальф пожал плечами.

— Видимо, так… — Он внимательно посмотрел на орка. — И ты мне не подсобишь, Гэдж? Не проводишь и не поддержишь? Бросишь беспомощного старика одного, в лесу… оставишь на произвол судьбы, э?

Гэдж насупился.

— Не надо тут… на жалость давить. Я не пойду к эльфам!

— Ладно, как знаешь. — Волшебник вздохнул. Поднял и нахлобучил на затылок валявшуюся рядом синюю шляпу. — Помоги мне хотя бы из оврага выбраться, а дальше я сам доковыляю, найду какую-нибудь палку в качестве костыля… Подсобишь мне подняться?

Орк не ответил. Молча подал магу свою широкую сильную ладонь.

* * *

Подобрав пожитки, они медленно брели через лес: Гэндальф опирался одной рукой на посох, а второй — на крепкое и твёрдое гэджевское плечо. День клонился к вечеру, и свет закатного солнца дробился в ветвях деревьев, проливался на землю золотистыми брызгами, а внизу, в подлеске, уже начала собираться туманная мгла и осторожно копились серые сумеречные тени. До границы Лориэна мили четыре, с неудовольствием думал волшебник, этаким манером, хромой и колченогий, я буду до утра туда ковылять. А если еще мальчишка вздумает сбежать… хотя куда ему сейчас бежать — на ночь глядя…

— Я слыхал, — небрежно произнес он, — что в некоторых орочьих племенах юноши в день совершеннолетия должны изловить зверя — ну там зайца к примеру, или барсука… или олененка… вырвать ему сердце — живому — и испить свежей крови. Как тебе это нравится?

Орк поморщился.

— Ты это к чему вообще? Напугать меня хочешь, что ли?

— Нет, просто… дать кое-какую пищу для размышлений.

— Ну-ну. А какие еще любопытные орочьи обычаи тебе известны?

— Про испытание болью, например…

— Что?

Гэндальф не ответил. Остановился и прислушался. Что-то явственно хрустело в кустах неподалеку, хрустело и трещало, словно там неуклюже резвился какой-то зверь — не особенно крупный, но, судя по производимому им шуму, вполне плотный и упитанный. Зашевелилась трава…

Волшебник замер.

— Ты, кажется, говорил, что мы тут не одни?

— А, да… — пробормотал орк. — Я забыл тебе сказать… думал, он уже ушёл…

— Кто?

Из зарослей реписа навстречу путникам выкатился мохнатый бурый шар. Вернее, не совсем шар: при более пристальном рассмотрении у него оказались четыре короткие лапы и живая острая мордочка с маленькими черными глазками-бусинками. Это был крепенький бурый медвежонок… Он остановился в нескольких футах от путников, приподнялся на задние лапы и очень внимательно осмотрел волшебника и орка с головы до ног.

— Вот он, — пояснил Гэдж, — этот медведь. Я видел его еще час назад, он тут в малиннике шарился. Я потому и вернулся — подумал, что тебя надо предупредить. А то помчишься в лес не глядя и напорешься там на медвежье семейство…

— Ах вот оно что, — пробормотал Гэндальф. — Ясно.

Медвежонка, конечно, опасаться не стоило — но ведь где-то поблизости должна была обретаться и мамаша-медведица, ревностно стоящая на страже жизни, чести и достоинства своего ненаглядного отпрыска. Тем более что медвежонок чужаков совершенно не чурался: не выказывая ни малейших признаков страха или замешательства, он глубоко вздохнул, с ленивым видом праздного зеваки приблизился к Гэндальфу и принялся деловито обнюхивать его раненную ногу. Сам волшебник, собственно, не видел никаких причин для столь глубокого интереса — одеревеневшая его, скованная под повязкой лодыжка казалась ему частью тела довольно-таки малопривлекательной, — но медвежонка она прямо-таки обворожила: он плюхнулся рядом на свой упитанный мохнатый зад и, шумно дыша, повел носом с видом истинного знатока и эстета, оценивающего тонкий букет редкостного вина. Негромко удовлетворенно заурчал…

— Не бойтесь, он вас не тронет, — раздался из лесной чащи чей-то негромкий мягкий голос: голос и тихий смех. — Этот звереныш совсем ручной и смирный… Поди сюда, Смоки, у них все равно нет ни медовых сотов, ни моркови.

Медвежонок, который только что и сам в этом убедился, испустил громкий вздох разочарования, громко не то чихнул, не то фыркнул и закосолапил куда-то мимо путников дальше в лес. Волшебник и орк посмотрели ему вслед: в нескольких шагах позади под деревом стоял невысокий старик в буром, почти сливающемся с цветом древесной коры плаще и, лукаво прищурившись, с усмешкой поглядывал на путников.

— Радагаст! — пробормотал Гэндальф.

— Гэндальф! Здравствуй, друг мой! — Старик, опираясь на длинную сучковатую палку (посох?), на которой кое-где пробивались зеленые листочки, неторопливо вышел из леса. Поставил на землю корзину с грибами и какими-то травами, подал Гэндальфу грубоватую, испачканную землей мозолистую ладонь. — Вот так неожиданная встреча! Всегда-то ты сваливаешься, как снег на голову в середине лета… Но что это за беда с тобой приключилась, э? — он покосился на забинтованную ногу Серого мага и перевёл взгляд — скорее заинтересованный, чем подозрительный — на Гэджа. — И кто это с тобой?

Гэндальф хрипло усмехнулся. И так крепко стиснул плечо орка, точно опасался, что тот сию минуту может вырваться и удрать.

— Познакомься, Гэдж, это Радагаст Бурый, мой давний соратник и собрат по Ордену… И ты, Радагаст, — он мрачно улыбнулся, — обрати самое пристальное внимание на моего юного попутчика, он, право, того стоит… Его зовут Гэдж.