— Разве нельзя внешне быть орком, а внутри, ну… все-таки оставаться человеком? — едва слышно пробормотал Гэдж. «Как ты», — хотел он добавить, но все-таки в последний миг удержался.

— Вряд ли это пойдёт тебе на пользу, — Радбуг натянуто усмехнулся. — Любой человек, если он по духу — человек, а не орк, для Крепости инороден, я полагал, ты это уже усвоил… Или ты хочешь всю жизнь быть тут чужаком?

— Нет, я просто…

Под взглядом собеседника он умолк. Радбуг смотрел не то с сочувствием, не то с сожалением:

— Но и там, в том мире, в котором ты жил до Крепости, ты теперь тоже чужак, вот ведь какое дело… Для Замка ты слишком человек, а для тех, кто вне — слишком орк. И избежать выбора тебе не удастся, все равно придётся решиться на что-то одно… и кого-то предать — либо нас, либо тех, твоих… бывших. И никто, кроме тебя, не сумеет рассудить, что из этого будет менее худшим… Хотя бы — для тебя самого.

Гэдж не ответил: из темноты зашелестели торопливые шаги. Из мрака живо выскочил лысый орк — он был довольно приземист для урука, но в то же время по-гномьи кряжист и широкоплеч, — схватил Гэджа за плечо:

— Вот ты где, ш-шучонок. — Он нещадно шепелявил при разговоре — изо рта его с левой стороны высовывался огромный кривой клык, но, был ли именно он причиной шепелявости хозяина, либо сказывалось отсутствие прочих, не столь вызывающе торчащих зубов, оставалось загадкой: — Иди в шемлянку, ш-шиво, тебя Вишгун требует.

— Зачем? — пробормотал Гэдж.

— Пошём я знаю, он шам тебе небошь объяшнит, — орк осклабился. — Ну, топай!

***

Вход в землянку был закрыт грубой, сколоченной из горбыля дверцей. Внутри было душно и сыро, горела коптилка, пахло землей, дымом, горелым маслом, по́том и почему-то — кровью… На дощатой лавке, крытой каким-то тряпьем, Гэдж увидел пленного эльфа — тот лежал, распятый на нарах, нагой по пояс, ноги его были связаны, руки — заведены за голову и веревками, обмотанными вокруг запястий, прикручены к брусьям у изголовья. Вся правая половина его лица представляла собой яркой багровой сизоты синяк, особенно жуткий на бледной, без кровинки, коже — след прилетевшего из темноты увесистого камня. На теле также пестрели синяки, ссадины и кровоподтеки, плечо было покрыто запекшимися алыми струйками, светлые волосы слиплись на размозженном виске неряшливым колтуном…

Гэдж остановился на пороге. В какое-то мгновение ему перехватило горло. Всплыло в памяти темное подземелье, навязчивый запах гнили и мокрого камня, ослизлый череп в большой смрадной луже и восседающая на нем крыса, беспечно чистящая усы…

Ему захотелось немедленно исчезнуть отсюда и никогда больше здесь не появляться. Никогда, никогда.

— Нюхательная соль у тебя есть? — глухо спросил Хэлкар. Он прятался от света коптилки в темном углу, и Гэдж не сразу его заметил. Зато увидел Каграта — тот сидел у грубого деревянного стола в глубине землянки и поигрывал кнутом, скручивая кожаную шлею петлями, заворачивая её замысловатыми узлами так и этак. В какую-то секунду Гэдж подумал, что папаша пьян всмятку, но нет — Каграт был трезв, как стекло, лишь злобная взъерошенность в его облике придавала ему вид мрачный и тоскливо-угрожающий, точно пьянчуге, внезапно обнаружившему, что ему нечем опохмелиться.

— Не знаю, — пробормотал Гэдж. — Надо посмотреть… в сумке.

— Принеси, — велел Хэлкар.

Едва не столкнувшись с шепелявым орком, который скользнул в землянку, держа в руках ковш с тлеющими углями, Гэдж выбрался наружу. Двигаясь, как во сне, нашел свое одеяло и лекарскую сумку, валявшуюся под тем же деревом, где он их и бросил. Вернулся — заставил себя силком переставлять ноги — в душную земляную яму, поставил пузырек с нюхательной солью на стол, стараясь не смотреть ни на назгула, ни по сторонам — только строго прямо перед собой, — и по-прежнему ни о чем не думать…

— Приведи его в чувства, — Хэлкар кивнул в сторону эльфа.

Гэдж с усилием вытянул из пузырька на совесть пригнанную пробку, склонился к пленнику и осторожно поднёс флакончик к его лицу. Эльф вздрогнул и захрипел, открыл глаза; мутный его взгляд задержался на Гэдже — всего на секунду… Он тут же отвернулся и вновь сомкнул веки, точно не желая видеть окружающее в целом и орка в частности, но брезгливость и ненависть, на миг скользнувшие в его взоре, обожгли Гэджа будто раскаленной иголкой.

Хэлкар, видимо, тоже это заметил. Он выступил из своего угла и шагнул ближе — Гэдж почувствовал его приближение по накатившей волне мертвенного холода и сжался, точно испуганный кролик. Взгляд назгула лежал на его затылке неподвижно, как точка прицела.

— Мне… можно уйти? — пролепетал орк, не поднимая головы.

— Оставайся, глоб, — пробурчал из-за стола Каграт. — Тебе это будет полезно.

— Нет, нельзя, — Хэлкар был непреклонен. — Так мы не закончили наш разговор, господин Хеледир, — обратился он к эльфу. Подался вперед, взял Гэджа за плечо и подтолкнул его к пленнику, так, чтобы свет коптилки падал на его лицо. — Знаешь этого парня, а?

Эльф медленно повернул голову и, щуря глаза, искоса взглянул на Гэджа. Но тотчас же опустил веки, точно вид орка причинял ему чисто физическую боль.

— Первый раз вижу, — процедил он устало. — С чего вы взяли, что я должен его знать?

— А он тебя знает, — заметил Хэлкар. — Верно, орк? — он пристально посмотрел на Гэджа.

— Я? Нет. Откуда? — пробормотал Гэдж. Под цепенящим взглядом назгула он задыхался. — Мы… никогда не встречались.

— Да ну?

— Если вы думаете, что мальчишка-орк запросто водит знакомство с эльфами, может быть, спросите его и обо всем остальном? — хрипло спросил эльф. — Он, возможно, знает куда больше меня.

— Знает, — согласился назгул, — только предпочитает прикидываться дурачком и играть в молчанку, так же, как и ты. Какие-то вы оба одинаково предсказуемые… Все готово? — спросил он у шепелявого.

Тот вытащил откуда-то жаровню и теперь возился с ней, раздувая угли, принесенные от костра, на котором орки варили ужин. В ответ на вопрос назгула он поспешно закивал.

— Нам совершенно без разницы, кто из вас согласится посодействовать нам в наших начинаниях, — спокойно заметил Хэлкар. — Но кто-то из вас непременно это сделает — и сегодня же. Право, у меня достаточно дел и в Крепости, чтобы долго тут с вами нянчиться.

Эльф, полуприкрыв глаза, смотрел с презрением.

— Ты зря теряешь время, — голос его звучал едва слышно, но твёрдо.

— Ничуть, — с усмешкой заметил Хэлкар. — Фэа эльфов бессмертно и всегда имеет возможность втелешиться в новое хроа и с триумфом вернуться в мир, но в наших силах сделать расставание твоей души с телом как можно более долгим, тягостным и болезненным, не так ли? А меня всегда интересовало, до каких пределов способна доходить человеческая… а тем более — эльфийская выносливость, и, раз уж подвернулся такой подходящий случай, я готов это незамедлительно проверить. Из чисто отвлеченного интереса, так сказать.

— Господин Хэлкар, вы обещали! — торопливо, с нажимом, даже как будто встревоженно сказал из угла Каграт. Назгул небрежно отмахнулся.

— Я держу свои обещания. Мальчишка не пострадает. Пока. — Он сделал знак шепелявому.

Тот с отвратительной готовновностью засуетился, облизывая серым, будто вареным, языком вкось торчащий изо рта клык. Осторожно, рукой, завернутой в тряпицу, взялся за лежащий на углях прут — длинный, подковообразно изогнутый на конце, раскаленный докрасна.

Гэдж закрыл глаза. Ну да, следовало ожидать, что этим все и закончится… ничего удивительного… Назгулы кого угодно могут схватить за горло в любой момент…

— Ну, — произнес Хэлкар, — кто-нибудь из вас хочет что-нибудь мне сказать? Взмолиться о пощаде, выдать соратников, предать родину, извиниться за оскорбление, наконец? — он секунду-другую помолчал, словно и в самом деле ожидал ответа. Покосился на шепелявого. — Что ж, приступим.

Палач поднял из жаровни чудовищное орудие.