Саруман только что добавил в смесь растопленного жира и раствора соды соль, позаимствованную на полевой кухне у Гуртца, и теперь деревянным черпаком вылавливал собравшиеся на поверхности вара серые мыльные хлопья. Небрежно бросил через плечо:

— Еще несколько часов.

— Если это твоё «гремучее масло» не сработает…

— Не потей, Каграт! Жира ты мне, конечно, с гулькин нос отсыпал… Но порода в ущелье мягкая, рыхлая, песчаник да известняк, осыпется за́раз… Нужно её только хорошенечко подтолкнуть.

Крупицы селитры, тщательно очищенные от примесей грунта, горкой лежали на деревянном подносе. Их требовалось растворить в теплой воде, осадить добавлением поташа, а затем, удалив осадок, упарить раствор до образования на дне посудины прозрачных шестигранных кристаллов. При добавлении купоросного масла эти кристаллы образовывали селитряную кислоту, которую можно было выделить из полученной жидкости обычной перегонкой. Кислота в смеси с вязким сладковатым сиропом, оставшимся в посудине после удаления мыла, и была тем смертоносным веществом, ради которого Саруману и пришлось затеять всю эту хлопотную и сомнительную возню.

В некоторый тупик волшебника поставило отсутствие перегонного куба. Приходилось, видимо, собирать эту нехитрую установку из подручных материалов — вот только из каких, если селитряная кислота способна разъесть и дерево, и железо?.. К счастью, в обозе нашлось несколько стеклянных бутылей разного размера, из которых, сквозь зубовный скрежет Каграта удалив содержимое (это был спирт и чернила), можно было попытаться смастерить простенький перегонный куб. Но тут возникала другая трудность — как в перегонной емкости проделать круглое и достаточно ровное отверстие?

Поразмыслив, Шарки позаимствовал у бедняги Гуртца одну из оловянных ложек. На бок бутыли большего размера маг насыпал в нужном месте, чуть ниже горлышка, горку мокрого песка, палочкой проделал в песке воронку необходимого диаметра и влил в полученную форму немного расплавленного олова. Через минуту-другую, когда олово остыло и затвердело, осталось только извлечь из получившегося сквозного отверстия оловянный конус. В образовавшуюся круглую скважину волшебник вставил другую бутылку, с высоким и узким горлышком, и обмазал получившийся стык глиной. Таким же манером он проделал отверстие в донышке бутыли-охладителя, чтобы через него стекал в подставленную емкость полученный конденсат. Перегонный куб (или хоть что-то, отдаленно на него похожее) был готов.

Сам процесс перегонки занял несколько часов. Раствор селитры с купоросным маслом, смешанный в бутыли-емкости, кипел на огне, поднимались к охладителю пары́ кислоты, стекали бесцветными капельками в стеклянный пузырек из-под чернил. Главной трудностью было выдержать нужную температуру нагрева, не допуская побурения раствора, да и бутыль-охладитель приходилось время от времени поливать холодной водой, чтобы ускорить процесс образования конденсата; тем не менее Саруману, к собственному удивлению, в итоге удалось обзавестись парой стаканов бесцветной прозрачной жидкости — селитряной кислоты. Поскольку к этому времени почти стемнело, дальнейшие телодвижения следовало отложить до рассвета, ибо для завершающей, самой опасной и ответственной стадии процесса, тусклого и неуверенного света факелов было явно недостаточно.

— Есть загвоздка, Каграт, — сказал Шарки подошедшему вожаку.

— Какая?

— «Гремучее масло» взрывается от толчка. Это значит, что для того, чтобы вещество рвануло, кто-то должен ударить по нему молотом или обухом топора… или хотя бы камнем.

— Пусть Шавах этим займется, — проворчал кто-то из орков. Да, живодера Шаваха не особенно любили даже сородичи. — Или можно кого-нибудь из «крысюков» для этой цели отрядить… Тебя, например.

Такой поворот дела Саруману отчего-то в голову не приходил.

— Ладно, посмотрим, — пробормотал он. — Может быть, удастся обойтись и без этого…

Самое тёмное время суток — полночь — миновало, и орки принялись спешно сворачивать лагерь. Вещи были подготовлены и уложены ещё с вечера, мулы накормлены и напоены — оставалось только запрячь их в повозки, поднять пинками «крысюков» и построить их в колонну. Обоз под предводительством Радбуга уходил тихо и быстро — вдоль реки, к северо-восточному выходу из долины. В опустевшем лагере остались лишь Шарки да несколько уруков — им предстояло довершить начатое дело, а потом налегке догнать ушедших вперёд сородичей.

О том, что случится, если он ошибся в расчетах, и его отчаянно-рискованный опыт все-таки не удастся, Саруман предпочитал не думать.

Когда они с бравым главарем подошли к ущелью, где по-прежнему стояли в заставе полдюжины кагратовых лучников, уже совсем рассвело.

— Что лошадники? — спросил вожак у одного из уруков.

Тот пожал плечами.

— Пока на рожон не лезут… Но какая-то движуха у них там, в лагере, происходит.

— Небось не танцы затеяли… — Каграт, сжимая рукоять скимитара, глухо зарычал. — В атаку готовятся, коневоды вонючие…

Саруман подошел к неглубокой яме, выкопанной в заранее выбранном месте под стеной ущелья, осторожно опустил в неё глиняный горшок, наполненный смесью глицерина и селитряной кислоты. В последний момент он догадался добавить в этот гремучий состав несколько горстей песка, чтобы «масло» не взбаламутилось и не рвануло у него в руках в самую неподходящую минуту.

— Уводи своих, — сказал он Каграту.

— Всех?

— Да.

Вожак засомневался:

— Ущелье останется без охраны. А если лошадники сюда сунутся…

— Я сказал — уводи! — с раздражением бросил Шарки. — Если лошадники сюда сунутся, от них мокрого места не останется, понял?

Каграт приглушенно свистнул и кивком велел своим парням отойти к выходу из ущелья. Из лагеря рохиррим доносилось отдаленное конское ржание, топот копыт, побрякивание оружия. Тонко и азартно пропел боевой рожок. Саруман надеялся, что еще четверть часа «коневоды» повременят с нападением — обрушивать груды камней и известняка на головы ничего не подозревающих дружинников ему совсем не хотелось, он бы предпочел обойтись без глупых и бесполезных жертв.

Надо было поторапливаться. Над ямой подвесили тяжёлый угловатый камень — с таким расчетом, чтобы при падении он угодил прямиком в глиняный горшок и произвел необходимое для взрыва сотрясение. К промасленной веревке, удерживающей камень, привязали другую бечеву, подлиннее и потоньше, по которой следовало пустить пал.

— Огонь доберется до веревки, которая удерживает камень, пережжет её, и камень — оп! — шмякнется прямиком в жидкую смесь. Вот тебе и нужный толчок… — пробормотал Саруман. Он оглянулся на Каграта. — Что такое?

Орк лежал, приложив ухо к земле.

— Лошади… скачут… много…

— Живее! Давай огниво!

Шарки склонился над веревкой, стукнул кресалом по кремню… раз и другой… Искры летели, но огонь не рождался — то ли пучок мха, игравший роль трута, был недостаточно сухой, то ли веревка — не слишком хорошо промасленная, то ли у мага попросту тряслись руки…

— Ну же! — гаркнул Каграт. Схватил кресало и чиркнул им с такой силой, что искры брызнули снопом. Мох вспыхнул, огонь яростно затрещал, струйкой потянулся вверх по веревке…

— Уходим, — прохрипел Шарки, пятясь. Оставалось надеяться, что «лошадники» еще достаточно далеко для того, чтобы не попасть под обвал.

Они с Кагратом рысцой припустили к выходу из ущелья, где их ждали остальные уруки, отбежали подальше, к опушке леса, повалились в траву. Позади стояла тишина, плотная и зловещая, лишь вновь где-то в отдалении звонко подал голос роханский рожок. Прошла секунда, другая… третья… огонь уже должен был добраться до веревки, которая удерживала камень, съесть её… еще мгновение — и…

Ничего не происходило.

Совсем.

Уруки взволнованно заворчали, на чумазом лице Каграта застыло мрачное напряженное ожидание.

Саруман в волнении привскочил. Неужели что-то пошло не так? Но что, что? Огонь погас? Веревка не перегорела? Камень упал мимо горшка? Сила удара явилась недостаточной? «Гремучее масло» оказалось вовсе не гремучим, что?.. Шарки мысленно застонал; он уже готов был обернуться к оркам и сказать, что фейерверка не случится…